Родовые корни именитого композитора влекут к себе песней, идущей из вечности
ОДНАЖДЫ мы с коллегой спорили до хрипоты. Он говорил, что Игорь Лученок родился в Марьиной Горке. А я не соглашался. Тогда приятель вытащил энциклопедию, где черным по белому было написано: «Лученок Игорь Михайлович, белорусский советский композитор, народный артист БССР и СССР, родился в городе Марьина Горка». Собеседник победно глянул на меня: ну, что? А я, ничего не ответив, пошел в кабинет, взял книгу писателя Владимира Липского «Басанож па зорках», пришел и показал свой веский аргумент. А в нем говорилось, что Игорь Лученок появился на свет божий 6 августа 1938 года в Минске на Червенском тракте (ныне улица Маяковского), в доме 112. Был и снимок дома, который, к сожалению, снесен. И только деревья, свидетели прошлого, еще стоят на том месте, размахивая ветвями, словно хотят что-то рассказать.
Коллегу я убедил. А у самого осталась загадка, на которую не было ответа. Действительно, почему пишут и говорят, что Игорь Михайлович Лученок родился в Марьиной Горке? Причем некоторые по сей день уверены в этом. На волнующий меня вопрос ясный ответ мог дать только сам маэстро. И при одной из встреч я задал его. Композитор хитро посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Через пару дней у меня поездка в Пуховичи, если есть желание, поедем вместе, и по дороге все узнаешь.
Но дорога в Марьину Горку оказалась не прямой, а со значительным отклонением. Мы мчались в сторону Червеня. И Игорь Михайлович объяснял причину изменения маршрута:
— Нам надо посмотреть несколько объектов, которые, я думаю, ответят на твой вопрос. Прежде всего, заедем на хутор Луччо, который основал мой дедушка, а потом в деревню Язовки. Она рядом с хутором. Там родился и рос мой отец Михаил. Там сыграл он свадьбу с красивой и статной учительницей из Бобруйска Александрой Герасимовной Жук, мамой моей. Вот почему место это для меня свято. Кстати, дом родительский, который был срублен дедушкой Лукой, цел и невредим. После войны его разобрали и перевезли из Язовки в Марьину Горку. И для меня очень понятен смысл слов: родительский дом — начало начал.
Композитор вздохнул, замолчал надолго. И только у Дубницкого кладбища, где похоронен дед Лука и где мы вышли из машины, чтобы поклониться его могиле, разговорился:
— Мой дедушка сильным мужиком был. Говорят, поедет лес корчевать, спилит дерево — бревно на себя и тянет из болота. Положит его на телегу, положит второе, а коник ни с места, сдвинуть не может. Подналяжет Лука плечом, руками упрется. И пошла лошадка.
А вообще, деда Попом звали. Он пел в церковном хоре, хорошо знал Библию, пользовался уважением сельчан. Но я его не помню, он умер во время войны, когда мне шел четвертый годик и мы с мамой были далеко-далеко от Язовки.
Постояв еще несколько минут у могилы, двинулись в сторону хутора Луччо. Хутор был недалеко от кладбища, и через несколько минут мы оказались в окружении его обитателей. Они словно ожидали приезда именитого родственника. Посыпались вопросы, расспросы и рассказы. Запомнился такой:
— Михаил, отец Игоря, с детства тянулся к музыке, наловчился даже играть… на пиле. И так играл, что скупой Лука не выдержал, достал деньги и купил сыну скрипку. Михаил стал скоро известным музыкантом в округе, его приглашали на праздники и свадьбы. После одной свадьбы скрипач вернулся домой почти голый и без инструмента. Отец сдержался, не побил сына, но сказал слово, после которого Михаил долго сторонился рюмки…
После того как мы побывали на хуторе Луччо, проехались по деревне Язовке, машина наша направилась в сторону Марьиной Горки, на малую родину композитора. И вот улица Фрунзе, 73 — дом, рубленный дедом и перевезенный сюда отцом. Какая волнующая память!
Открыв зеленую калитку, вошли во двор. Кивнув на палисадник, Игорь Михайлович с грустью сказал:
— Какой цветник здесь раньше был, все цвело, благоухало! Моя мать — по образованию химик-биолог, окончила Белорусский государственный университет до войны и о цветах все знала. Она постоянно участвовала в районных выставках, занимала призовые места. У меня даже фотографии есть, где ее чествуют.
Композитор умолк. А затем тихо сказал:
— А ведь я мало знаю о ней. С отцом откровенничал, а с матерью потолковать времени не было: учеба, концерты, поездки. Вот такие мы сыновья.
— И все-таки вам, Игорь Михайлович, что-то помнится из рассказов матери? — прервал я молчание маэстро.
— Что помнится? — произнес он задумчиво. — Говорила, что после окончания БГУ была направлена в Крупский район, где и познакомилась с моим отцом, артистом и скрипачом Михаилом Лученком из знаменитого в ту пору театра Владимира Голубка. Познакомилась и сказала: «Хватит бродяжничать. Если хочешь моей руки, то поступай на рабфак, учись». И не случайно так говорила, я думаю. Женская интуиция ее не подвела. Побывав на спектаклях театра, она, соизмерив душой и сердцем все то, что видела на сцене, с тем, что творилось в стране, захотела уберечь от беды возлюбленного. А судьба Голубка, я думаю, вам известна. Вскоре его арестовали и расстреляли.
Говорила, что ее хорошо приняли в семье Лученков. Еще бы! Красивая, статная, из хорошего рода, ученая. Свадьбу сыграли в деревне Язовка, на родине отца. Однако молодые жить там не остались, обосновались в Минске на улице Маяковского. Там я родился.
— А мать в Минске работала в школе?
— Некогда было, детей воспитывала: дочь Ларису, меня. Да и война многому помешала. Хорошо, что мы успели уехать из Могилева, куда отца отправили на работу, сели на товарняк и добрались до России. Помню хутор Бакланово и город Сальск, родину Буденного, где мы пробыли до 1946 года. Там все заботы о нас, конечно, легли на плечи матери.
И только тогда, когда мы приехали в июле 1946 года в Марьину Горку, куда отца, врача-железнодорожника, направили на работу, мать, кажется, вздохнула с облегчением. И сразу стала учительствовать, даже была завучем в вечерней школе. Однако недолго мы пробыли вместе. Я учился в музыкальной школе в Минске, отца откомандировали в Жлобин. И сестры Ларисы не было дома. Матушка наша осталась одна. Но она не роптала, а ждала встреч с нами, радовалась и жила ими.
— Игорь Михайлович, а мать рассказывала вам когда-нибудь о своем роде, о дедушке с бабушкой? — поинтересовался я.
— Папа ее, мой дедушка, скончался еще до войны, а бабушки не стало в 1942 году. Я только знаю, что у матери была большая родня: три брата и четыре сестры. Но все они уже умерли и некому рассказать о прошлом. А у матери я не расспрашивал, не хотел ее тревожить, о чем сейчас жалею. А она о многом могла мне рассказать. Я только теперь, причем неожиданно для себя, узнал, что у нее дворянские корни, что она из знатного рода, что у нас именитая ленинградская ветвь Лученков. Были родственники у моей мамы в Бобруйске, Быхове, Рогачеве. Под Рогачевом жила тетя Настя. Отец вывозил меня на лето к ней. Я там здорово отдыхал, собирал грибы, пас свиней, загорал, купался. А потом тетя уехала в Крым, и следы ее потерялись.
И вдруг Игорь Михайлович обратился ко мне:
— Я знаю, ты собираешься в Бобруйск, загляни к людям, которые интересуются родом моей матери, может, у них что-то новенькое появилось.
И он дал мне их адреса.
Перед тем как отправиться в дорогу, основательно проштудировал книгу Владимира Липского «Басанож па зорках» об известном и неизвестном Лученке. И нашел много неизвестного. Особенно об Александре Герасимовне Жук, матери Игоря Михайловича. Оказывается, Жуки — древний дворянский род, который имел свои земли и герб. Первым зарегистрировал семейный герб Ян — воевода Сандомирский. И произошло это, как свидетельствуют летописцы, в 1352 году.
О тех Жуках, от которых мать Игоря Лученка, можно четко сказать: все они были землевладельцами. Например, в списке тех, кто имел наделы в Минской губернии, числится дворянин со Слуцкого уезда Людвиг Александров Жук. В имении Душево у него было более 80 десятин земли, которые приобрел по купчей крепости в 1854-м и 1864 годах. Это прапрадед Александры Герасимовны.
И о дедушке Александры Жук есть сведения. Они в выписке из костела, который подписал ксендз из Слуцка Враченский. В ней говорится, что Игнат родился в 1867 году в семье законных супругов Франца Жука и Эмилии Ивановской, что крестили ребенка дворяне фольварка Душево Адам и Екатерина Ивановские. Дальнейшие сведения о молодом человеке скупы. Известно только: он имел двух дочек и троих сыновей. Один из них, Герасим, и стал отцом Александры.
Вот с этими сведениями я и сошел с поезда на бобруйском вокзале. Меня встретила обаятельный гид Галина Крук, бывший работник культуры, а теперь предпринимательница, которая занимается изучением материнского рода знаменитого композитора. Хотя после знакомства она сразу уточнила:
— В архивах я не копаюсь, собираю только то, что рассказывают родственники Александры Герасимовны или люди, знавшие ее, ее предков.
Кстати, она училась в первой славянской гимназии в Бобруйске, которая и сейчас существует и считается одним из лучших учебных заведений нашего города.
Мы посмотрели с Галиной Ивановной гимназию, поискали место у Центрального парка, где стоял дом и жила семья Герасима Жука. К сожалению, дом снесен и есть только ориентиры, которые известны узкому кругу лиц.
— А почему родственники матери Игоря Лученка, которые жили в Слуцком уезде и имели там земли, перебрались в Бобруйск? — задал я вопрос Галине Ивановне.
— У меня есть предположение, которое не основывается на документах. А без них, что пальцем в небо тыкать. Мне рассказывал, например, Петр Иванович Жук, который занимался своим родовым древом, что все Жуки приехали сюда из Сибири. Они почти целый квартал в Бобруйске занимали. А что их загнало в Сибирь? Есть предположение, что кто-то из Жуков в 1825 году принимал участие в восстании декабристов. Кем он был, рядовой или офицер, не знаю. Но его могли за неблаговидные дела отправить в ссылку. А в 1850 году, когда была амнистия, он стал свободным. Но не разрешили жить по большим городам. И приехал сюда. Не исключено, что и в роду Александры Жук был кто-то из сибирских переселенцев. А может, и повстанцев. Так считает близкий родственник матери композитора Петр Иванович Жук.
Вот это одна загадка, которую надо разгадать. Есть и вторая, но о ней вы сейчас сами услышите.
Сказав так, Галина Ивановна повезла меня в поселок Березина к Евгении Маевской-Лученок. Она поэтесса, издала уже несколько сборников стихов, художница. На лето забывает о городе и едет поближе к природе, к земле и реке. Евгения Петровна поведала нам:
— В 1760 годах приехали сюда Лученки из-под Борисова. Одни поехали в Марьину Горку и ее окрестности, а вторые вот сюда, в Луки, на эту гору, что над Березиной. Эта гора была никем не занята. И здесь они основали свой хутор. К Лученку присоединился Луканский с Ковалевским. И они трое основали поселение, взяв основанием для названия первые буквы своих фамилий. Знаете, их всех звали братьями, настолько они были дружны. Помогали друг другу, вместе все делали. Кстати, в 1826 году они построили церковь в Луках, пригласили калмыков и те возвели ее без единого гвоздя.
— Скажите, а какие родственные связи есть между вашими Лученками и теми? Вот вы сказали: одни поехали туда, другие — сюда.
— Папа говорил, что это наши Лученки. И мама подтверждала слова отца. Мол, Игорь Михайлович так похож на моего супруга! Такие же с хитринкой глаза!
— А по поводу Жуков что вы можете сказать?
— Они отдыхали у нас в Луках каждое лето. А ко всему папина родная сестра Ольга Лаврентьевна Лученок вышла замуж за Василия Анисимовича Жука, который потом стал генералом. В Питере остался сейчас только сын Васин, Василий Васильевич.
И Евгения Петровна показала фотографию генерала. Мы с Галиной Ивановной ахнули: да это же вылитый Лученок. И нос, и подбородок, и брови, даже морщинки те же. Тут, как говорится, сомненья прочь…
А затем мой гид повела меня на Луковскую гору. Здесь Березина делает резкий изгиб, образовав на противоположной стороне полуостров. Смотришь на реку, на луга, что раскинулись внизу, — красотища неописуемая!
— И вот на этом полуострове имели свою землю дедушка Игнат и отец Александры Герасим, — продолжила свой рассказ Галина Ивановна. — Герасим посадил сад. Видите, пара яблонек еще виднеется. Огород большой имел, рыбу ловил, дом прекрасный построил из дубов да сосен, с окнами на березовую рощицу, на реку и сад.
— А что еще известно о Герасиме, кто была его жена?
— Анна Хроменкова. Познакомился с ней Герасим в соседнем Рогачеве. Жила она на хуторе у Днепра и жила не бедно: отец имел землю, ветряную мельницу. Хорошая пара была, работящая, имеющая достаток.
Но грянул 1917 год. И с нажитым надо было прощаться. Герасим Жук все отдал новой власти и поехал, от беды подальше, с женой к брату Максиму, который жил в Ленинграде и имел дом у самого Исаакиевского собора. Но долго там не пробыл (не выдержал), новым пристанищем своим выбрал Гомель. Там он работал охранником. И внезапно умер в 1933 году. Анна пережила его всего на девять лет.
Вот так было разрушено семейное гнездо на этом полуострове, в Кривом Круку, — вздохнула Галина Ивановна. — Носила судьба обитателей его по белу свету — могилок не отыскать. Лежит Герасим в Гомеле, Анна — под Пуховичами, сын Георгий в войну пал смертью храбрых под Житомиром, сын Константин трагически погиб в Ленинграде. Сын Филипп и его жена гнали колхозное стадо во время войны в тыл, но их перехватили немцы и вместе с коровами погнали в Германию. Оттуда он не вернулся. И с дочерьми Герасима аналогичная история. Неспроста Игорь Михайлович написал песню «Унесенные ветром». Действительно, унесенными ветрами оказались его родственники по материнской линии. Жестоко обошлась с ними судьба.
Я слушал Галину Ивановну, сопереживал и думал: исследователям родового древа Игоря Лученка, сегодняшним и завтрашним, есть над чем работать. Много темных пятен, много неизученного. Встречи в Бобруйске показали это.
А еще мне стало понятно, почему знаменитый композитор, который написал столько прекрасных песен, выделяет одну, считая ее любимой.
Ад прадзедаў спакон вякоў
Мне засталася спадчына,
Паміж сваіх і чужакоў
Яна мне ласкай матчынай.
Наследие, родовые корни... Они о многом говорят, волнуют и влекут какими-то необъяснимыми флюидами, песней, идущей из вечности.
Евгений КАЗЮКИН
