– Геннадий Иосифович, эксперты утверждают, что скоро России не будет хватать добываемых углеводородов, так как за годы реформ геологоразведка не проводилась в должной мере…
– Это зависит от того, сколько мы будем добывать. Если в тех объемах, которые есть сегодня (в прошлом году, например, добыли 491 млн тонн), то даже тех запасов, которые есть, хватит минимум на двадцать лет. Это если совсем не заниматься приростом запасов. Но не заниматься этим нельзя.
Кроме того, надо помнить, что даже в самых лучших месторождениях 50 процентов нефти остается в пластах. Существует термин «коэффициент извлечения нефти», или КИН. Он вообще во всем мире не очень велик. У нас сегодня этот КИН равен примерно 0,29–0,3, то есть мы и третьей части запасов не извлекаем. Коэффициент падал начиная с 1980-х годов в силу целого ряда причин.
В то же время у американцев этот коэффициент повысился с 0,3 до 0,4 и есть тенденция к дальнейшему повышению. Если мы будем применять в отрасли все новые методы, то нам хватит нефти на достаточно длительный срок. Что такое повысить КИН на одну сотую – с 0,29 до 0,3? Это равносильно открытию такого крупного месторождения, как Федоровское или Самотлор. А если повысить КИН до 0,4 (то, что мы имели в советское время) – это, конечно, будет серьезным подспорьем государству.
– Что сегодня представляет собой отечественная геологоразведка?
– Многие геологические организации пришли в упадок, некоторые вообще прекратили существование. В советское время мы бурили разведочных скважин только по России около 7 миллионов метров. А в прошлом году пробурили всего 840 тысяч метров. Да, сегодня у нас есть сейсморазведка, есть космические снимки, аэрофотосъемка и прочее. Но все равно – узнать характеристики пласта и нефти можно только тогда, когда пробуришь скважину.
Недавно академик Алексей Конторович говорил на совещании в Госдуме, что если сегодня в Восточной Сибири потребуется создать новые буровые бригады, то, думается, и трех полноценных не наберем. А раньше в одной Тюменской области этих бригад было несколько десятков. Поэтому и открыли так много месторождений. В Восточной Сибири есть ресурсы, но чтобы их перевести в запасы, нужны поиск, разведка, бурение.
Несколько лет назад Госдума приняла глубоко ошибочные поправки в Налоговый кодекс, которые отменяли налог на воспроизводство минерально-сырьевой базы. Раньше с каждой тонны добытой нефти часть средств отчислялась на проведение геолого-разведочных работ. Это положение отменили. А госбюджет на эти цели выделяет мало.
Коллеги рассказали мне, что если в Западной Сибири на прирост запасов одной тонны нефти требуется потратить примерно 2 доллара, то на Талаканском месторождении в Якутии – уже 6–7 долларов. Дальний Восток, наверное, еще больше потребует, а на шельфе и подавно все расходы на порядок выше. Поэтому нужны совершенно иные объемы капитальных вложений в геологию, нужно заниматься возрождением геологических коллективов, нужны налоговые преференции.
– Насколько необходим нефтегазовой отрасли свой нацпроект?
– Мы считаем, что освоению нефтегазовых месторождений Восточной Сибири и Дальнего Востока должен быть придан статус национального проекта. Это включает в себя не только выделение денег и налоговых преференций. Главное – продумать систему управления.
В советское время был Госплан. Я считаю, что при освоении Западной Сибири он сыграл исключительно важную роль как координатор всех усилий. Ведь на освоение этого региона были брошены силы всего Союза. Москва, к примеру, строила Нижневартовск, Ленинград строил Новый Уренгой. И белорусы, кстати, принимали очень активное участие. Да, это было решение директивных органов, но его готовил Госплан, он же и за исполнением следил. Более того, впервые в истории социалистического планирования проблема освоения Западносибирского нефтегазового комплекса в народно-хозяйственном плане была выделена отдельной строкой.
Сегодня, конечно, таких институтов нет. Но для освоения Восточной Сибири нужен какой-либо орган, который бы управлял и направлял. То, что сегодня делается, – это очень мало, к тому же усилия разрознены. К примеру, мы строим могучий трубопровод Восточная Сибирь – Тихий океан, но не занимаемся обеспечением его наполнения.
– Нужны ли отрасли новые законы?
– У нас нет главного определяющего документа – закона о нефти. Мы – страна, которая добывает больше всех в мире «черного золота», где конкурент нам – только Саудовская Аравия, но не имеем такого определяющего документа. В то время как любая другая нефтедобывающая страна такой закон давно приняла.
Недавно Комитет по энергетике Госдумы РФ проводил специальный «круглый стол», посвященный законодательному обеспечению развития нефтегазового комплекса. Я там назвал более десятка законов, которые необходимы отрасли. Это законы о нефти, о попутном нефтяном газе, о работе на месторождениях трудно извлекаемых запасов, закон о трубопроводном транспорте и т.д.
Нам нужен также закон об энергетических балансах. Мы, к сожалению, давно не занимались составлением такого сводного баланса и теперь четко не знаем, чего, сколько и где нам нужно. Хорош или плох был Госплан, но главным методом его планирования был балансовый метод. Тот метод, за который наш соотечественник Василий Леонтьев получил Нобелевскую премию.
– Что нужно, чтобы наши компании меньше экспортировали сырой нефти и в самой России производили высококачественные нефтепродукты?
– Наша нефтепереработка не выдерживает никакой критики. За последние тридцать лет мы в России не построили ни одного нового завода. Последние заводы – кстати, наиболее современные – были возведены в Беларуси. Сегодня у нас совершенно нерациональная схема нефтепереработки. Из-за большой потребности в мазуте применяется мазутная схема. В связи с этим светлых нефтепродуктов у нас получается очень мало.
Когда спрашивают, почему у нас бензин стоит дороже, чем в Америке, я всегда говорю – из одной тонны нефти американцы добывают 420 литров бензина, а мы – 140, ровно в три раза меньше. Правда, мы получаем еще дизельное топливо, но глубина переработки на наших заводах все равно не превышает 71 процента. В то же время в Европе достаточно предприятий, где глубина переработки достигает 85 процентов, а в Америке – 95 и даже 97 процентов.
Кроме того, у нас не развиты вторичные процессы, например гидрокрекинг, каталитический крекинг и др. Поэтому и глубина переработки низкая, и качество топлива не соответствует ни Евро-3, ни Евро-4. Это очень большая проблема.
Сегодня любая крупная нефтяная компания может начать строительство своего завода, так же как и начать геолого-разведочные работы, только за счет прибыли. А объем ее не так велик, как кажется. У нас была раньше в налоговом кодексе инвестиционная льгота. То есть если ты тратил деньги на какие-то инвестиции, связанные с новыми месторождениями, с внедрением новых технологий, то эти затраты вычитались из налогооблагаемой базы. И это было выгодно организациям. Эту льготу отменили, поэтому единственный источник для всех этих видов работ – чистая прибыль.
– Правильно ли, что белорусы поехали за нефтью в Венесуэлу, а не к нам?
– Конечно, это их право. Но если рассуждать логически, они должны были поехать к нам. У белорусов есть технологии, есть опыт, накопленный в Западной Сибири. Их участие уменьшило бы затраты наших российских организаций и в то же время увеличило объем добываемой нефти на территории России. Я знаю, что власти республики готовы вкладывать определенные деньги в поиск и разведку.
Полагаю, требуется лишь политическое решение руководства наших стран.
