«Нет такого греха, который превозмогал бы милосердие Божие», — повторяет подопечным отец Олег Шульгин, настоятель православного прихода домовой церкви Великомученицы Анастасии Узорешительницы, расположенной в минской исправительной колонии № 1. Но чтобы быть прощенным Господом, а душе преступившего закон попасть в Царствие Небесное, необходимо искреннее, глубокое покаяние. И еще надо принять наказание как справедливое возмездие за содеянное зло.Работа с заключенными традиционно входит в круг духовного и социального окормления Церкви. Сегодня внешняя атрибутика имеет несколько иной вид, например, в том же приходе храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», к которому приписана церковь и где идет основное служение отца Олега, есть даже интернет–сайт для общения с прихожанами и на нем постоянная рубрика под говорящим названием «Тюремная церковь». Но суть происходящего неизменна: спасать души грешников, наставлять на путь истинный заблудших.
— Отец Олег, в дореволюционные времена практически все арестанты были хотя бы номинально верующими. Что движет сегодняшними заключенными, когда они ищут встреч со священником?
— Вспомним «Преступление и наказание» Достоевского. Там в эпилоге описывается, как герой романа ходил в церковь, но не чувствовал ничего, так как существовала обязанность для всех ходить в церковь. Но когда он сделал какое–то усилие над собой и узнал благодать Божью, только тогда по–настоящему начал преображаться. Наказание идет в первую очередь не от государства, настоящее наказание — муки совести.
Когда по поручению Владыки Филарета наш настоятель отец Игорь в 1988 году впервые посетил на Пасху заключенных, он был потрясен их интересом и тягой к Церкви. Помочь перевести порывы души во что–то осознанное, и прежде всего в осознанное решение изменить свою греховную жизнь, — наша общая цель.
— И вы сразу верите в искренность благих намерений?
— Я все–таки был воспитан на произведениях классической литературы. Та же книга «Преступление и наказание» до сих пор является любимым произведением. Когда отец Игорь предложил работать с заключенными, сразу решил: это и есть мое дело. Тогда, конечно, в сознании стоял образ Раскольникова, в каждом заключенном я видел его и думал, каким образом могу послужить Богу так, чтобы этот человек тоже пришел к покаянию и исправлению своей жизни.
— Нет ли вероятности, что для кого–то Господь Бог стоит в одном ряду с надрывно–слезливыми стенаниями о «маме родной, старушке», прочей тюремной сентиментальщиной, ничего общего не имеющей с настоящей духовной работой?
— Есть. И то, что у заключенного огромнейший крест на груди, совсем не значит, что у него такая же вера. Поэтому с самого начала мы ставили задачу научить искренней молитве, искреннему общению с Богом. И если поначалу раздавали крестики всем желающим, то потом, когда увидели, что крестик становится объектом купли–продажи, точнее, натурального обмена (товар–крестик на товар — чай, сигареты), какой–то разменной монетой в отношениях, перестали «выдавать» христианский символ по первому требованию. Крестик вручался только тому, кто постоянно присутствовал на занятиях и молитве. Причем молитвы у нас стали длиться не 1 — 2 минуты, а 15 минут, затем полчаса, а с течением времени и больше.
Кроме молитвы, обязательны занятия, на которых мы излагаем основные понятия веры и стараемся их применить к настоящему состоянию этих людей. Помогаем им искать ответ на вопрос: что мне дает вера в условиях заключения?Мы пытаемся преподавать плоды не только наших раздумий, но стараемся, чтобы пришедшие на занятия рассказывали и о своей жизни, делились и своим опытом. У многих попавших в заключение появляется растерянность. И для них церковь — именно то место, где они находят смысл жизни. Каждая наша беседа подводит к выводу: смысл жизни можно найти в любом месте и к Богу можно обратиться везде.
Господь всех нас создал для жизни вечной, просто кто–то в свое время оступился, пошел по скользкой дорожке, как говорят в народе. И надо помочь ему сойти с нее, перейти на праведный путь. Если пастух имеет сто овец и одна где–то заблудится, то он оставит 99 незаблудших и пойдет искать заблудшую. Возьмет ее на плечи и принесет обратно, и будет радоваться о заблудшей овце, которую спас, больше, чем о 99 незаблудших. Вот я и говорю: Господь радуется о вашем возвращении к Нему больше, чем о других, незаблудших.
— Какой возраст ваших прихожан?
— Очень печально, что преступность у нас молодеет, а значит, и в церкви много молодежи до 30 лет.
— Как восприняла новшества администрация?
— Поначалу — настороженно. Смотрела, к чему все приведет. И ко мне присматривались. Это естественно. Потом увидели, что правонарушений внутри колонии стало меньше. Был сделан вывод: именно Церковь могла тому способствовать. После чего настороженность, изучение сменились на благожелательность и поддержку.
— Видимо, заключенные вас также испытывали на доверие?
— Конечно. Они задавали разные, на их взгляд, каверзные, хотя на деле довольно стандартные, вопросы. Например, не состою ли я тайно в оперативном отделе или органах госбезопасности; хранят ли свято священники тайну Исповеди или могут в трудных случаях раскрыть ее; как Церковь относится к так называемым низшим категориям заключенных и т.д. Приходилось все объяснять. Причем люди должны видеть и чувствовать, что я не отрабатываю с ними свой заработок (которого, к слову, нет), а искренне желаю помочь. Ведь заключенные обладают психологическими навыками в большей степени, чем мы на свободе.
— Доводилось ли иметь дело со смертниками?
— Нет, приговоренные к исключительной мере наказания — забота главного тюремного священника. Но он сам к ним не может попасть, только по заявлению осужденного. И их свидание ограничено одним разом. Для того же, чтобы подготовить к Причастию, священник пишет подробное письмо, передает молитвослов и указывает, какие молитвы необходимо прочитать, литературу для подготовки к Исповеди, где рассказывается о грехах, в которых нужно исповедаться. Когда человек готов к встрече, отец Василий приходит — исповедует, причащает. И, возможно, эти люди попадают в Царствие Небесное. Поскольку смертная казнь смывает грехи, если преступник исповедуется и добровольно принимает ее как плату за содеянное. Подобно разбойнику, который находился справа от Господа и сказал, обращаясь ко второму разбойнику, слева от Господа: «Мы здесь страдаем справедливо, а вот Тот, Кто между нами, Тот страдает безвинно». Или возьмем Оптину Пустынь, известный монастырь. Его основатель Макарий Опта — бывший разбойник. Покаяние человека, осознание того, что он страдает за содеянное, послужило оправданием перед Богом.
— Выходит, Церковь не против смертной казни?
— Церковь относится к ней как к неизбежному злу на данном этапе общественного развития. За многие грехи во времена Ветхого Завета человек приговаривался к смертной казни. Но Церковь свидетельствует о том, что жизнь дарована человеку Богом. И если человек отнимает жизнь, дарованную Богом, то тому должны быть очень веские основания. И вот уже здесь — место для общественной дискуссии: являются ли вескими теперешние основания для смертной казни или нет.
У нас есть тюрьма, где отбывают наказание люди, ранее приговоренные к исключительной мере наказания, но потом в порядке кассации получившие пожизненное заключение. И насколько я знаю, некоторые пишут слезные письма в прокуратуру, чтобы им... вернули смертную казнь. Ведь Иуде Искариотскому оказалось легче повеситься, чем жить с муками совести. Раз существуют такие преступления, которые люди не могут простить, существует и смертная казнь. И так будет, пока общество не поймет, что гораздо больше пользы, если грешники станут жить в тюремной камере до конца своих дней и испытывать муки совести.
— Как вы считаете, тюрьма исправляет?
— Многих исправляет. Калечит тюрьма тогда, когда у человека нет желания исправиться и он просто идет путем окончательного грехопадения.
— Наверное, вам часто приходится слышать жалобы на несправедливость осуждения?
— Мы объясняем: если кого–то осудили несправедливо по приговору, то, возможно, за ним есть такие грехи, которые не включены в Уголовный кодекс, но являются тяжкими грехами перед Богом. Иногда нужно наедине с собой посмотреть правде в глаза, и тогда многое прояснится.
— То есть, по–вашему, совершенно невиновных в тюрьме нет?
— Господь каждого из нас спасает одному Ему ведомыми способами. И каждому стоит задуматься: как промысел Божий проявляется в моей ситуации?
— Скажите, вам не было вначале страшно? Все–таки не в детский сад шли, а к заключенным?
— Страшно? Пожалуй, так не скажешь. Но, знаете, и сейчас, когда захожу на территорию колонии, чувствую, что там даже воздух другой... Там другая жизнь... Но тоже жизнь. Помните, на известной картине художника–передвижника Николая Ярошенко изображен арестантский вагон, люди, высовываясь из его окон, кормят с рук голубей. Картина называется «Всюду жизнь». Так вот, когда я иду на очередную встречу с заключенными, вспоминаю эту картину и думаю: некоторые проводят в камере свои лучшие годы. И наша задача, священников, мирян, которые посещают места лишения свободы, состоит в том, чтобы показать: этот этап важно пройти так, чтобы усвоить полученный урок и измениться, возродиться. Жизнь бывает разной, но в любой ситуации нужно оставаться человеком.
Фото Артура ПРУПАСА, "СБ".
