Я хорошо помню тот день, когда в интернете появилось сообщение о смерти Аркадия Эскина. Позвонил знакомому журналисту, тот тускло подтвердил: «Да, правда». «Как же так, мы весной были на его концерте! Маэстро великолепно играл! Ну, возраст, понятно, но жару ведь давал!» — «Болел сильно. Нам с тобой повезло, что он решился на выступление». Нам всем повезло, что в Беларуси творил музыкант такого уровня. Родившийся в 1939 году в Харькове, он прошел длинный творческой путь. Школьником подрабатывал в ресторанной группе, в молодости набирался опыта в украинских, российских и грузинских коллективах (оркестр под управлением Леонида Утесова, ансамбль «Чанги» Гюли Чохели), и белорусский период — «Тоника», Виктор Вуячич, «Песняры», Государственный концертный оркестр Беларуси, трио Эскина, «Классик–джаз–бэнд».
В 2004–м джазовому пианисту, композитору, аранжировщику, педагогу Аркадию Борисовичу Эскину исполнилось 65. 12 августа 2006–го мастера не стало. О музыканте вспоминают его коллеги и ученик.
Бывший музыкант ВИА «Песняры» Борис Бернштейн любезно предоставил нам для публикации отрывок из своей интернет–книги «Боря Бернштейн — гость из Минска», в которой он рассказал и о своем друге:
«Где бы мы с ним ни находились в процессе гастролей, его всегда и в первую очередь интересовало то, что происходит в семье, в доме на улице Матусевича. Как жена, как девочки? Интерес этот усиливался по мере географического отдаления от семьи и постоянно проявлялся в бесконечных телефонных звонках и непрекращающихся поисках подарков, покупаемых с огромной любовью к этим дорогим для него людям.
Алик, как называли его родные, стал потихоньку открываться для меня все глубже и глубже, поражая своей непохожестью, непредсказуемостью, темпераментом — необычайной человеческой яркостью. Познать его настоящую глубину казалось невозможным, а вот прикоснуться — было радостью и наслаждением. Если и есть в мире прирожденные АРТИСТЫ с большой буквы, то им и был в полной мере Аркадий Эскин!
С ним бывало нелегко, иногда просто невыносимо, но всегда–всегда очень и очень интересно. Меня также сильно поражала дремавшая в нем пружина, готовая резко расправиться в нужный момент и в нужном месте. И именно в тяжелых жизненных ситуациях он проявлял себя как человек, на которого можно было положиться целиком и полностью, зная его поразительную способность придумывать во всем нестандартные решения.
В оригинальности же подхода к людям разных стран и национальностей ему не было равных. Убивая в Японии свое свободное время, я увлекся переговорами и заказами по факсу дефицитных у нас тогда товаров — хваленой японской техники. Заработки наши были вполне достаточными, чтобы позволить сделать приятное и себе, и своим родным. Мой смешной английский тоже оказался вполне достаточным, чтобы вести эти «весьма важные» деловые переговоры по факсу с человеком по имени Имамури–сан, давно занимающимся бизнесом с постоянно циркулирующими по Японии советскими артистами. Так я и получил в награду от Алика прозвище Пал–Секамыч, точно характеризующее мое тогдашнее увлечение.
Мы иногда даже пугались этой непривычной для нас японской щедрости, слабо разбираясь в тонкостях японского бизнеса. Мистер–сан шел на немыслимые уступки в ценах, и мы с Аликом, наконец, решили его отблагодарить. Идея была чисто эскинская. Вытащив из кармана замусоленные и неработающие наручные часы с цепочкой, найденные, вероятно, просто на улице, он попросил меня отослать их нашему японскому партнеру со словами:
«Уважаемый Имамури–сан! От всей души и в знак благодарности за наше замечательное сотрудничество посылаю Вам в подарок часы — антиквариат, доставшийся мне от моей бабушки. XVIII век, кажется. Пусть они напоминают Вам о нашей дружбе!» Восхищенный этим поступком японский ушлый бизнесмен сделал в ответ нам еще более громадные скидки на покупки, а также прислал турбозажигалку, всю в золоте и великолепного качества.
Владимир Ткаченко, музыкант Национального академического концертного оркестра Беларуси: «Есть люди, которые недооценивают вклад Алика в белорусскую музыку и забывают о том, в какие годы он начинал и какая судьба ему досталась. Если он не пионер, то — комсомолец советского джаза, тех времен, когда эту музыку разрешили и больше запрещать не стали. Глядя из наших дней, трудно себе представить, что за дорога ему выпала, со всеми ее поворотами и ухабами. И взлетами! Люди моего поколения должны помнить великолепный ансамбль «Тоника» — один из лучших джазовых коллективов Союза в 70–е. В той музыке, что исполняла группа, процентов на 60 все зависело от инструменталиста, от умения импровизировать. И Эскин — пример в этом смысле, на концертах он давал волю полету мысли, воображения, вдохновения. Алик разбирался и в современных течениях, где многое шло от аранжировок, но на выступлениях доверялся только своему чутью! Не обязательно идти в ногу со временем, найти себя — вот что главнее. Я его называю «солнечный человек». Все начинали улыбаться, когда он появлялся — светлый, теплый, яркий, сеющий доброту, создающий радостную атмосферу, жизнелюбивый. Наш учитель».
Роман Козырев, музыкант Белорусского государственного ансамбля «Песняры»: «Эскин входил в один из золотых составов «Песняров», что говорит о том, какого уровня это был исполнитель: Мулявин абы кого к себе не приглашал. При нем композиции ансамбля наполнились импровизационной легкостью, джаз–фолком, арт–насыщенностью какой–то. Влияние и его, и Бориса Бернштейна, и Владимира Ткаченко на творчество коллектива тогда было очень велико.
Я не берусь сказать за весь мир, но в масштабах Беларуси Аркадий Борисович, несомненно, великий музыкант. В университете культуре он был моим педагогом — я учился по специальности «Эстрадное фортепиано». Его манеру преподавания я бы назвал «непосредственное общение». Он делился тем, что к нему пришло с опытом, а не от нот: понятно, что их и так нужно было изучать. Не объяснял очевидные факты, не говорил о ладах и гармониях с видом умудренного профессионала. Замечания у него всегда были очень тонкими, житейскими, основанными на эмоциях. Абсолютно не пафосный, не чопорный. При возникновении споров между студентами и преподавателями частенько занимал нашу позицию, открыто не вступая в конфликт с коллегами. Он доверял нам, принимал сторону творчества. Не ломал людей, не навязывал им свое мнение, а что–то мягко советовал, к каждому находил свой подход».
