Не узнаю вас в гриме
30.05.2014 15:34:36
Как из простой девушки сделать настоящую Аиду? Или так. Как из обычного человека сделать кота? Ответить на эти вопросы корреспонденту «Знаменки» помогла гример Национального академического Большого театра оперы и балета Валентина Штепа.
Рецепты перевоплощения
Когда с утра спешишь на работу, не то что накраситься не успеваешь – радуешься тому, что люди на улице не пугаются. Но сегодня все иначе. Я захожу в самую настоящую гримерку и сажусь в кресло для артистов. Передо мной – большое зеркало. А на нем – крыса. Нарисованная. «Я родилась в год Крысы, и это мне подарок от внучки Полины. Ей скоро девять лет», – улыбается Валентина.
На столе на самом видном месте дожидается своего часа коробка театрального грима, сделанного по «старинным советским рецептам». Он пастообразный. Есть еще сухой, похожий на тени. В металлической коробочке лежат кисточки разных форм и размеров. «Это старый пенал, в котором еще мой папа хранил мелкие инструменты, – показывает Валентина Петровна на реликвию. – Все, что дома не нужно (баночки-скляночки), приносится на работу и приспосабливается для хранения мелочей: ваты, шпилек и т. д.».
По бокам разложены локоны в бигуди, парики на деревянных «головах».
– Это будут ресницы. Я сама их делаю, – кивает гример в сторону прядки длиной в 25 сантиметров. – На этой плитке греются металлические щипцы. Сейчас вы вряд ли где-нибудь такие найдете. Ими лишь в театрах пользуются. Они очень долго держат завивку. Раньше люди их применяли для причесок, но мы – только для париков.
Довольно разговоров – время перевоплощаться.
Кто сказал «мяу»
Мой первый образ – кошечка из балета Чайковского «Спящая красавица». Обычно гример сначала накладывает тон на лицо, а потом надевает парик, но в этот раз мы немного меняем последовательность: с кошачьей прической лучше видно, что из меня лепить. Сначала невидимками туго закалываем волосы и надеваем светлые кудри с ушками.
– Ой-ой-ой!
– Да, бывает и больно. А балерины каждый день такое испытывают. Если не прическа, так парик.
Начинаем рисовать лицо. Валентина берет «клеющий карандаш» телесного цвета и начинает активно намазывать губку. На лоб, что ли, клеить собирается?
– Это такой жирный тональный крем, который используют только в театрах, – проясняет ситуацию мастер. – Любая кожа, даже самая красивая и молодая, на сцене при свете приобретает сероватый оттенок. Грим, в отличие от обычного макияжа, должен быть ярким, чтобы хорошо смотреться из зала. Чем больше аудитория, тем ярче и утрированнее грим.
Я с каждой секундой становлюсь все краше и краше. Брови, румянец, зеленые глаза, усы – мордочка постепенно прорисовывается. Валентина берет в руки флакончик лака для ногтей и намазывает накладные ресницы. «Не пугайтесь, это специальный клей. Просто баночка очень удобная».
Пока Валентина работает, я пристаю к ней с расспросами. Выясняется, что в театр ее привела любовь:
– Мы с мужем из Твери. В этом городе вместе учились в музыкальном училище. Супруг уже оканчивал хоровое отделение, а я только год проучилась на хоровом дирижировании, когда ему предложили работу в Минске. «Валюша, такие дела, если хочешь, давай поедем в Минск», – сказал он мне. И мы поехали. Это был 1970 год. Мне 22. Я сначала думала, что снова поступлю на дирижера, но потом попала сюда в гримерный цех и стала учиться профессии у старых мастеров. Рада, что попала в Минск. Мне нравится моя работа. Красивое место, прекрасная музыка. Выпускаются новые спектакли – я в этом участвую, езжу на гастроли, посмотрела много стран: Китай, Южная Корея, Сирия, Египет, Франция, Германия, Кипр, Голландия… У меня муж и сейчас поет здесь в хоре. Он часто ко мне заходит, например во время антракта. Как видите, до сих пор не надоели друг другу.
А между тем грим почти готов. Завершающий штрих – розовый нос. «Можно уже сказать «мяу», – разрешает Валентина.
Темная сторона
Настал черед превращаться в дочь эфиопского царя Аиду. Убираем остатки былой «котячести» и надеваем на меня черный парик.
– И как мне брюнеткой?
– С гримом будет очень неплохо, – обещает мастер. – Мы по молодости с коллегами примеряли парики, чтобы узнать, какой цвет волос больше всего подходит.
Маскируем бледность моей кожи, несвойственную жителям африканских стран. Надвигаем прядки волос поближе к щекам, чтобы не получился из меня «черный Бим белое ухо».
Валентина берет сухую темно-коричневую краску и от души пудрит мне щеки, скулы, лоб, нос и подбородок. Пока в голове моей звучат строки «а нечистым трубочистам стыд и срам», я неотвратимо превращалась в эфиопа.
– Интересно, в каком-нибудь африканском балете артисты себе выбеливают лицо, когда, например, «Лебединое озеро» ставят?
– Нет, танцуют как есть. Только тон обязательно кладут.
Подводим ярко глаза, не жалея ни черного, ни зеленого. Для румян смешиваем несколько цветов.
– Я сейчас вам немножко бровки подниму, – произносит гример, закрашивая то, что у меня было, и рисуя по-новой. – Чтобы глазки были ярче, наносим под бровь сначала белую, а потом багряную краску – цвет бакан.
А что, классная из меня Аида получается!
Не забываем наложить на губы немножечко бакана – и вуаля! Любуюсь на себя в зеркало и понимаю, что мне так никогда не загореть.
Настал час разоблачаться. Радостно снимаю колючий парик. Боюсь представить, как с такой конструкцией на голове можно провести несколько часов, да еще и петь красиво. Валентина вручает мне влажные салфетки, вату и молочко для снятия макияжа:
– А раньше грим удалялся вазелином и одеколоном.
Смываю, смываю, а краска на лице все не кончается. В итоге от последних следов «загара» удается избавиться только перед сном.
Такая вот стойкая красота.
Елена ТАЛАЛАЕВА, «ЗН», фото Виталия ГИЛЯ