Племя рыбаков и охотников славится не только рассказами о необыкновенных приключениях, но и веселыми розыгрышами, сердиться и обижаться на которые, по их понятиям, даже грешно. Хотя встречаются среди этих людей и такие, кто самую безобидную подначку воспринимает как кровное оскорбление.
Как-то встретился нам с братом Дмитрием, живущим в Харькове, на берегу большого озера, рядом с его домом, рыбак, возвращающийся с рыбной ловли. Дима легонько толкнул меня локтем в бок и тихо произнес: «Послушай, что сейчас будет!» — и обратился к путнику:
— Здравствуй, Аркадий! Как у тебя улов сегодня? Познакомься с моим младшим братом! Он из Беларуси приехал, тоже рыбак немного!
— А пошел бы ты к черту со своим братом и со всей твоей родней! Ты мой враг! И разговаривать с тобой я не желаю! – с яростью выпалил Аркадий и стремительно прошагал мимо.
— Чего это он так? – спросил я смеющегося Диму.
— Два года назад, в самый канун женского дня, сидел я с удочкой над лункой на этом озере в числе десятка других рыбаков. Клева почти не было, и часа за два вытащил только одного судачка граммов на 800. Другим повезло меньше, и они стали потихоньку сворачиваться и уходить домой. Один из них, мой приятель Николай, проходя мимо с пучком пушистых вербовых веточек, положил три прутика возле меня и говорит: «На вот, своей жене на 8 Марта подаришь!» И ушел.
А вот этот Аркадий всегда приходит на озеро почти к обеду. Но прежде чем выйти на лед, долго наблюдает с бугра в небольшую подзорную трубу за каждым из рыбаков. Потом бурит лунки рядом с самым удачливым, нравится это тому или нет.
Ну, в общем, сижу, рыбачу и вдруг слышу, кто-то из мужиков говорит: «Во, опять Аркашка на бугор взгромоздился!»
Я посмотрел назад — точно стоит, своей трубой по озеру водит. Беру своего уже мертвого и застывшего судака, насаживаю на крючок так, чтобы Аркадий не видел, и опускаю его в лунку. Затем имитирую подсечку, вытаскиваю на лед будто бы сопротивляющегося, приподнимаюсь над своим сундучком и вроде кладу судака туда. И таким манером повторяю эту процедуру несколько раз. Смотрю — прет Аркашка ко мне по глубокому снегу, и не по тропе вовсе. А я спрятал судака в ящик, спустил блесну в лунку и, когда он подошел почти вплотную, сделал вид, что подсекаю, но неудачно и рыбина сорвалась.
— Фу ты, черт! – деланно возмущаюсь я. – Одна поклевка была за целый день – и та неудачная! Наверное, буду домой собираться! Еще один раз закину, и хватит на сегодня.
Беру веточку вербы, отщипываю одну пушистую сережку, надеваю на крючок и опускаю леску под лед.
— Брось трепаться! Ты думаешь я не видел, сколько ты судаков в свой сундук спрятал? Даже крышка уже не закрывается! На че ловишь?
— На блесну. Ты же сам видел.
— Опять врешь! На сережки ты ловишь вербовые! Я же видел, как ты сережку на крючок насаживал!
— Ладно! Твоя взяла! – говорю. – Только никому не говори об этом. Я сам неделю назад узнал, что на вербовые сережки даже судаки и караси ловятся крупные…
— Дай мне одну веточку, я тебя пивом потом угощу.
— Ну, это само собой разумеется! Хотя мой секрет большего стоит! Но веточку я тебе не дам! Самому на завтра нужно! Вон, видишь, лозняк какой пышный под берегом, метров двести отсюда? Ты мужик молодой, резвый, мигом смотаешься туда и обратно!
Поставил Аркадий свой сундучок возле меня и полез по сугробам к прибрежной лозе. А мужики спрашивают меня:
— Куда это Аркашка помчался?
— За почками вербовыми. Я ему сказал, что на них здорово рыба ловится.
Хохотали все несколько минут.
Через пару дней Аркадий опять встретился на озере.
Спрашиваю его: когда, мол, пиво пить пойдем? А он даже багровый сделался от ярости. Шипит: «Я бы тебя не пивом угостил, а морду хорошенько начистил!»
С той поры он уже не смотрит с бугра в свою подзорную трубу. И лунки бурит подальше от других рыбаков. Чтобы подначек не слышать. Сначала просто не здоровался со мной, а когда узнал о том, что я дохлого судака из лунки взад-вперед таскал, вообще возненавидел.
