Один остроумец сказал, что город — это не асфальтированные джунгли, а человеческий зоопарк. Что ж, на неудобства существования в мегаполисе жаловались еще древние греки... Но человеку свойственно вживаться в любую среду обитания, превращать ее в свой личный миф. И город начинает вести с нами диалог — не с вершин пирамид, небоскребов и пафосных памятников, а на языке изящных фонтанов, мощеных двориков, бронзовых и каменных фигурок...Обрастают городской скульптурой и белорусские города. Причем заметно, что первое умиление ею, такой уютной, человечной, антипафосной, потихоньку проходит... Начинается период оценки.
О городской скульптуре я, ваш обозреватель Людмила РУБЛЕВСКАЯ, говорила с самыми что ни на есть профессионалами: известными скульптором Светланой ГОРБУНОВОЙ и искусствоведом Натальей ШАРАНГОВИЧ.
Л.Рублевская: По–моему, у нас не совсем еще понимают, что такое городская скульптура. Это соразмерное масштабам человека изображение, не несущее идеологической нагрузки, часть городской среды... Памятник Фрунзе или Дзержинскому — это по другому разряду. И когда появилась у нас настоящая городская скульптура, это вызвало даже возмущение. Для чего это? Зачем на ступенях Комаровского рынка сидит бронзовая торговка семечками? Теперь горожане ощутили вкус к такой скульптуре. Бронзовые лошадки работы того же Жбанова возле Ратуши полюбились всем. Свадьбы возле них фотографируются... А специалисты недовольны. Говорят о киче, о том, что такая скульптура не развивает художественный вкус горожан... С другой стороны, иногда скульптура, которая вначале вызывала насмешки, со временем приобретает в глазах потомков историческую ценность.
С.Горбунова: Роль памятника всегда была присуща скульптуре. А XX век эту традицию разрушил — сначала в западном обществе, а потом и у нас скульптура перестала обязательно выражать какие–то большие, глобальные идеи, быть символом власти.
Н.Шарангович: Изменился сам горожанин. Сегодня это — человек, разговаривающий по мобильному телефону, который идет, смотря себе под ноги. Мы же не гуляем по городу, мы бежим. Всегда опаздываем. И чтобы человек что–то заметил из окружающей среды, надо, чтобы он буквально об это споткнулся, удивился чему–то сюрреалистическому, ироничному... Например, скульптуре «Прикуривающего» Владимира Жбанова. А мой знакомый гродненский скульптор сказал, что хочет поставить памятник городской крысе.
С.Горбунова: Но я категорически против карикатур в городе. Против всевозможных «Парильщиков»... Скульптур, в которых нарушены пропорции. Мы ценим самодеятельность, но это должно быть хотя бы со вкусом.
Н.Шарангович: У нас существует монументальный совет при Министерстве культуры. Создан специально, чтобы отслеживать профессионализм устанавливаемых памятников. Не с идеологической точки зрения, а с художественной. Его председатель, скульптор Иван Миско, уже не один год выступает за то, что монументальный совет должен контролировать и городскую парковую скульптуру.
Л.Рублевская: Это мы, по–моему, уже проходили... Опять контроль? Опять нужно доказывать право на существование «бесполезных пустяков», которые и делают город живым?
Н.Шарангович: Сегодня любой городской совет может принять решение установить памятник на любую тематику — бобру, волку, огурцу, букве... Сейчас собираются устанавливать памятник бульбе.
Л.Рублевская: Вот и замечательно. Пусть устанавливают.
Н.Шарангович: Конечно, размеры таких памятников обычно небольшие, ставятся они за свои средства... Но все же те, кто их заказывает, особенно в провинции, обычно не слишком разбираются в высоком искусстве.
Л.Рублевская: Видела фотографии необычных городских скульптур в Европе... Акула, которая «врезалась» в черепичную крышу дома, канализационная решетка, за которую снизу держатся чьи–то руки... Город вступает с человеком в диалог, предлагает игру... А если такое показать упомянутому монументальному совету?
Н.Шарангович: Ну, наверное, вряд ли это было бы однозначно одобрено.
С.Горбунова: Все равно профессионализм должен присутствовать. Иначе это будет смешно. Над нами начнет хохотать весь мир.
Л.Рублевская: Брюссельцы сделали символом города писающего мальчика и не боятся, что весь мир улыбается, глядя на него. Но вряд ли эта идея даже до воплощения прошла бы наш монументальный совет.
Н.Шарангович: Может быть, экспертизу возьмет на себя не совет, а какая–нибудь комиссия при союзе художников?
Л.Рублевская: А разве некоторые монументальные памятники прежней эпохи, которые проходили все профессиональные инстанции в процессе создания, не вызывают сегодня иронии?
С.Горбунова: Идея может быть прекрасной... Но один ее может осуществить, а другой — нет. Нужно уметь и эмоционально это подать, когда пластика совпадает с внутренним настроем. Иначе, как говорится, по устному — пять, по письменному — два. Может быть, просто чуть–чуть не так фигура сидит... Но искусство держится на этом «чуть–чуть». Поэтому городскую скульптуру должны оценивать эксперты.
Л.Рублевская: Конечно, варианты бывают... Например, сообщество старых краковян. Оно как бы не имеет официальной власти, но мнение этих старожилов настолько весомо, что может создать определенный имидж любому проекту и повлиять на его судьбу. Но сколько у нас минчан в пятом, десятом поколении? А иной вариант с профессионалами от искусства не будет ли просто очередным вариантом цензуры? Уже ведь наступали на эти грабли. Уже пытались долго и мучительно избавиться от «синдрома Сикейроса», доказать право на существование в городе камерной, иронической, лирической, абсурдной скульптуры и росписи.
С.Горбунова: Конечно, запрещать все и всем нельзя. Но я за то, чтобы не наставили «всего и много» по своему усмотрению...
Л.Рублевская: Ну а почему бы и не ставить? Что, у нас перебор со скульптурой? Ну и пусть что–то потом придется убрать, потому что горожанам оно не понравится. Как раз общественное мнение и сыграет роль монументального совета. А как у нас с граффити воевали! А я бы отдала под граффити все эти унылые бетонные заборы и стены гаражей...
Н.Шарангович: Нам не хватает концептуальной скульптуры. Когда Костя Селиханов поставил шестиметровую металлическую «Волну», люди тоже не понимали, что это, зачем. Теперь стоит она возле салона итальянской плитки и прекрасно воспринимается. Недавно на улице Аэродромной тот же Селиханов поставил в качестве подарка городу «улитку» из стеклопластика. И тоже люди ее полюбили. Может, стоило эти скульптуры поставить где–то в центре? Ведь в нашем городе все такое мраморно–гранитное, с патиной, с традицией... А иногда среди этих традиций должен прозвучать какой–то взрыв. Может, что–то из яркого пластика.
Л.Рублевская: Конечно, концептуальная скульптура тоже нужна. Но зачем лошадок обижать? И, кроме того, поставь что–то типа Генри Мура в центре Минска, как отреагируют горожане?
Н.Шарангович: Пожалуй, они не готовы это воспринимать. Нужно время... Пока они приняли мужчину с сигаретой, девочку с зонтиком в Михайловском сквере, фотографа возле «Комаровки». Это знакомо, осязаемо.
С.Горбунова: Но экспериментировать надо. Этим мы будем воспитывать вкус. Чтобы научить человека воспринимать искусство, должны возникнуть культурный слой, среда. А то, что делает в нашем городе Жбанов, давным–давно делалось во всем мире. Это уже не ново. Просто он стал делать это у нас первый.
Л.Рублевская: Ну вот пусть и заполняет нишу.
С.Горбунова: Недавно молодые художники поставили в Гомеле скульптуры в детском парке: огромные яблоки, ярко раскрашенные. Издалека кажется — настоящие. Это тоже городская скульптура. А хуже нет, когда памятники в городе делает недоученный человек. Когда нет синтеза архитектуры и скульптуры. Пример — «карликовый Дроздович» в Троицком предместье. Хотя скульптура сама по себе неплохая.
Н.Шарангович: У нашей городской скульптуры есть одна большая проблема: ее делают, как станковую, только больших масштабов. А станковая скульптура и скульптура в городской среде — это разные жанры, хотя пластика может быть похожей. И еще: у нас проводятся пленэры городской скульптуры, много интересных работ... И куда потом они пропадают? Неудивительно, что наши мастера осуществляют свои идеи за границей. У Слободчикова была интересная идея — скульптура–лодка. Можно было поставить ее, например, над Свислочью. Не нашлось спонсора. И теперь он поставил эту скульптуру где–то в Китае.
С.Горбунова: И Финский поставил своего «Саксофониста» в Китае. А могли бы найти деньги и поставить здесь.
Л.Рублевская: Помню, скульптор Михаил Иньков представил на конкурс парковой скульптуры «цмока» — дракона, который, по легенде, водился в Свислочи. То есть, по логике, возле Свислочи его и надо было установить. Но теперь «цмок» вместе с другими конкурсными работами где–то в парке на окраине. А ведь очень много зависит от того, где скульптура стоит, какие мифы вокруг нее возникают.
Н.Шарангович: Когда в Волковыске появился памятник волку — достаточно реалистическая скульптура, то ее полюбили все слои населения. В том числе так называемый уголовный элемент. Говорят, к волку приходят «начинающие»: «Ты — волк, я — волк».
Л.Рублевская: Скульптура часто начинает жить собственной жизнью, независимо даже от того, что вкладывал в нее автор. Мальчик–ангел на «острове слез» — это же символ скорби... А теперь к нему косяком идут свадьбы. Каждая невеста должна подержаться за определенную часть его тела — в зависимости от того, мальчика она хочет или девочку. О трагедии никто не думает, наоборот. Аура скорби исчезла.
С.Горбунова: Скульпторов у нас хватает... Но как убедить власти дать им работу? Сегодня говорят о том, чтобы сносить памятники советской эпохи... Я против. У нас не так много памятников, чтобы что–то сносить. Просто должно появиться больше других памятников.
Л.Рублевская: Недавно видела документальный фильм о двух центрах Европы. Как известно, на наличие такового претендуют многие страны. Один, гипотетический, расположен на территории Литвы, другой — совсем рядом, в белорусской глубинке. В Литве, в их «центре Европы», сделали парк ландшафтной скульптуры. У белорусов там водружена выкрашенная красным геодезическая гайка...
Н.Шарангович: Да, нужно перенять традицию европейцев — везде, где можно, украшать свою территорию, ставить что–то интересное. Тогда и появится «культурный слой».
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
