Не надо сразу обижаться

Подслушивать, конечно, нехорошо. Но эту молодую, прилично одетую красивую блондинку не подслушать было нельзя...

«Я теперь боюсь идти домой. Он позвонил и наорал на меня, кричал, что я безрукая, неуклюжая, ни на что не годная и что он вообще не понимает, зачем со мной живет…»


Подслушивать, конечно, нехорошо. Но эту молодую, прилично одетую красивую блондинку не подслушать было нельзя. Она разговаривала по мобильнику в магазине, в очереди в кассу, совершенно не таясь и, кажется, даже не заботясь о том, что ее слышат посторонние.


«Представляешь?! И все из­за какой­то железяки, к тому же застрахованной. Машина ему дороже наших отношений!.. Нет, он реально орал на меня…»


Женщину было жалко. Действительно, подумал я, из­за куска застрахованной железяки кричать на жену так, чтобы она боялась возвращаться домой, это как­то слишком.


«Я не знаю, что там. Я даже не заметила, где я ее цокнула. Она стояла в гараже, он рядом свою ставил и увидел…»


Ну, тут пришлось присмотреться. Ухоженные руки, длинные накрашенные ногти, огромный дизайнерский перстень, модный телефон последней модели, шубка из натурального меха. Он ее явно балует!


В корзине для покупок йогурт, творожок, виноград, зелень. И она – себя – тоже.


«Увидел и звонит, орет. Там делов­то! Всего­то вызвать гаишника…»


Не знаю, что ей отвечали на другом конце. Но будь я ее собеседником, я бы ей перевел то, что на самом деле сказал муж. Я б ей сказал: «Да он тебя любит! Он вкалывает как проклятый, чтобы у тебя были и шубка, и авто, и этот телефон. Ему не жалко машину. Ему жаль времени, которого и так не хватает, но которое приходится тратить, чтобы «всего­то» вызвать гаишника, разобраться со страховой компанией, отогнать машину на сервис, забрать... Этот его крик – это крик о помощи. Очевидно, тебе стоило бы больше внимания уделять ему и дому. Как­то так постараться, чтобы ему как можно меньше времени приходилось тратить на то, что можешь сделать сама. Уж если в рот положили, то хоть проглоти!»


Подошла моя очередь. Я расплатился и вышел в начинавшийся снег. У соседнего подъезда мать тащила домой рыдающего, орущего, цепляющегося поочередно за сугроб, за куст, за скамейку пацана лет трех­четырех. Ему еще хотелось гулять. У матери же наверняка были какие­то важные дела дома. Может, ее ждали там другие дети, больной старенький папа. Она не объясняла ничего малому сыну, она лишь рычала: «Домой, я сказала!» Да если бы и объясняла, он бы ее не понял.


Но взрослые­то должны понимать друг друга. Слышать за словами, иногда обидными, иногда невозможными, истинный смысл.


Хотя я вполне допускаю, что мужик хотел сказать именно то, что сказал.


Мечислав ДМУХОВСКИЙ.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter