Для тех, кто хотя бы шапочно знаком с достижениями современной медицины в борьбе с онкологическими заболеваниями, Сергей Красный не нуждается в представлении. Но если вам повезло обойти стороной тему рака, знакомьтесь: у нас в гостях профессор, академик НАН, лауреат Государственной премии Республики Беларусь в области науки, врач, выполнивший более трех тысяч операций повышенной категории сложности онкологическим пациентам.
Таких не берут в офицеры
О том, что родившийся в семье потомственных военных мальчик Сережа пренебрежет званием офицера в пользу профессии врача, никто в те годы и помыслить не мог. Никто, кроме его бабушки Ольги Гавриловны.— Она была человеком удивительной судьбы с даром предвидения, — вспоминает Сергей Анатольевич. — И когда я учился в старших классах, заявила мне прямо в глаза: «Из тебя офицера не получится! Ты слишком добрый». Что тут скажешь — бабушка знала толк в офицерах: ветеран войны, всю жизнь провела в военных городках, ее муж, зять и дети тоже были военнослужащими. Она же и определила мою дальнейшую судьбу, порекомендовав идти в медицину. Авторитет Ольги Гавриловны в нашей семье был настолько велик, что я сразу принял решение учиться на врача, которое для остальных моих близких стало настоящим горем: как так, предал военную династию!
К слову, сегодня, много лет спустя после тех событий, Сергей Анатольевич очень даже понимает те разочарование и грусть родителей, дядей, тетушек. Ведь по воле судьбы он сам оказался на их месте: двое старших детей наотрез отказались пойти по стопам отца и посвятить жизнь медицине. Потому что видели, как папа в 1990-е работал сутками напролет. Как по ночам, едва успев забыться тревожным сном в крохотной комнатке общежития, подскакивал по звонку из больницы и мчался к пациенту, у которого начались осложнения и требовалась экстренная операция. Как семья с трудом могла прокормиться на зарплату врача…
Теперь вся надежда отца — на младшую дочку, еще школьницу, победительницу городских олимпиад по химии.
— Очень хочется передать по наследству свой опыт, свои знания, все то, что я умею, к чему шел с таким трудом, — признается профессор.
Знак судьбы
— Со своим будущим местом работы — тогда еще институтом онкологии и медицинской радиологии — я познакомился во времена студенческого отряда: в Боровлянах возводились новые корпуса, а мы, молодежь, принимали участие в благоустройстве территории, — вспоминает Сергей Красный. — Помню свои первые впечатления: как же это далеко от Минска, в каком-то дремучем лесу! Грандиозное по масштабам учреждение, внушающее страх. Сейчас, конечно, все изменилось до неузнаваемости. Не стыдно за территорию, оснащенные корпуса, кабинеты и палаты ни перед пациентами, ни перед студентами, которые приходят на практику. Позитивное восприятие окружающего пространства очень важно и для тех, кто здесь лечится, и для тех, кто лечит. Я знаю, о чем говорю, потому что застал то время, в начале 1990-х, когда диагностика рака была в столь плачевном состоянии, что пациенты приходили к врачу только тогда, когда нащупывали у себя опухоль. Как правило, это уже были третья и четвертая стадии злокачественных новообразований, которые с большим трудом поддавались лечению и в большинстве случаев в короткий срок приводили к летальному исходу. Лекарств тогда почти никаких не было, рак лечили облучением и хирургией. Выздоравливало не больше 20 % пациентов. Откуда тогда мы, врачи, черпали оптимизм — для меня по сей день остается загадкой. Что уж говорить о пациентах и их родственниках…— И все же вы рискнули с головой окунуться в темную на то время область медицины — онкологию?
— По большому счету, это вышло случайно. На втором курсе института мой преподаватель по урологии Скобеюс Изаокас Андреевич позвал меня в науку и увлек этой специальностью, за что я ему безмерно благодарен. Решил попробовать, тем более что научная сфера давно меня интересовала. Потом попал в экспериментальную группу к другому своему учителю, академику Савченко Николаю Евсеевичу, в то время министру здравоохранения БССР. Он обучал нас два года. И надо сказать, что все ребята из той группы добились выдающихся результатов. Кроме того, было еще одно обстоятельство, сыгравшее важную роль в моем окончательном выборе: от злокачественной опухоли умерла моя бабушка, которая за шесть лет до этого предрекла мне будущее медика. И я подумал, что это знак: нужно пробовать всеми силами помочь таким пациентам.
Предмет отдельной гордости
— Как вам удается подбирать нужные слова для людей, которые видят в вас свою последнюю надежду?
— Не скрою, поначалу было очень тяжело. Еще тяжелее — сообщать пациенту и его родственникам, когда медицина бессильна помочь. Врачи — живые люди, мы тоже порой не можем сдержать слез, у нас тоже опускаются руки, особенно когда долгое время лечишь больного, надеешься, как и он, на благоприятный исход, но кто-то Там, Наверху, решает иначе, и организм прооперированного просто не справляется с нагрузкой. Это страшно, это тяжело всегда. Но я не открою для вас Америку, если скажу, что со временем человек ко всему привыкает и учится жить в смирении перед неизбежным. Сейчас я уже точно знаю, что должны услышать от врача пациент и его близкие. Знаю, как важно людям, столкнувшимся с таким испытанием, проводить как можно больше времени вместе. Как важно сказать главные слова, чтобы потом не корить себя — самый любимый близкий человек ушел, а я так и не успел во многом ему признаться.
Четверть века назад мы даже представить себе не могли, как далеко шагнет наука.
— А что, хороший вариант! Если, не дай бог, меня уволят, на помощь придет сразу несколько рабочих специальностей, которые я освоил еще в студенчестве. Но если серьезно, послать все подальше мне мешает то, что моя работа дает хорошие результаты. Четверть века назад я и представить себе не мог, как далеко шагнет наука, ведь в те времена нередко даже больным с третьей стадией отказывали в лечении. А сегодня пятилетняя выживаемость после удаления злокачественной опухоли выше 60 %. По многим видам рака (среди них — рак эндометрия, рак предстательной железы) этот показатель и вовсе стремится к 100 %. Мы перешли к эндоскопической и малоинвазивной хирургии, когда при операциях минимизированы область вмешательства в организм и степень травмирования тканей. Когда рак выявляется на поздней стадии, проводим сочетанные и комбинированные операции с резекцией всех пораженных органов и структур. Выполняются и симультанные операции — то есть на двух органах одновременно: к примеру, удаляется опухоль и проводится шунтирование сосудов сердца.
Предмет отдельной гордости — реконструктивно-восстановительные операции после удаления мочевого пузыря, когда создается искусственный аналог из кишечника. Пятилетняя выживаемость у таких больных увеличилась в 2—2,5 раза! На сегодня по всей стране создано уже более 2000 искусственных мочевых пузырей. Кроме того, мы обучили такой технологии наших коллег из стран СНГ, даже немецкие врачи приезжали к нам, чтобы перенять этот опыт. У себя на родине они немножко модифицировали метод, и одна из операций получила название «Минск—Кельн—пауч». Подытоживая эту тему, скажу, что, согласно данным международного статистического центра Globocan, в Беларуси смертность от рака мочевого пузыря одна из самых низких в мире: 1,5 случая на 100 тысяч населения. По этому показателю мы уступаем только Финляндии и Южной Корее. Это грандиозный результат, такого у нас не было ни по одной из локализаций злокачественных опухолей.
Тандем врача и пациента
— Давайте предоставим слово не только ученому, но и простому человеку. Как расслабляется после трудовых будней Сергей Красный? Часто общаетесь с друзьями? Или лучший отдых — семейный?— Отключать мобильный телефон удается крайне редко, поэтому отдых у меня чаще всего несколько условный. Конечно, люблю проводить время с семьей, заниматься обустройством загородного дома. Что касается друзей, у меня довольно узкий круг по-настоящему близких товарищей. Например, Сергей Владимирович Абламейко, наш выдающийся ученый-математик, академик НАН. Мы живем рядом, так что все началось с добрососедства. Друг юности, вместе с которым прошли через многое, — Сергей Львович Поляков, директор нашего РНПЦ.
— Под занавес нашей беседы задам совсем неоригинальный вопрос, ответ на который тем не менее хотят знать все. Когда наконец рак перестанет быть особо опасным смертельным заболеванием?
— Конечно, не так быстро, как хотелось бы нам, ученым, а тем более — пациентам, но мы движемся в эту сторону. Больше всего шансов победить рак, если он обнаружен на начальных стадиях. Поэтому возлагаем особые надежды на скрининговые программы. В настоящее время, к примеру, в РНПЦ идет проект по скринингу рака легкого у курильщиков. Применяется низкодозная компьютерная томография, позволяющая уменьшить рентгеновскую нагрузку. Она выполняется раз в год тем, кто курит больше пачки сигарет в день на протяжении более 15 лет. Кроме того, в стране уже внедрены скрининговые программы по раку предстательной железы, раку толстой кишки, раку молочной железы и раку шейки матки, благодаря чему удается спасти жизни десятков тысяч пациентов.
Научно-исследовательский проект по изучению эффективности применения химиоиммунотерапии с использованием вакцины «Еленаген» начат в апреле 2020 года и сейчас продолжается. К слову, при трижды негативном раке молочной железы четвертой стадии получен уникальный результат: после добавления в схему лечения этой вакцины у всех пациенток отмечена полная или частичная регрессия первичной опухоли и метастазов в легких, печени, лимфоузлах и костях. В случае выполнения радикальной операции в удаленном материале живых опухолевых клеток не обнаружено.
Так что процесс идет, есть результаты. И результаты обнадеживающие. Но чтобы рак перешел в разряд хронических заболеваний, с которыми можно жить до глубокой старости, необходима, кроме научных достижений, еще и сознательность пациентов. Грамотное отношение к своему организму, регулярные осмотры у врача, здоровый образ жизни. Только в случае создания такого тандема мы заставим рак пятиться назад.
Сегодня пятилетняя выживаемость после удаления злокачественной опухоли выше 60 %, а по многим видам рака этот показатель и вовсе стремится к 100 %.
БЛИЦОПРОС
— Любимые фильмы?
— Классика советского кинематографа. Комедии Рязанова, Гайдая, Данелии. «Мимино» не устану пересматривать никогда.
— Любимая книга?
— Настольной нет. Читаю очень много и обязательно каждый день. Нравятся Фредрик Бакман, Арчибалд Кронин, Дэн Браун, Атул Гаванде и многие другие. Недавно перечитал Жюля Верна — совсем другое восприятие, чем в детстве.
— Любимое блюдо?
— До недавнего времени — голубцы. Уж очень вкусно их готовит жена. Но сейчас в фаворитах — тартар и стейк Rare (последствия тесной дружбы с французскими коллегами).
— Вредные привычки?
— Не так безоговорочно следую ЗОЖ, как о нем говорю. Но не курю (бросил в 6 лет, получив серьезный нагоняй от родителей) и не злоупотребляю. Веду очень подвижный образ жизни. Стараюсь правильно питаться, однако от сладкого отказаться не могу.
— Больше всего радует в работе…
— Каждая спасенная жизнь пациента.
— Ученый, профессор, академик — верующий человек?
— Да. Как ни странно это прозвучит. Я не сразу пришел к пониманию Бога. Но есть в жизни вещи, которые иначе, как Божьим промыслом, не объяснишь. К тому же в профессии врача-онколога без веры не обойтись. Даже когда целиком и полностью доверяешь науке.
СОРОКОНОЖКА И СИМВОЛ УДАЧИ
У каждого врача есть своя история о том, как он спас жизнь совершенно безнадежному пациенту. Учитывая, что только по созданию искусственного мочевого пузыря Сергей Красный провел порядка 500 операций, у него таких примеров наверняка наберется на трехтомник. Одним из них профессор поделился с нами:
— Был случай на заре моей профессиональной карьеры, который особенно врезался в память. Может, потому что едва не стоил мне карьеры.
Лет 20 назад поступил к нам в отделение еще совсем молодой мужчина с запущенной стадией рака мочевого пузыря. Истекает кровью, гемоглобин 60 граммов на литр. При этом почти отказывают почки, задавленные огромной опухолью. Необходима срочная операция. Тогда в таком состоянии пациента категорически не разрешалось проводить пластику мочевого пузыря. А мы, команда хирургов-онкологов, прекрасно понимали, что, если даже вырежем опухоль, все равно обречем больного на смерть в течение года. Мужчине — не больше 40 лет, понимаете? И вот ночью, пользуясь тем, что заведующий отделением Олег Григорьевич Суконко (который впоследствии стал директором РНПЦ) был дома, мы рискнули сделать пациенту пластику мочевого пузыря. Когда руководство узнало об этом, наш дружный коллектив ночных смельчаков-новаторов получил по полной программе. К тому же после операции, как на грех, у мужчины началось осложнение: рана открылась, пришлось все заново зашивать. Следом стали срастаться между собой кишки, было принято решение провести еще одну операцию по поводу кишечной непроходимости. А потом еще две. Но… пациент выжил всем прогнозам назло! У него восстановилось здоровье, заработал искусственный мочевой пузырь, не было рецидива рака. Он до сих пор регулярно наблюдается в РНПЦ. Первые годы любил хвастать своим огромным шрамом на животе, который по виду напоминал сороконожку. Я не единожды предлагал ему избавиться от нее при помощи пластической хирургии, но он каждый раз отнекивался, говорил, что это его символ удачи. И знаете, я его понимаю.
