Национальные особенности информационной войны

Между тем бессистемный подход к информационному обмену в обществе, устаревшие догмы советского периода приводят к бесполезным, схоластическим препирательствам и таким же административным решениям. Например, термин «информационная безопасность» в российских нормативных актах представляет собой прямой перевод американского термина information security, что правильнее было бы читать как «защита информации». Информационная безопасность все же является частью государственной безопасности в более широком смысле. Но дело сделано.
В концепции информационной безопасности прежде всего надо разграничить информационные процессы по существу, определиться с терминами и понятиями, обозначить цели и критерии прогресса, которые мы пытаемся достичь. Иначе любой разговор на эту тему теряет смысл. Более того, схоластика, подменяя суть проблемы, порождает застой и серийные ошибки, представляя уже этим информационную опасность.
Термин и житейская практика
Понятие безопасности следует понятию опасности. Выясняя, что такое информационная опасность, можно определить информационную безопасность как комплекс мер против опасности. В российском же законодательстве она означает сегодня лишь защиту информации от несанкционированного доступа и не отражает проблему информационной безопасности в общем смысле.
Вполне очевидным является то, что информация должна обладать теми свойствами, на которые рассчитывает ее потребитель. Иначе она не воспринимается как информация, становится не информацией, а своим антиподом – дезинформацией, бесполезным массивом знаков и слов, инструментом психологического влияния, интриги. Как видим, антипод информационной безопасности имеет свой понятийный ряд, причем с негативным смыслом.
Рассматривая в терминологическом сочетании смысл слов «информационная» и «безопасность», легко заметить, что речь идет в общем-то о потребителе, адресате информации, о его особенностях и, в  итоге, его информационной состоятельности воспринимать и обрабатывать информацию. Потребитель информации соответственно своему статусу должен быть системно защищен от дезинформации, владеть информационными технологиями и так далее. То есть быть подготовленным. Это касается и общества в целом, и государственных институтов власти, и специалистов всех уровней, будь то журналист, политик или ученый-политолог, и частных коммерческих предприятий.
Более того, профессиональные заблуждения или недобросовестность ученого, политика и журналиста, корыстные интересы в преднамеренном искажении информации также входят в понятие опасности. А в специфических случаях незащищенность от дезинформации усиливает ее разрушительное влияние.
Наверное, одним из факторов информационной безопасности надо считать устойчивость общества к воздействию опасной информации или дезинформации. Общество с хорошо развитыми информационными службами, СМИ и общественной наукой менее подвержено стороннему информационному влиянию, дезинформации, чем общество, испытывающее информационный голод и догматический застой. Власть первой проигрывает так называемые информационные войны, а за нею все общество.
Таким образом, информационную безопасность как часть государственной безопасности более точно можно определить термином «информационная состоятельность власти» (ИСВ), чему, собственно, и посвящена эта заметка. Информационная состоятельность власти терминологически отражает современные процессы взаимного информационного обмена и влияния на более высоком уровне компетентности, чем термин «информационная безопасность». Рассматривая проблему структурно, мы неминуемо придем к тому, что власть полностью ответственна за информационную обстановку в стране и состояние всех информационных институтов, то есть за безопасность государства.
Кто владеет информацией…
Достаточно наглядно проблемы информационной безопасности государства отражаются в трех областях. Это разведка и контрразведка, пропаганда и контрпропаганда, массовая информация и управление ею. Кроме того, есть еще такие области информации, как наука и образование, искусство и технологии, и т.д. Для упрощения темы коснемся только первых трех.
Сразу оговоримся, что широко применяемые понятия информационного поля, информационного пространства являются не конкретными и используются только в политической риторике. Что же касается информационных технологий, то их разнообразие подразумевается в каждой из названных областей. Причем объекты и субъекты информационных технологий в государственной политике всегда четко подразделяются на своих и чужих. Это важно потому, что речь идет о направленности общественно значимой информации, то есть об информационной опасности или безопасности.
Стратегическая разведка и контрразведка относятся к интеллектуальной сфере деятельности. Не зря в западных языках она получила название  от латинского корня intelligens – знающий, обладающий информацией. В силу невежества популистов всех мастей в нынешней России разведка и контрразведка отнесены к так называемым силовым, «позорящим демократию» институтам. Глупо!
Деятельность разведки и контрразведки направлена на то, чтобы наши государства – Россия и Беларусь – обладали информационным превосходством над конкурентами. Иначе невозможно проводить инициативную, успешную внешнюю политику, строить надежную систему военной безопасности, конкурировать на мировом рынке.
Каждому государственному внешнеполитическому акту предшествует глубокая информационная подготовка, проработка проблемы, по которой принимается решение. Поэтому эффективность предпринимаемых политических шагов будет зависеть и от того, насколько власть компетентна в данных, предоставленных ей для успешной работы. В этой области ИСВ характеризует организационную способность власти по информационному обеспечению своей деятельности с помощью разведки и контрразведки.
Засекречивание текущей информации – это необходимый шаг чаще временного порядка. Рано или поздно скрываемые под грифом секретности данные могут быть смоделированы аналитиками на основе обработки объективной, открытой информации, а информационные модели могут быть использованы против держателя секретов так, как будто секретов и не было. То есть возможно моделирование чужой тайны без вскрытия сейфов – было бы достаточно средств и времени.
Государственный институт пропаганды и контрпропаганды существует в каждой стране. Без такого контроля жизнеспособность власти сомнительна, так как между властью и населением могут возникать опасные противоречия, которые немедленно используются не только оппозицией, но и зарубежными спецслужбами, политическими спекулянтами.
Ярким негативным примером в этой области служит пропаганда неких «общечеловеческих ценностей». Внутри России защита «общечеловеческих ценностей», их показная абсолютизация была воспринята как новый путь жертвенности России на алтаре мировой цивилизации, что обернулось не в нашу пользу, а в жизни страны мало что улучшилось в этом плане.
Президент США Рональд Рейган назвал СССР «империей зла», а в СМИ при попустительстве власти идеологические активисты реформ принялись аргументировать слова Рейгана конъюнктурным видением трагических событий советской истории, призывали «раздавить красную гадину», то есть, по сути, призывали к новым репрессиям и гражданским конфликтам. Ценности нации власть реформаторов отодвинула на второй план, подменила смутной идеей европеизации и сама оказалась антигосударственной, став враждебной по отношению к народу как носителю вековых национальных традиций. Россия в оценках реформаторской власти была объявлена нецивилизованной, отсталой страной. Это нагнетало в массовое сознание комплекс неполноценности, убогого прозябания и склонность к бунту. Бунтовали…
К сожалению, наша власть в то время оказалась информационно несостоятельной перед напором не нашей «цивилизованной» пропаганды и контрпропаганды. Похоже, для политиков ельцинского посева Россия до сих пор остается просто страной «дураков и плохих дорог», где «можно делать большие деньги». Где «имидж – ничто, деньги – все». В результате таких «откровений» депрессивные настроения в обществе обострились, между властью и населением появился идейно-политический разрыв в форме «отсутствия общенациональной объединяющей идеи».
Поскольку мы затрагиваем проблему ИСВ в тесной связи с массовой информацией, а не сугубо специальной, то здесь стоит поговорить об отношении к населению общественного мнения в лице СМИ.
Свобода слова в принципе и есть право населения на качественную информацию в СМИ, а не  их безответственная вольница. Конечно, можно считать, что СМИ – это бизнес, но он такой же ответственный за душевное здоровье нации, как продовольственный бизнес –  за ее физическое здоровье. Ответственность самой власти за здоровье страны неоспорима.
Пребывая в качестве орудия избирательных политтехнологий, СМИ утрачивают функцию общественного мнения, теряют роль средства объективной информации и превращают информацию в свой антипод, то есть в дезинформацию, развязную политическую интригу. И конфликты в медиакомпаниях назревают не между собственниками, а между общественным предназначением и коммерческой сутью компаний. Свобода слова на принципах коммерции не реализуется.
Благодаря елейному западничеству значительной части наших СМИ население России становится информационно зависимым от Запада. Через такие СМИ массово навязывается образ жизни, попкультура «цивилизованных» стран. Своя культура деградирует, обычаи предков становятся чужеродными. Подобного состояния общественного мнения внутри государства не может быть, если оно не распадается.
В принципе не важно, будем ли мы говорить об информационной безопасности государства или информационной состоятельности власти. В конце концов информационная состоятельность власти поглощается более применяемым, комплексным понятием компетентности власти, которое включает в себя также и законотворческую, правовую, директивно-распорядительную состоятельность. И если теперь в понятие компетентности будет вкладываться термин ИСВ, то это было бы верным шагом вперед. Власть должна быть способной реагировать на информационные вызовы.