Наша правда

Несложно заметить, что в мире существует огромное количество правд. Своя правда у Рима и Карфагена, Наполеона и Александра I. У шадровского Пролетария и бальзаковского Гобсека. Своя правда у дореволюционного барина, чьи дочки по вечерам музицировали на роялях, и своя - у мужика, приспособившего крышку из-под музыки в качестве дверцы в свиной хлев. У Гарри Трумэна, перекрестившего Хиросиму и Нагасаки атомной бомбой, была своя несомненная объективная правда. Была последняя и у Гитлера, заботливо клонировавшего новую расу. Еще какая правда была у Уинстона Черчилля, объявившего в Фултоне крестовый поход против СССР. А что, ее, правды, не было у белых или у красных в эпоху нашей гражданской войны или у миллионов жертв Великой Отечественной?

Мятущийся человеческий ум, столкнувшийся со столпотворением правд, один из выходов видит в обращении к многомудрым теоретикам-аналитикам, профессорам-академикам, задумчиво ковыряющим штукатурку на стенах своих тихих кабинетов. Отвлекаясь от грубых мыслей об покушать или об выпить, интеллектуалы предлагают не что иное, как новую правду, суть которой может быть какой угодно. Например, на этой правде может быть засаленный пиджачок классового подхода, изысканная сутана от провиденциальной предопределенности, рафинированный фрак (пардон!) неопозитивистской верификации или - верх прозрения - что-нибудь сугубо модерновое, объявляющее истинным все, что ни произнесут человеческие уста.

Чисто психологически мы стараемся не замечать окружающих нас правд - как не замечаем, что дышим, ходим, едим и пьем. Сороконожка, как известно, никогда не задумывалась, с какой ноги она начинает свой ежедневный марафон. А когда ее в одной сказке попросили это сделать, она просто-напросто упала. Вот и мы, человеки, купаемся в собственном ментальном море, ограничиваясь минимумом правд. Так, например, мы жили в недавнем советском прошлом. Тогда было несколько правд, вполне, впрочем, достаточных для существования: о единственно верной теории, марксизме-ленинизме; о разлагающемся Западе, который чем дальше гниет, тем лучше пахнет; о местном председателе колхоза, который ворует (сволочь), но не попался (молодец)... Ну и так далее. Это был период мировоззренческой девственности: правда (большая, настоящая) была одна и нам оставалось ее только знать и любить. Конечно, налетали иногда змеи-горынычи, ухали по углам лешие, да ведь на то и меч-кладенец был дан.

Нынче все как-то не так. Непонятно буквально все: и какому Богу молиться, и какую водку в стакан наливать. Вон в том же Бресте: у кришнаитов на этой улице одна правда, а рядом, у экзотической аамото, - другая. На одной площади вас тянут за рукав адепты ЕХБ, а на другой - ХВЕ. Да, в этих аббревиатурах запутаться легко: как-никак, почти 20 конфессий, и ведь у каждой - своя выстраданная истина, своя несомненная правда. Ну хорошо, у них у всех - правды, а мне-то, рядовому гражданину, которого бросили и мама-КПСС, и папа-государство, куда податься? Кто прав-то?

Некоторые скажут: Все правы. И отвали, отвянь. Могут послать к мамке - дескать, отцы да деды все же определились как-то, вот и ты туда же. Третьи просто нальют в стакан, кутаясь в закопченную телогрейку. Затем привычно погрузят палец в нос и начнут медитировать о чем-нибудь своем, родном, японском. Как, например, делают герои известных фильмов про особенности национальной охоты и рыбалки. Иногда, кстати, кажется, что в этом кино идиотизм стал не просто основой фабулы, поступков симпатичных героев, но он, идиотизм, - отражение важной правды. То есть не об охоте или рыбалке идет речь - а обо всей жизни. Но, как ни странно, такого рода самоуничижение не обидно. Насколько обидным, скажем, для чехов был официальный идиот и дегенерат Иосиф Швейк? А ведь это тоже не просто литературный персонаж - тянул как минимум на национального героя. Так и у нас. Это ж какие психологические глубины вскрыл симпатичный человек Алексей Булдаков, что приобрел небывалую известность? А может, дело в ином: и Швейк, и герои рыбалки и охоты, отражая и воплощая национальный характер, именно таким образом и самосохраняются и самоспасаются? Ведь тяга к тем или иным формам национального идиотизма - это в том числе парафраз известных максим о маленьком человеке и хате, которая с краю. Маленький ты или идиот - не все ли равно? Ведь главное - выжить, сохранить себя и свой небогатый скарб, а какой ценой - дело последнее. Другими словами, правда может столь же органично концентрироваться в идиотизме социального бытия, как и в Энциклопедии философских наук Гегеля, Опытах Мишеля Монтеня или экзистенциальном абсурде Альбера Камю.

Несложно сделать вывод, что сегодня общечеловеческие ценности заняли у нас причитающееся им место - артистов второго плана, статистов мирового политического действа. Да, массовое оглупление имело место - как ангина, коклюш, иные детские болезни. Но стоило нации подрасти даже на 10 - 15 лет, как наваждение ушло, мираж рассеялся. Правда, цена этого оглупления достаточно велика, но ведь, не переболев, вряд ли поймешь зло самой болезни. Так, находясь на берегу реки по имени Демократия, ничего не узнаешь ни о ее глубинах, ни о водопадах или отмелях. По этой речке надо плыть, но с водомерным шестом в руках и пробковым жилетом на груди. Точно так же и об общечеловеческих ценностях можно и нужно вспоминать, но когда обеспечен национальный интерес и осмыслены национальные приоритеты.

Не помешает и уверенность в себе, которая может персонифицироваться, например, в тех же правдах, то есть духовных истинах, соответствующих концептах. Мы страшно небогаты на подобные правды, а вот их-то должно быть максимально много. Пусть разных по качеству, но много. Ведь посмотрите хотя бы на ушедший XX век: Маркс пришел к нам из Германии, Ленин - из России, Спенсер - из Англии, Сартр - из Франции, Новое мышление - из США, а экзотические конфессии - из Азии. Суть-то в том, что нам навязывают вненациональные ценности под соусом взаимопереплетенности культур, и дело, конечно, не в Сартре или Спенсере. Ведь если взаимопереплетенность, то позвольте уточнить, а где наша часть-то? Если и появляется, то сколько лжи и клеветы на нее обрушивается за узкий национализм, местечковость, дремучесть и несоответствие стандартам. А мы и пасуем: шапка на отлете, лоб к земле. Прости, дескать, неразумного... Именно в этом смысле и стоит подчеркнуть: нашей правды на этой земле должно быть намного больше. То есть больше нашего понимания сущего, наших оценок истории, наших прогнозов на будущее. Наших духовных приоритетов и защиты нашего собственного понимания того, что происходит сегодня, сейчас. Как ни странно, но и себя, и иных приходится в этом убеждать.

Иногда возникает такое ощущение, что мы - в социально-духовном плане - опять чего-то ждем. Какого-то нового откровения, новой истины. Выходим утром на крыльцо, ладошку к глазам лодочкой: не скачет ли всадник с новым благовествованием? А может, через городские ворота входят новые варяги с рецептом государственности по-варяжьи? К слову, о последней. Наша национальная государственность - уже состоявшийся факт, и смысл нашей собственной деятельности может заключаться только в ее укреплении. Очевидно, государство не всегда любят - да оно и не красна девица, чтобы всем нравиться. Просто-напросто другой формы самосохранения и развития нации общество не знает. Возьмите самых продвинутых землян - американцев: что-то не слышно оттуда разговоров ни о новых формах социального общежития, ни о необходимости трансформации государства.

Правда - вещь на первый взгляд сугубо субъективная. В сказках ее отправлялись искать - как аленький цветочек, живую воду или сапоги-скороходы. И ведь находили! Вот только правда оказывалась вещью не материальной, а неким новым пониманием. Наверное, так оно и есть: нет правды на все времена, а есть поиск человеков - самих себя, своего места в жизни и того, что пока еще там, за горизонтом.