Наш домострой

Расскажу-ка я вам, друзья мои, сказочку. Простенькую, сентиментальную, в чем-то даже розовую. А вы уж сами догадывайтесь, есть ли в этой сказочке намек на некие серьезные основания или нет, затронет ли она вас за живое, или останутся мои иносказания втуне.

Итак...

Мы с приятелем в день перед Рождеством обычно ходим в баню... Уж извините за банальное начало, но из сказки, как и из песни, слова не выкинешь. Пошли мы в баню и на этот раз. Я-то более по пару "ударяю" - такой у меня конек, а приятель мой - человек спортивный и настырный, ему бы только в бассейне километры "нарезать". Но в этот раз что-то больно оголтело он свой урок выполнял - я уж по четвертому разу грешное свое тело веником истерзал, а он все по дорожке водной вперед-назад, назад-вперед... Чувствую, не от хорошей жизни он так себя истязает. Выбрался он в конце концов на бортик. Сидим, отдыхаем. Однако чувствую, что-то сегодня совсем не так, как обычно. Хоть и не Демосфен мой приятель, хоть иной раз и в самом деле из него лишнего слова не вытянешь, но нынче как-то с перебором молчит.

- Ладно, - говорю, - колись, что произошло?..

- Почти трагедия, - отвечает, - настоящая драма дома приключилась...

И снова молчит. Наконец, со скрипом, с паузами, вроде бы как-то в сторону, необязательно, но начал приятель мой свой рассказ...

- Тесть мой с тещей, женой своей, не ужился... Лет двадцать тому разбежались. Дело житейское - не мне их судить. У него характер не сахарный, да и теща своего не уступит... Разбежались и разбежались. Дочку вырастили, замуж за меня выдали, мы уж и внуков им родили. Ну не задалось!.. Повторяю - не мне их судить. Принял их развод как данность. Тесть поступил по-мужски: ни тебе имущество делить, ни квартиру - как был, так и ушел из дому. Единственное, о чем попросил меня: "Помоги, зять дорогой, в деревню перебраться, опостылела мне городская жизнь, земля зовет". Присмотрели мы с ним домик недорогой, но ладненький, не близко, но и не совсем уж на куличках. Помог я ему его купить, перебрался дед, живет себе тихо, никому не мешает, письма шлет, иногда позванивает, когда возможность случается. Ну и мы с женой, конечно, навещаем, не то чтобы регулярно, но все-таки относимся к нему по-родственному... Так и катилось все по накатанному: дед - в деревне, теща в - Минске, квартира у нее от совместной жизни трехкомнатная осталась, живет в ней одна. Днями, однако, приходит от деда письмо. Дорогие, пишет, дочка и зять, постарел я за последние годы, болеть стал, по хозяйству не управляюсь, да и за собой присматривать получается слабо. Так что хочу назад в город перебраться...

Замолчал мой приятель, завздыхал...

Я было подумал, что пауза, которую он держит почти как народный артист в академическом театре, вполне способствует тому, чтобы встрять мне в разговор с добрым советом и сочувствием.

- Не вижу, в чем же тут драма. В конце концов, дело и в самом деле житейское - теща твоя замуж не вышла, живет одна, может, "сбежаться" им да и жить потихоньку вместе, что уж тут чиниться?

- Нет! Не хочет он так. Разбитый горшок, говорит, не склеить. Потому и расстались, что невыносимо стало жить вместе. Невыносимо стало давно, а сейчас - после двух десятков лет в разлуке - вдвойне невыносимее будет. Тогда, как кресалом по кремню, - только искры во все стороны, а сейчас, когда привычки да фанаберии новые у каждого появились, каково? Нет, назад возвращаться он не станет, не тот стержень у человека.

- Может, следует с тещей поговорить, все-таки не чужие люди, жизнь вместе прожили. Как-то квартиру разменять. Не загибаться же в самом деле мужику на старости лет. Тем более, уходя, поступил он вполне благородно, вполне по-мужски - не затевал бодягу с разделами, не устраивал судебной тягомотины...

- И этот вариант мы прикидывали, - ответил мой приятель, - однако ничего из этого не получится. И не потому, что теща против, она, может быть, и дала бы себя уговорить, да он на такой вариант не согласен...

- Однако вредный старичок, упертый. Чего же он хочет? Как предполагает из такой ситуации выкручиваться? Назад к жене, пусть и бывшей, возвращаться не желает, договориться по-доброму, найти компромиссное решение тоже не хочет. Как развести ситуацию, ума не приложу!

- Так тут и прикладывать ничего не надо. Дед прямо пишет, хочу, дескать, дети мои дорогие, к вам переехать и с вами вместе дни свои коротать...

- Ничего себе заявочки! У тебя-то у самого квартира - двухкомнатная?

- То-то и оно...

- Да еще сын взрослый с дочкой.

- Студенты.

- Ну, брат, теперь я тебя понимаю. В самом деле, драма. И как жена к такому предложению отнеслась?

- Истерика у нее второй день.

- А ты что?

- А я думаю.

Здесь я прерву тонкую сказочную нить. Поскольку расстановка фигур на шахматной доске жизни вам понятна, этюд, согласитесь, замысловатый. И до того как сообщить, чем завершились размышления моего приятеля и какое он принял решение, хочу предложить, сообразуясь со своим жизненным опытом и собственной нравственной доминантой, разгрызть орешек такой вот необычной жизненной ситуации.

Лично я считаю, что дети и родители после женитьбы или замужества детей должны непременно жить отдельно. Поскольку повидал, да и на собственной шкуре попробовал, что такое две хозяйки на кухне или два мужика-хозяина в одном коридоре. Такая жизнь невыносима и для родителей, и для детей. Однако ничего не поделаешь, наша действительность другого варианта не предусматривала. Поэтому так часты были семейные трагедии вплоть до кровной розни и смертоубийства в одной отдельно взятой квартире на две, а то и на три единокровные семьи.

При этом примите к сведению тот душевный раздрай, когда естество человеческое требует любить и почитать родителей, умиляться своими детками-кровиночками, а суровая действительность наша и добрые советы родственников, соседей, друзей и подруг подталкивают к тому, чтобы отселить их, стариков, или их, непочтительных детей, куда подалее вплоть до богадельни.

И вот на этом-то социально-психологическом фоне некий настырный старичок заявляет свои отцовские права на совместное проживание и на свое родительское право.

Помнится, в старинном "Домострое" читал нечто, недвусмысленно указывающее на то, что сын или дщерь должны почитать родителей и подчиняться родительской воле, каким бы это волеизъявление ни казалось абсурдным. Помнится, что там же была сентенция, похожая на то, что в свое время, когда вы, дети, были немощны и не приспособлены к жизни, мы, родители, брали на себя обязательства вырастить, выкормить вас, заботиться и всячески поддерживать вас до тех пор, пока не оперитесь и не "встанете на крыло". И это дает нам право рассчитывать на вашу помощь в старости и немощи нашей, а на вас возлагает обязательства вернуть нам свой сыновний долг. Жизнь как бы совершает циклический оборот вокруг своей оси - человек приходит на этот свет беспомощным и требующим внимания и заботы, таким же этот свет и покидает, уходит, как дитя, столь же немощным и беспомощным, требующим к себе внимания и заботы.

Но то в "Домострое"...

Мы зачастую не принимаем в расчет эти естественные человеческие установления. Мы придумываем законы и уловки к законам, позволяющие нам нарушать эти установления. Мы придумываем нравственные "закавыки", позволяющие оправдать себя в том случае, когда сердце говорит одно, а унылый жизненный опыт нашептывает иное. Мы уже не ужасаемся, когда мать подкидывает дитя свое в дом ребенка, а то и вовсе спускает его в мусоропровод. Мы не ужасаемся, когда здоровая, обеспеченная, образованная женщина делает аборт, умерщвляя тем самым плод свой и невинную душу, еще не обретшую себя в мире Божьем, в чреве своем. Мы не возмущаемся, когда узнаем, что сын зарубил мать за грош, которого ему не хватало до бутылки на опохмелку; когда узнаем, что приятель наш, коллега или просто сосед по дому судится с родителями, выселяя их на улицу или сплавляя их в такое помещение, где выжить им будет просто немыслимо...

Мы не...

Впрочем, довольно! Все мы прекрасно знаем, что мы "не" делаем, более того, в глубине души мы знаем, что делать следует. Говорят, бытие определяет сознание. Однако сдается мне, что время действия этой формулы либо истекло, либо уже истекает. Сдается мне, что даже если переиначить ее и сказать, что сознание определяет бытие, - это тоже будет неверно. Поскольку как бы далеко мы ни удалились от простых человеческих ценностей, от Божьих заповедей, одинаковых и для христианина, и для мусульманина, для буддиста, иудаиста, для синтоиста и последователя Конфуция, - все равно наша бессмертная душа не дает нам покоя, когда поступаем мы не по-Божески, не по-Человечески. А это значит, что именно она, бессмертная наша душа, определяет наше бытие.

Хотим мы этого или не хотим.

Ну а что же мой приятель?

Какое же он принял решение?

Как решил тот нравственный этюд, который подбросила ему жизнь?

- Нет, Павлович, - сказал он мне, - это отец моей жены. Она его дочь. И пусть она сегодня бьется в истерике, я все-таки приму его в свой дом, и думаю - мои дети меня поймут.