Железнодорожная станция на линии Минск — Осиповичи, родная деревня и река, на берегу которой она стоит, носят одно имя: Талька. От родительского дома до станции всего каких–то полтораста метров. Вот над этой территорией и витал неповторимый запах железной дороги.
Дитем своего века герой моего очерка стал, как только появился на свет. Родился он в комсомольской семье. Потому о крестинах и речи не могло быть. Октябрины — и только. И нарекли своего первенца родители соответственно: Ревмир. Что означало — революция мировая. Внесли имя в метрическое свидетельство. Оформили все как положено. Но когда бабушка узнала, как родители назвали ребенка, схватила метрику — и в сельсовет. Потребовала дать внуку человеческое имя. Недолго думая его назвали, как и отца, Федором.
Федор Герасимович работал в Марьиной Горке в земельном управлении райисполкома. Вскоре его перевели в Краснослободской (ныне Солигорский) район и назначили уполномоченным комитета заготовок.
В 1937–м арестовали первых лиц района, объявив их врагами народа. «Почему вы не защитили честных коммунистов? За что их посадили?» — спросил у прокурора района на партийном собрании секретарь партбюро райисполкома Федор Аскерко. И услышал в ответ: «Я и тебя посажу». И посадил. До «врага народа» Федор Герасимович не дотягивал. На 10 лет его лишили свободы «за превышение революционной законности». И отправили на Дальний Восток.
Мама Лидия Архиповна была не шибко грамотной. Поэтому письма под ее диктовку писал ученик шестого класса Федор — сын Федора.
— Когда писали письма в Верховный суд СССР, вы верили, что их будут рассматривать? — спрашиваю я у Федора Федоровича. — Или больше надеялись на удачу: а вдруг кого–то зацепит и дело отца пересмотрят?
— Конечно, верили. И мама, и я. Прежде всего верили отцу, что не мог он стать ни врагом народа, ни нарушителем законности. Его оклеветали. И посадили за то, чего он не совершал. Значит, кому–то со всем этим надо было разобраться и восстановить справедливость. Что, кстати, и было сделано. Правда, через три года. С отца сняли все обвинения, и в январе 1941–го он вернулся в родные края.
Жить в Краснослободском районе желания у него не было. Устроился на торфопредприятие в Дукорском сельсовете (Пуховичский район). А когда немцы оккупировали нашу землю, мой отец стал подпольщиком. Добывал для партизан оружие, продукты питания и одежду. Передавал ценную информацию. И маму привлек к этой работе. И никаких обид на советскую власть за те четыре года тюремных унижений и страданий. Судьба Родины превыше всего.
У каждого времени и у каждой эпохи есть свои герои. Что–то, может быть, в них было и приукрашено, что–то не совсем жизненно, но это — одухотворенные личности. Им хотелось верить и подражать. Значит, они создавали нравственность. А что могут создать духовные уроды? Те, кто сплошь и рядом в современной литературе, фильмах, бесконечных телесериалах? Богатство, алчность — вот их идеал. Хочешь стать богатым — не останавливайся ни перед чем, проповедуют они. Солги, убей, предай — богатство спишет все. А душа, совесть — это химера...
«Не плоть, а дух растлился в наши дни, и человек отчаянно тоскует», — невольно приходят на память слова Тютчева. Возраст нередко превращает человека, который живет больше прошлым, чем настоящим, в обличителя всего нового. Это не про меня. Я скорее тот, кто «отчаянно тоскует». Для кого понятия «идеалы», «дух» — не пустой звук.
...Кольцо немецкой блокады, как смертельная удавка, стягивалось все туже вокруг партизанских бригад. Наш отряд имени Кирова зацепился за остров среди болот, что был в километрах восьми от Червеня. Ледяная вода от растаявшего снега по пояс. В кармане ни крошки хлеба. И всего один патрон, оставленный для себя. И так не час, не два, и даже не сутки... В ночь на 1 мая 1944 года мы попытались прорваться. Не получилось. Враги загнали нас на опушку, отрезав от леса.
Немецкие каски торчат из окопов в метрах двухстах. Медленно поднимается рассвет. Сейчас начнется... 150 голодных, измученных, в насквозь промокшей одежде партизан смотрят на своего командира. Он берет полы шинели, подтыкает их под ремень. «За мной!» — и бросается на окопы. Мы — за ним. Молча. Без единого возгласа. На немцев стремительно катилась лавина обреченных, но не сломленных духом людей. И это подействовало на них сильнее оружия. Немцы вжались в землю и пропустили нас, не сделав ни одного выстрела. Перепрыгнув через окопы, мы углубились в спасительный лес. И у каждого из нас появился второй день рождения: 1 мая 1944 года.
Говорят, абсолютной зрелости человек достигает, когда испытает голод, войну и любовь. Голода Федору Федоровичу хватило с избытком и в партизанском отряде, и на фронте, да и в студенческие годы с едой было не густо.
Война прошлась по нему свинцовым катком. К счастью, не изувечила физически. Но какой след вдавила она в душу...
Боевое крещение красноармейца–стрелка Федора Аскерко произошло в августе 1944–го на Белосточчине. У местечка Цецерки немцы укрепились по всем правилам обороны: минное поле, проволочное заграждение... Огнем ручного пулемета Дегтярева Федор поддерживал наступление бойцов 8–й стрелковой роты. Сколько же ребят полегло на том проклятом поле! Рядовой Аскерко преодолел минное поле и первым прорвал заграждение.
За 5 дней боев от роты (110 человек) осталось 6 солдат. «Надо сделать разведку боем, — прикажет Федору командир. — Возьмешь еще 8 бойцов — и вперед». Два ручных пулемета, снайперская винтовка да стрелковое оружие у каждого — с тем и пошли в разведку. Били из пулеметов и винтовок — вызывали огонь противника на себя. Чтобы засечь его огневые точки.
Федора ранило в руку. Кровь бьет фонтанчиком, как святой родничок из–под земли. Перевязали как смогли. Надо в медсанбат, пока не истек кровью. Передал Федор командование отделением солдату, который казался ему опытнее других, а сам ползком по картофельному полю, что вздыбливал огонь немецких минометов, — в санбат. Когда добрался, то услышал от медика в забрызганном кровью халате: «Молодец! Винтовку не бросил».
«За стойкое и мужественное действие в бою» (так сказано в наградном листе) рядовой Федор Аскерко был удостоен медали «За отвагу».
Первый бой, первое ранение и первая награда... А ведь все это «первое» в одночасье могло стать последним. Какая же сила заставляет солдата броситься в атаку и, по словам Константина Симонова, не опуская глаз, смотреть в лицо смерти? Я не раз спрашивал об этом фронтовиков. Спросил и у Федора Федоровича.
— В окопе разные мысли приходят в голову. А в бою только одна: настичь, убить, победить. Когда идешь в атаку, как будто не ты это делаешь, а кто–то другой. И этот «другой» не вкладывает всего себя в яростное «ура», а действует хладнокровно и обдуманно.
Трус всегда погибает первым. Потому что ни о чем другом, кроме как о спасении себя, он не думает. А чего боишься, то, как правило, и случается. Я верил, что меня не убьют. Верил — и все...
В январе 1945–го в боях у деревни Бжезувка (Польша) рядовой Аскерко в числе первых ворвался в немецкую траншею, где «в рукопашной схватке уничтожил трех немецких солдат» (из наградного листа). И совершил это не матерый мужик, прошедший огонь и воду, а 19–летний юноша. За тот бой его наградили второй медалью «За отвагу». Так закалялась сталь.
Была у Федора Федоровича и любовь. Да такая, что как солнцем озарила всю его жизнь. Вернулся солдат на родину весной 1948–го. Молодой, красивый. Вся грудь в боевых наградах. Глядя на сына, маму гордость распирает. Ну как тут усидишь дома! «А пойдем на танцы», — предложит она Федору. И по весенней распутице пошли они в клуб. В руках у мамы фонарь «летучая мышь» — чтобы не угодить в ухабы с талой водой. Первый танец — с мамой. «Пригласи Нину Антоновну», — шепнет она сыну. Федор пригласит на танец юную учительницу начальной школы. А потом — еще и еще. Мама стояла в сторонке, любовалась ими, и в сердце ее цвела весна. О, это материнское сердце! Умеет оно и почуять, и увидеть то, что глазам не дано.
Почти полвека выпало им счастье быть вместе. И в солнечные дни, и в пасмурные. Детей вырастили достойных: сына Евгения и дочь Татьяну. Во внуков вкладывали душу. Не стало Нины Антоновны, и как будто темень ночи опустилась на землю. Но кто–то мудро заметил, что темень не может быть непроглядной, потому что живет закатившимся солнцем. И солнце это — любовь. Когда человек любит, он никогда не будет одиноким.
Каким же все–таки счастливым был тот первый год мирной жизни Федора Аскерко (1948). В апреле он пошел в 10–й класс и окончил его за одну четверть. Сдав вступительные экзамены на 4 и 5, поступил в Белорусский политехнический институт на автотракторный факультет. В комнате общежития — 21 студент (бывшие фронтовики и зеленые выпускники средних школ). Жили как одна семья. А в субботу после занятий Федор будто на крыльях летел в деревню Лешница (Пуховичский район), где в школе работала его любимая Ниночка.
Институт он окончил с красным дипломом. Директор вуза (так именовали тогда ректора) Михаил Васильевич Дорошевич уговаривал Федора остаться в институте. Но к тому времени у них уже был ребенок. Надо кормить семью. Вот и выбрал Федор Федорович работу преподавателя в Бобруйском автотранспортном техникуме.
В августе 1953 года пришел он в автотехникум, посмотрел на наглядные пособия и стало ему не по себе. Пару плакатов, доска, мел — и все. Как можно изучать устройство автомобиля и двигателя внутреннего сгорания, не имея приборов, агрегатов, деталей! Вот и занялся молодой преподаватель техническим творчеством. И всех, кого мог, втянул в это дело. Однажды в техникум приехал Михаил Васильевич Дорошевич. Когда он взглянул на макет автомобиля в разрезе, то не удержался от восклицания: «Молодцы! У вас наглядные пособия лучше, чем в нашем институте».
В августе 1961 года Федора Федоровича Аскерко назначили директором Бобруйского автотранспортного техникума. И проработал он в этой должности 36 лет. Техникуму же отдал 53 года своей жизни. А сколько усилий, сколько нечеловечески трудных дней стоило ему строительство главного корпуса. И длилось это 20 лет. «Если руководитель не сумел ничего построить, не велика ему цена, — скажет почетный гражданин города Бобруйска Федор Аскерко. — Мне это удалось». Удалось и другое, может быть, самое главное: строить души ребят. К своим учащимся он относился по–отцовски взыскательно и строго, но с неизменной любовью. «Потому что любовь к человеку, — считает он, — это святая обязанность каждого учителя. Без этого нельзя прожить свою жизнь достойно». Неудивительно, что когда собираются выпускники техникума, то первый тост произносится за своего легендарного директора.
Заслуженным учителем БССР Федор Федорович стал в 1966 году. А в 1991–м ему первому в БССР присвоили высокое звание «Народный учитель».
Народный — это когда вышел из народа. А вся жизнь — служение ему. Народный — это когда знают, любят и чтут. Народный — это, как сказал Андрей Платонов, «когда народ без меня не полный...».
Фото автора.
