Написанное остается

Чтобы взглянуть на хранящиеся здесь сокровища, еще вчера понадобилась бы рекомендация от научного института, заверенная гербовой печатью. Даже маститым профессорам хранители пергаментных фолиантов советовали читать древние хроники и трактаты по современным публикациям. С сегодняшнего дня старинные манускрипты может увидеть даже школьник. Для этого достаточно прийти в музей книги.

Здесь представлены арабские, западноевропейские и старобелорусские рукописные и печатные книги начиная с XV века, которые и в те времена считались редким и дорогим удовольствием. Все это собиралось в два этапа: с миру по книжке после войны и в 1998 — 2001 годах на средства фонда Президента по поддержке культуры и искусства. С помощью фонда библиотека приобрела Евангелие Петра Мстиславца 1575 года. Книга считалась образцовой на протяжении многих столетий для всех типографов, и большая честь для библиотеки иметь ее в своей коллекции. Но все же это не самый большой из библиотечных раритетов. Однако что самое ценное — сразу и не скажешь. Глаза разбегаются. На фоне украшенной золотом персидской рукописи 1486 года, которая благодаря ярким краскам заставок выглядит как доставленная прямым рейсом машины времени из заморского скриптория, «Рамаяна» на пальмовых листьях уже не удивляет. Ведь древний индийский эпос — всего лишь список позапрошлого века. Еврейская Тора, многометровый свиток которой развернут в высокой витрине, примерно XVIII века. Но она выглядит почти так же, как и две тысячи лет назад. В иудейском манускрипте украшениями служат лишь буквы текста и на белом фоне черный извилистый шрифт иврита смотрится не менее эффектно, чем красочная миниатюра. Но еще более интересны внешне похожие на Тору мезузы. Это размером с сигару свитки пергамента с магическими надписями.

— По традиции их прикрепляли к внешнему косяку двери в еврейском доме, — объясняет смысл «записок» главный библиотекарь Татьяна Захарова. И подводит еще к одному стенду. Здесь лежит книга 1813 года из Смиловичей — «Китаб», украшенная арабской вязью. — В Белоруссии издавна мирно уживались и мусульмане, и иудеи. Многие книги здешних татар написаны по–белорусски. Исследователи «Китабов» считают, что арабское письмо лучше других передает звуки нашей речи.

Музей книги — лаборатория, где можно получить рецепт культурной толерантности тем, кто в современном мире еще не научился жить с соседями по–соседски.

— Кроме еврейской и татарской, на наших землях существовала богатая культура русских староверов, — у огромного стеклянного шкафа демонстрирует роскошные фолианты библиотекарь. — Во времена Речи Посполитой, когда в Москве преследовали староверов, для них издавали книги даже в католическом Гродно.

А белорусов охотно печатали за границей. «Путешествие в Святую землю» Миколая Кшиштофа Радзивилла Сиротки, изданное в 1614 году в Антверпене, а теперь хранящееся в музее, — лишь одна из множества книг, написанных в Восточной Европе, а в Западной ставших бестселлерами.

Тем не менее о нашей стране на Западе всегда были достаточно странные представления. О чем свидетельствуют старинные трактаты из Национальной библиотеки. Например, в «Географии» Бертиуса, изданной в Лионе в 1616 году, на карте отмечены Mosty, Kloczko, Kopil, Lohoschak, Borisovo и даже Cobrin и Crewa (Крево, напомню, теперь деревня). То, что все эти города помещены под титулом «Polonia», не так удивительно, как отсутствие на французской карте Минска, Бреста, Гродно — тогда действительно больших городов.

А вот увлечения высшего общества в прошлом что во Франции, что в Великом княжестве Литовском были одни и те же. Как сегодня одна из самых популярных тем разговоров и увлечений — автомобили, так в XVII веке это были кони. И поэтому французские и наши альбомы о лошадях выходили с разницей всего в несколько лет. И назывались одинаково — «Гиппика».

Из книг Ф.Скорины выставлены пока только три. Оригиналы изданий первопечатника демонстрируются вообще впервые в истории. До книг, увы, нельзя дотронуться. Чтобы убедиться, что перед тобой настоящий автограф Шагала, Пикассо, Дали, что за стеклом «Вянок», которого касалась рука Богдановича, оставившего на титуле автограф своим мелким почерком... А еще один классик был столь скромен, что подписал кому–то один из томов собственного собрания сочинений проще некуда: «Отъ Ивана Бунина».

Книга, как подтверждают экспонаты музея, действительно лучший друг человека. В ней хранили самое сокровенное: карточки любимых, открытки от друзей, записки и театральные программки, талончики, фантики от конфет. В российском трактате «О навигации» 1748 года библиотекари нашли письмо, написанное сажей. В нем одна женщина пишет своим детям, что уже полтора месяца не получала от них весточки.

«Творец книги — автор, творец ее судьбы — общество», — заметил когда–то Виктор Гюго. Но ведь и общество существует благодаря книге. Она делает людей разумными, превращает из толпы в граждан, личностей. Только народ, который уважает книгу, может называться цивилизованным. Вопрос о создании музея библиотеки висел в воздухе все лето. И то, что он открывается в День знаний, — символичное свидетельство зрелости нашего общества, сдавшего еще один экзамен на просвещенность.