Поезд был медленным, кланялся едва ли не каждому столбу. В иные времена у Бориса, любившего быструю жизнь, это вызвало бы возмущение. Сейчас он никуда не торопился. Скорее наоборот: старался оттянуть час встречи с новым и уже, похоже, последним этапом своей жизни. Набегался, наторопился… И, как говорится, пролетел мимо кассы. Через два года полтинник стукнет, а он уже сейчас своим изможденным, с серьезными морщинами лицом, считай, на доброго пенсионера тянет. Хотя, если присмотреться, то можно отыскать в его внешнем облике былую удаль. Одни глаза чего стоят! Сине-зеленые, они хотя и поблекли, но притягивали глубокой и какой-то тихой, неземной грустью.
Это верно, что нет сейчас у Бориса Лузгина ни кола ни двора. Хотя и в тюрьме не сидел, но все, что приносила жизнь, мало-помалу спускал по ветру. Первая семья распалась, когда еще был при полном параде и работал в отделе подписки крупного издания. Тогда супруга его, белокурая бестия Рита, вместе с сыном Олежкой уехала с немецким атташе и живут сейчас где-то в Баварии.
Второй его супруге, Ксении, надоели его вечные пьянки-гулянки и карты. Ушла к родителям, оставив ему однокомнатную квартирку. Прогулял он и ее в карты каким-то мошенникам. Последние десять лет ни на каких работах долго не задерживался. Кем только не был! Рекламным агентом, таксистом, дворником. Вчера выписался из больницы и ночевал на вокзале, так как, пока болел, в его служебную каморку заселили другого работника. Попал же он туда весь избитый в пьяной драке. Он и сейчас чувствовал себя неважно, но в больницах теперь таких, как он, долго не держат.
Правда, именно в те дни и случилось приятное в его жизни. Каким-то чудом узнала о том, что он там, его двоюродная сестра Ульяна, глубоко верующая женщина. Приехала в столицу из своей деревеньки, отыскала. Сказала ему: «Хватит по миру мыкаться. Поезжай в Глушки, там хата нашей покойной тетушки пустует. Огород есть. Вот ключ, а я в соседней Власовке, за версту, живу».
Борис обещал подумать. Собственно, у него было лишь два варианта: податься в бомжи либо попытаться начать новую жизнь в захудалой деревеньке. Холодная вокзальная ночь прибавила решимости выбрать второй путь. Деньги на первую пору были. Получил по больничному листу в ЖЭСе, да и Ульяна оставила пару симпатичных купюр. Еще месяц назад он с удовольствием разменял бы их в винном отделе ближайшего магазина, но что-то надломилось внутри за эти дни. Когда Ульянушка отыскала его в больнице, даже слеза накатилась. Нашелся все-таки хоть один человек на свете, который не пожалел ему кусочка человеческого тепла. Да и лечащий врач сказал: «Если будешь так дальше жить, то лучше сразу покупай лопату и рой себе могилу. Не заставляй других мучиться».
Сурово, но, гляди ты, подействовало.
Лузгин примерно знал, как добираться до Глушков. Сейчас, когда он вышел на перрон вокзала областного центра, предстояло купить билет в кассе на пригородный дизель. Борис долго изучал расписание, а затем пристроился в небольшую очередь к одному из окошек. Ему оставалось переждать всего лишь одного человека, как у соседнего окошка возникла перепалка. Полная женщина что-то орала на кассира, но и та не молчала в ответ. И вдруг что-то далекое-далекое екнуло внутри Бориса. Томный, грубовато-бархатный тембр голоса кассира показался знакомым. Он вышел из своей очереди и через плечо крупного мужчины попытался заглянуть в другое окошко. Тщетно. Пришлось подождать, когда очередь рассосется.
Борис долго всматривался в немолодое уже лицо женщины в кабинке. Наконец она подняла глаза.
— Слушаю вас…
— Неужели Галя?
Немая сцена…
— Ничего себе… Борис?
И вновь тишина.
Но в спину уже подталкивали.
— Так вы стоите?
— Послушай, Лузгин, у меня через десять минут пересменка. Погуляй!
Борис вышел на перрон. Апрель уже разбудил землю. Легко дышалось теплым воздухом. Шумно делили остатки булки вороны с голубями. Мимо промчался международный экспресс. Глядя на удаляющийся последний вагон, Лузгин подумал, что и его жизнь сжимается в комочек шагреневой кожи. Перевал пройден. Немногое светит впереди. Но, странное дело, не было на душе той поздней тоски, что, бывало, стискивала последние годы прокуренную и пропитую грудь. Курить бросил в больнице. Спиртное тоже давно не пробовал. Может, от того и появились силы?
— Ну и что ты тут делаешь, Лузгин? Колись. Ты ведь у нас, кажется, в столице осел? Каким ветром?
Борис вздрогнул и неторопливо разглядывал Галину.
— Что, постарела? — с горькой улыбкой спросила она. — Так и ты ведь не помолодел…
В какое-то мгновение, как кадры далекой кинохроники, оба вспомнили свет и тени тех дней и часов, когда были вместе. Галя училась на класс младше. На выпускном балу Борис поссорился со своей подружкой и возвращался домой. На скамейке у калитки их дома сидела Галя. Расплакалась, призналась, что давно «бегает» за ним. Да и сам Лузгин это не раз замечал. Сейчас ничто не мешало воспользоваться моментом.
Потом все они — Борис, его подружка Вера и сиюминутная пассия Галя — разъехались из своего райцентра. Виделись несколько раз накоротке.
Не больше. И вот встреча через столько лет…
Галя повела Бориса в недорогое кафе. Заказали обед.
— Ну рассказывай, как жил, куда едешь? — начала Галя.
— Жил неинтересно, рассказывать нечего. Вот еду в Глушки больную тетушку навестить, — соврал Борис.
— Знаю я эти Глушки, — поддакнула Галина. — Это недалеко от нашего райцентра. Название неказистое, а сама деревенька неплохая, на берегу речки раскинулась.
Лузгин согласился переночевать у землячки. Снимала она комнату в доме в частном секторе со своим входом. Вечером за ужином с бутылкой вина рассказала Борису о своей такой же малотолковой и непутевой жизни. От первого мужа — офицера — родилась дочка Полина. Красавица. А танцевала! Как-то с ансамблем уехали на гастроли в Эмираты. Там в нее влюбился американский летчик и увез из страны в неизвестном направлении. Но все по согласию. Полина передала записку, в которой написала, что не хочет больше жить ни в этой стране, ни в этой семье. Правда, к тому времени и семьи-то уже не было. Муж ушел к другой женщине, не была праведницей и она сама. Играла второстепенные роли в областном драмтеатре. Потом пела в ресторане. Когда выгнали и оттуда, устроилась работать диктором на вокзале. Платили копейки, иногда подменяла работников на кассе, продавая билеты.
— Но открою тебе, Борис, тайну, — прижавшись к нему в постели, возбужденным шепотом сообщила она. — Есть в мире справедливость. Выпал и мне шанс начать новую жизнь. Не хотела я брать этот билет спортлото, а он возьми да и выиграй трехкомнатную квартиру в столице. Так что я теперь богатенький Буратинка…
Борис не поверил. Мало ли что наболтает женщина в постели в такие минуты. Но все оказалось правдой. Утром Галина показала ему все документы и вызов в Минск для оформления выигрыша.
Затем ушла на работу, а Борису велела пройти по магазинам и купить себе новые рубашку и туфли. Встретиться должны были в обед. Но напрасно она ждала Лузгина и вечером…
Чтобы даже случайно не встретиться с Галиной на железнодорожном вокзале, Борис решил добираться до райцентра автобусом. Свободных мест в нем хватало, и он пересел поближе к окну. Дни стояли сухие, солнечные. Все просило дождя — первого, сочного, по-настоящему весеннего. Однако и той влаги, что хранила земля после давно пропавшего снега, хватило, чтобы повеселела травка, вспыхнули нежным зеленым шелком деревья.
«Все правильно я сделал, — размышлял Борис. — Какой из меня муж! Разве могут создать нормальную семью два неудачника? А у нее еще есть шанс пожить толково. Продаст выигранную трехкомнатную квартиру, купит себе поскромнее в своем областном центре. Смотришь — угол свой есть да и деньжата на старость. Если, конечно, опять куролесить не начнет. Вот у меня тоже все было: и дом, и деньги. Как-то выиграл в карты такие бабки, что если бы завязал тогда, то хватило бы прилично пожить не один год…»
Лузгин сразу направился к Ульяне. Та глазам своим не поверила — неужто послушался ее беспутный братец и решил начать новую жизнь. Засуетилась. Хорошенько накормила с дороги. Борис осторожно ходил по дому, заставленному иконами, и чувствовал себя не в своей тарелке. Тут все вокруг было другое. Даже дышалось и думалось по-иному. Решил, что от спиртного будет держаться подальше, а вот с табаком пока вряд ли хватит сил расстаться.
На следующий день оба направились в Глушки.
— Ключ не потерял? — спросила Ульяна. — Тогда открывай свои хоромы.
Хата оказалась вполне добротной. Было и все необходимое для начала: одеяла, подушки. Ульяна быстренько все вынесла просушить на солнце, растопила печь.
— Завтра же иди в правление, сам знаешь, руки на селе всегда нужны. Сейчас пора горячая. Не разбогатеешь, но жить по нашим зарплатам можно. Завтра с Иваном, нашим родственником, на коне приедем. Поможем огород засеять. Ну, с Богом, — перекрестила Бориса сердобольная сестрица.
Пролетело десять дней. Май бушевал яркими красками. Вот-вот должна была зардеться в палисаднике персидская сирень. По вечерам крупные майские жуки пикировали прямо на плечи. Работал Лузгин много и в охотку. А когда выдался первый выходной день в воскресенье, решил выспаться и подольше поваляться в постели. Он уже открыл глаза, когда в дверь послышался негромкий стук. Кого это принесло? Борис как спал в трусах и майке, так и подошел к двери, приоткрыл. На пороге с чемоданом и сумкой стояла Галина…
— Не прогоняй меня, Лузгин, — виновато сказала она. — Продала столичную квартиру — и к тебе.
— Нашла как?
— Проблема, — весело фыркнула Галина. — Ну возьми хоть чемодан-то…
* * *
В этом месте, дорогой читатель, можно было бы поставить точку и ответить на твой вопрос, не выдумал ли автор эту историю. Нет, не выдумал. Такой рассказал мне ее знакомый депутат. Увы, он же спустя несколько месяцев поведал мне и ее печальный конец. Борис Лузгин с Галиной решили стать фермерами, завести свое хозяйство. Стали кое-что прикупать. Их видели все время вместе, счастливыми и жизнерадостными. Но о том, что у них есть деньги, догадывались не только односельчане… Сентябрьским дождливым вечером к Лузгиным нагрянула банда из трех человек… Хату, наполовину сгоревшую, соседи попытались спасти от пожара и помочь выйти хозяевам. Поздно. Трупы Бориса и Галины были изуродованы. Милиция быстро вычислила преступников. Утром их уже арестовали.
А еще через день Ульяна с Иваном, помогали и сельчане-соседи, похоронили Лузгина и его, можно сказать, гражданскую жену.
Я встретился с Ульяной, и она провела меня на местное кладбище.
— Ограду надо поставить, памятники хоть простенькие, да нет фотографий у меня ихних, а где взять, ума не приложу. А можно без фотографий?
— Можно, — кивнул я.
Сам же хотел спросить глубоко верующую женщину о том, почему Бог дал этой паре шанс начать новую жизнь и тут же его отнял?
Не спросил. Наверное, тогда, на вокзале у кассы, они вытянули не тот билет.
И вообще, не мое это дело…
