Самобытные деревеньки росли как грибы после дождя, постепенно разрастаясь до 70–150 дворов. Целый куст таких сел образовался в Седельниковском районе Омской области. А их приветливые названия — Семиречка, Успенка, Малиновка, Саратовка — заставляли улыбаться всякого, кто изучал карту этой местности. Правда, добраться туда, особенно по сибирскому бездорожью, не так–то просто.
Впрочем, корреспонденту «СОЮЗа» в этом смысле повезло. В Омск на учебу приехала директор одной из сельских школ. Да не просто директор, а еще и научный работник, филолог, посвятивший свою диссертацию бережно сохраненным на Сибирской земле традициям белорусского народа. Их Елена Малахова впитала буквально с молоком матери.
Какая–то особенная
— В детстве я вообще не понимала, что имею какие–то другие корни. В моей родной Соловьевке фамилию Матюковых носила едва ли не половина жителей, — вспоминает Елена. — Понимание, что я какая–то особенная, появилось, когда пришлось поменять школу (у нас была только начальная). Тогда–то и оказалось, что одноклассники и учителя говорят немного иначе, по–своему.Впрочем, Лена ничуть не расстроилась и очень быстро со всеми нашла общий язык. Потом поступила на филфак Омского педуниверситета. А когда пришло время курсовых работ, по заданию педагогов написала пару блокнотов на тему белорусской этники. Педагоги Лену похвалили. А потом вместе с другими студенческими работами забросили курсовик на дальнюю полку. И только через 15 лет вдруг снова на него наткнулись, обнаружив, что в косых чернильных строчках спрятано самое настоящее сокровище.
— К нам сразу потянулись ученые и исследователи. Белорусские деревни стали местом многочисленных экспедиций. Одних интересовали традиции и обряды. Других — сказки и причитания. А я оказалась в центре этих событий, ведь буквально выросла на белорусском фольклоре, — говорит Елена Малахова.
Елена Малахова уверена: самая вкусная и полезная еда — из белорусской печи.
Даже свадьба («Вяселле») Лены проходила в духе лучших белорусских традиций, которые за полтора века пребывания ее рода в Сибири практически не изменились. Как водится, сначала гуляли в двух домах: невеста — у себя, жених — у себя. После полудня жених прибыл к Елене на свадебном поезде, оставив половину из сотни гостей «догуливать». После захвата и выкупа красавицы, гости гуляли в доме невесты уже совместно. А после бракосочетания вечером — продолжили это делать, но теперь в доме жениха. По сути, свадьбу праздновала вся Соловьевка. Впрочем, так же широко гуляли на вяселле в Малиновке, Щелкановке и других белорусских деревнях.
Пошли куры на хавтуры
Бабушка Лены — переселенка из Витебской губернии, никогда внучке об этом не рассказывала. Это выяснилось уже потом, когда та стала заниматься научной работой. Дед Федор — представитель могилевского рода — погиб на войне, оставив жену с шестью ребятишками. А был он старшим сыном Ефима Карповича Матюкова, который, женившись, народил девять детей, семь из которых — сыновья. Они построили дома, завели семьи, тоже многодетные. Первые свои впечатления о национальных традициях Лена получила не на свадьбах и крестинах, куда малышню не пускали, а на похоронах, куда могли приходить все, без приглашения. А бабушка Павлина всегда брала внучку на «хавтуры». Так принято, чтобы у детей формировалось нормальное отношение к смерти, и они ее не боялись.
— Бывало, собираемся, а отец кричит нам вслед: «Пошли куры на хавтуры
— соловейка помср! рн на лавке ляжить, в лапке блин дяржить», — улыбается
Елена Малахова. — Придем. Бабушка ведет меня к гробу, приговаривая: «Ну, вот погляди, як в люлечке ляжить тетка Матруна». А на обратном пути спрашивает: «А як ты по мне будешь причитать, если Пугачиха (известная в деревне «отпевальщица») помрсть?»
Иногда Павлина устраивала с внуками игры.
— Она ложилась на пол, закрывала глаза и говорила: «Я помсрла». Мы плакали по бабушке «нарошни», стараясь повторять все услышанные причитания и интонации. Затем «помирали» мы, и плакала бабушка, таким образом давая нам усвоить ключевые формулы, — рассказывает Елена.
В багаже белорусских плачей — десятки причитаний по любому поводу. Несмотря на традиционную основу — каждое, в зависимости от ситуации, имеет признаки импровизации. Одни причитания звучат тихонечко и проникновенно. Другие громко и надрывно. Такие еще называют — «плачи, натянутые вожжой».
«Смяротный узел» (погребальную одежду) сибирские белорусы собирают в пятидесятилетнем возрасте. А потом каждое лето вещи перебирают и просушивают на солнце. Это занятие обычно проводится в присутствии кого–либо из домочадцев или подруг, чтобы «потом» что–нибудь не перепутали.
Погребальная одежда белорусов, по правилам, должна быть добротной, но скромной. Но иногда допускаются и яркие цвета: «Ина при жизни так ни надевалась, дык тяперь нехай пофорсить». Готовясь к смерти, белорусы наказывают, где их хоронить. И даже как себя вести. «Як помру, дык вы по мне не плачьте. Поминайте хорошо, пляшите да песни пойте».
В запасе плакальщицы Марии Борисовны Матюковой из разъехавшейся деревни Щелкановка — больше семидесяти плачей. А в багаже 95–летней Евдокии Алексеевны Морозовой еще масленичные, купальские обряды, молитвы, хресьбины (крестины). Бесценное фольклорное богатство, которое теперь благодаря Елене уже не канет в Лету.
Где искать Ерошку
Матюковых односельчане именуют сказочной семьей. Многие сказки хотя и звучат самобытно, но имеют традиционные сюжеты: про мачеху и падчерицу, волка и лису, царевича и бабу «Югу». Но есть в этих запасниках и такие, которых нет нигде. Например, сказка про Ерошку.
У деда и бабы не было земли (видимо, поэтому они и подались в Сибирь), и посадили они репу прямо на печи. Но пришел Ерошка.
— Обидел Ерошка деда и бабу. Вырвал он репу. И пошли они его наказать,
— рассказывает Елена. — Идут. А навстречу им орех: «Куды идете?» — «Идем
Ерошку искать — бить». — «А на что?» — «Всю репу вырвал!» — «А возьмите меня с собой». — «Айда!».
По дороге старики встречают ступу с толкачем, потом коровью лепеху. «А возьмите меня с собой». — «Айда!» Все хотят наказать Ерошку. И от каждого непутевый парень потом получает оплеух. Впрочем, заканчивается все хорошо. «Дед, баба, не бейте меня, я вам буду помогать», — обещает Ерошка. Тут и сказке конец.
Сейчас белорусские деревеньки уже не те, что были четверть века назад. Перестройка упразднила колхозы. Жители потянулись в города, села опустели. Но очаги былых традиций сохранились. И по самобытным наличникам домов, убранству сразу видно, где живут белорусы.
Вот и теперь, на Пасху, в Соловьевке, Саратовке, Короленке селяне достают из сундуков расшитые замысловатыми узорами полотенца, покрывала, набожники. Стелют самотканые половички и дорожки. Пекут куличи. Избы, сказочно преобразившись, празднично сияют. За столом собираются старики и приехавшие по такому случаю дети, внуки. И говорят меж собой, поют на белорусском языке — таком родном и таком домашнем.
Светлана Сибина, sibina@inbox.ru, Омская область
Фото: Александр Малахов
