С одной стороны, появились яркие и дерзкие произведения в толстых журналах, с другой – море чтива, на дешевой бумаге, с аляповатыми иллюстрациями. Уже тогда многих начинала коробить «чернуха», к которой естественным образом от соцреалистического пафоса качнулся маятник. Литераторы торопились слить всю ужасную правду бытия застойного общества. Однако понятно было, что в крайней точке маятник не застынет и после отчаянных рывков от красивого вранья до трескучего изобличительства он останется в амплитуде художественной правды.
Еще одно искажение в поле постсоветской литературы сформулировал Фазиль Искандер, сравнивший ситуацию, в которую попали уже состоявшиеся литераторы, с положением человека, который долгие годы вынужден был выживать в одной комнате с опасным сумасшедшим, научился его не раздражать, изъясняться эвфемизмами, иногда обыгрывать... И вдруг весь этот опыт выживания оказался ненужным.
Кто растерялся, особенно на фоне новых литературных веяний, кто честно попытался отразить, что видит, с новых позиций. Пример – последние книги Ивана Шамякина. В повести «Палеская мадонна» – кризис девяностых во всей красе, многодетная мать Надежда Русак, которая изобличает президента агрофирмы и пытается прокормить детей. Тут и челноки, и талоны, и незаконный вывоз детей для усыновления на Западе...
В постсоветской белорусской литературе ярко выразился еще один фактор: самоидентификация белорусов. Как отдельного народа со своей историей и культурой, как независимого государства. Одна шведская критикесса рассказывала, что сейчас в европейской литературе популярны три темы: гендер – положение в обществе женщины, социум – противостояние социальных прослоек, власти и человека и этнос – сохранение национальной самобытности. В белорусской литературе именно последний ракурс всегда был актуален особо. Потому еще в 90-х таким спросом пользовались издания вроде «Уладароў Вялiкага княства» Витовта Чаропки и «Меча князя Вячкi» Леонида Дайнеки... Сегодня, согласно опросу, всего пять процентов в стране читают книги на белорусском языке! Да, опять зигзаг истории к тому времени, когда писатели-возрожденцы должны были твердить, что белорусский язык не хуже других, писать «Лемантары» и даже в уме не держать возможность заработать на творчестве.
«Мы не врачи, мы – боль» – это высказывание о писателях нельзя оспорить. Литература настоящая нажимает на болевые точки общества, что, естественно, вызывает дискомфорт. Страшен, пронзителен рассказ Андрея Федоренко «Бляха», переведенный во многих странах, от Америки до Японии. Он показывает жизнь послечернобыльской деревни, в которой остался всего один относительно молодой мужчина. Романы Алены Браво – тоже нелегкое чтиво, это о судьбе женщины в провинции, ограниченной негласными табу, наполненной рутиной и тоской по настоящей любви. Много говорили и о романе Юрия Станкевича «Любiць ноч – права пацукоў», в котором он, пожалуй, впервые так резко в нашей литературе показал проблему миграции, столкновение разных культур. Как человек должен сражаться с беззаконием? Как защищать свой дом, если его отбирают как бы на законных основаниях, втихую? Юрий Станкевич предлагает то же решение, что и Виктор Астафьев в «Печальном детективе». Впрочем, проза Станкевича – это не руководство к действию, а скорее романы-предупреждения. Есть у писателя и антиутопии, весьма модный сегодня жанр. К коему относятся и роман Виктора Мартиновича «Мова», рисующий одичавший, забывший свою историю Минск будущего, в котором белорусские книги – запрещенный наркотик, и издевающийся над бюрократической системой роман «Сарока на шыбенiцы» Альгерда Бахаревича... Духовный поиск продолжается. С одной стороны, не защищать свое, покорно перенимать чужие ценности – тупиковый путь... С другой стороны, к чему приводит деление на наших – не наших, поиск врагов и попытка навязать всем свои, конечно, самые верные, идеалы? К насилию.
Знаете, хочется вспомнить известное высказывание, о том, что страшен не тот человек, который вообще не читал книг, а тот, кто прочитал всего одну. Это нормально – когда одинаково талантливые книги не согласны между собой, но одинаково заставляют думать, глубоко ранят... Именно за это, если вы помните, их и сжигали в романе Брэдбери «451° по Фаренгейту».
Литературы не может быть без мучительных поисков истины–справедливости и попытки отразить истину-правду... Не надо эти истины противопоставлять. И не надо относиться к писателям, достаточно смелым, чтобы писать жалящую правду, как древние афиняне – к Сократу, который уподоблял себя оводу, подгоняющему ленивого быка.
rubleuskaja@list.ru
