Корреспондент «СБ» села в инвалидную коляску и выехала в город1. Не встать и не пойти
— Света, поднимись, я перенесу твою коляску через бордюр!
— Ну я же не могу встать...
Зачем шокировать публику внезапной «ходячестью»? А потому Артуру, нашему фотокорреспонденту, все же пришлось поднимать меня в коляске на бордюр. Самостоятельно заехать я не смогла — слишком высокий, вровень с передними колесами коляски.
— И не пытайтесь — не получится, — подтвердил Сергей. Он колесил рядом на другой инвалидной коляске. Колесил по–взаправдашнему, всерьез — Сергей Дроздовский, председатель Республиканской ассоциации инвалидов–«колясочников», девять лет назад, купаясь, неудачно нырнул, сломал позвоночник и стал инвалидом. (Кстати, в результате неудачного ныряния в воду каждое лето инвалидами становятся порядка 100 человек.) — Коляска, на которой вы едете, — продолжал Сергей, — стандартная, ее выдают социальные службы, но в ней вам на бордюр не подняться.
У него коляска другая — узкая, легкая. «Шведская», — уточняет парень и, наклонившись вперед, быстро приподнимается над бордюром.
— Ну что, поехали? — спросил он, и мы совсем не по–гагарински «полетели».
Колесо, рядом с ним еще один круг, вращаю его руками — и коляска движется. Дорога в гору, и мне не хватает сил. От напряжения вены набухли, тут же сломался маникюр, от дорожной пыли стали грязными руки.
— Они всегда пачкаются, — замечает Сергей, который в день наматывает по 10 — 15 километров, — многие «колясочники» ездят в перчатках, но я стараюсь обходиться без них, потому что падают в самую неподходящую минуту...
Снова бордюр. Я готова съехать наискосок, как меня тут же предостерегают:
— Нет–нет, перевернетесь!
Так я усваиваю правило перпендикуляра — съезд под углом в 90 градусов.
— Я, бывало, тоже падал. Прохожие выручали. Однажды на машине остановились, выбежали, помогли подняться, посадили в коляску...
2. Невыносимая «легкость» бытия
Мы направились в магазин. Кортеж из двух инвалидных колясок на столичной улице большого внимания не привлекал, люди спешили по своим делам. Запомнился только один взгляд — молодого симпатичного парня. Он посмотрел на меня, на проезжающую рядом машину, на дерево вдалеке... Ни интереса к моей персоне, ни желания понравиться. Меня это задело, а потом я вспомнила про коляску.
Н–да, дело ведь даже не в том, что со мной не покуролесить в ночном клубе и не зажечь на вечеринке, речь о другом. О вполне обыденном. В своей стандартной инвалидной коляске в не менее стандартной квартире я не «впишусь» в дверные проемы таких насущных туалета и ванной. Ну не приспособлены они для людей с ограниченными возможностями! (Словно кто–то решил, что Бог наградил нас вечным здоровьем.) А потому каждый день меня придется носить в ванну, садить на унитаз... Таковы невыносимая «легкость» бытия и ежедневный труд тысяч родителей, жен и мужей инвалидов.
Впрочем, чуть позже я познакомлюсь с Валентиной Гапон. Ей 41 год. Сына она родила, уже имея группу. В 17 лет Валентина попала в автомобильную аварию, с тех пор передвигается в инвалидной коляске. И если поначалу только на то, чтобы одеться, у нее уходило 2 часа, то сейчас она и готовит, и стирает. «А при желании, — лихо заявляет Валентина, — даже окна могу вымыть». Главное — отношение к жизни.
Но вот мы наконец–то подъехали к магазину.
3. На абордаж!
— Один парень–«колясочник» 7 лет просидел в квартире, не выезжая на улицу. Не мог спуститься по лестнице, — сказал Сергей и остановился у горки, пристроенной к магазину. — Это пандус.
И я замерла. Прекрасно знаю, что такое пандус (от франц. pente douce — пологий склон, предназначенный для въезда на верхнюю площадку крыльца), видела его тысячи раз. Но почему мне так страшно на него подняться?
— А он под углом 45 градусов, — мгновенно понял мою панику Сергей. — Хотя по всем правилам наклон не должен превышать 20 градусов. Иначе ехать по нему — опасно для жизни. Тем более если нет поручней, как здесь.
Припоминаю все виденные мною в городе пандусы — так они же все такие!
— В том–то и дело, — подтверждает Сергей. — Вот «колясочники» ими практически и не пользуются...
— Я тоже боюсь, — опускаю руки. — Артур, помоги, пожалуйста!
С помощью коллеги я штурмом пандус все–таки взяла. Но вот в двери магазина моя коляска не вошла — слишком «широка» в плечах. Распахнули вторую створку. Въехала в фойе и увидела... ступеньки в зал. Да такие, что даже с сопровождающим по ним тяжело забраться. Интересно, зачем тогда пандус на входе? В общем, этот день поневоле стал для меня разгрузочным...
4. Мне не читать в метро Набокова
Сядьте на табуретку и дотянитесь до верхней полки шкафа. Или поднимите упавший ключ, а еще лучше — съедьте на табуретке вниз по ступенькам. И тогда «инвалидная коляска» будет не следствием, а ярким примером того, как инвалид–«колясочник» спускается с лестницы...
«Я очень люблю свою Беларусь, и успехи в экономике, достижения науки радуют меня. Когда была в Минске, гордилась, как похорошела, изменилась столица, — писала в редакцию инвалид I группы Валентина Королькова из Витебска. — Но, к огорчению, ни в театр, ни в метро попасть не могла. Да, сделаны пандусы, но они, как и бордюры, — для экстремалов. Впрочем, многие из нас не имеют возможности просто спуститься с 4 — 5–го этажа на улицу, въехать на инвалидной коляске в автобус или троллейбус, подъемники остаются для нас лишь мечтой. Отделы соцзащиты отчитываются о количестве сделанных пандусов, но удобны ли они для тех, кому предназначены, пока, похоже, не думает никто».
И в самом деле — вы видели хоть однажды инвалида–«колясочника» в метро? Я — нет. Быть может, мне удастся стать первой?
Станция метро «Партизанская». Пандус — крутой и гладкий, как ледяная горка. Это, пожалуй, даже не для экстремалов — для самоубийц. Я подъезжаю к нему, разворачиваюсь спиной и вверяю свою жизнь сопровождающему. Он — на ступеньку ниже, упирается в коляску, и мы готовы спускаться. Но даже крепкому мужчине довольно сложно противостоять законам физики и не дать коляске скатиться вниз. А потому он зовет на помощь одного прохожего, второго. Второй откликается.
А я отчаянно хватаюсь за край ограды. Мне уже не до репортажа — а вдруг не удержат, и я ринусь в коляске головой вниз? Да о бетон... Не выдерживаю и встаю.
...Позже, просматривая репортажные фотографии, я ломала голову: что в них не так? И вдруг осенило — высота взгляда. На те же ступеньки инвалид–«колясочник» и здоровый человек смотрят с неодинаковой высоты: разница сантиметров в 30. И поэтому одному страшно (они для него высокие), а другому — нет. И этому другому никогда не понять проблем инвалида–«колясочника». Он просто смотрит на все другими глазами, взглядом свысока...
5. Кофе без сахара
Сегодня, когда пишу репортаж, идет дождь. Все инвалиды–«колясочники» сидят дома. Куда ехать в такую погоду? «Грязь пластами накручивается на колеса, передвигаться невозможно», — вспоминаю Сергея Дроздовского. Кстати, именно из–за плохой погоды наша встреча с ним постоянно откладывалась.
— Хотите кофе? — спрашивает меня Валентина Гапон, и я не отказываюсь.
Она живет в Доме для ветеранов, престарелых и инвалидов N 1. Едва ли не в единственном доме в Минске, оборудованном пандусами по всем стандартам. Въезд в здание — по длинным дорожкам, плавно поднимающимся вверх под углом 20 градусов. Ехать по ним легко. Широкий лифт, широкие коридоры, дверные проемы...
В кухне Валентины все самое необходимое — на нижних полках тумбочки.
— С сахаром или без?
Я отвечаю «без», и Валентина, поставив поднос на коленки, осторожно везет мне кофе. А мне вдруг вспомнилась другая ситуация, когда слова «дом инвалидов» звучали угрозой и местью. Полгода назад я стала свидетелем того, как в Минске жильцы многоэтажного дома митинговали (!) против установки во дворе гаража для машины инвалида. «Мы сожжем его!» — кричали они и едва не плевали в лицо отцу девушки–«колясочницы»: «Если она у вас инвалид, так СДАЙТЕ ее в дом инвалидов!..»
6. Разность и равенство
В Пентагоне более 20 процентов работающих программистов — инвалиды. Европейцы тоже понимают, что для государственной казны гораздо выгоднее трудоустроить людей с ограниченными возможностями, чем платить им пособие по инвалидности. Правительство Австралии, создав им условия для работы, экономит сегодня миллиарды долларов... Может, поэтому, когда выезжаешь за границу, едва ли не первое, что бросается в глаза, — количество инвалидов на улицах. Идет по своим делам слепой с собакой–поводырем, едет «колясочник». Потому что у них есть дела. Они работают.
А у меня на столе очередное пис
ьмо. «Я — педагог, лингвист. Закончила МГЛУ и с удовольствием работала бы в какой–либо школе, обучая детей иностранному языку, будь она оборудована хотя бы пандусом для коляски, — пишет в редакцию Лена Смирнова из Минска. — Ведь многие из нас, инвалидов–«колясочников», имеют высшее образование и могли бы приносить хоть какую–то пользу, работая по специальности, а не только получать пенсию по инвалидности или клеить конверты, плести венки для бюро ритуальных услуг или шить рукавицы (такую работу нам предлагает центр занятости)...»
Когда–то Республиканская ассоциация инвалидов–«колясочников» думала создать клуб для людей с ограниченными возможностями. Нашлись спонсоры, закрутилась работа, но... изменились условия аренды и все угасло.
Чаще всего на улицах, рассказывает Сергей, к нему подходят выпившие мужики, разговаривают «за жизнь», предлагают деньги и очень удивляются, когда тот не берет.
Потому что таким людям, как Сергей, не милостыня нужна, а понимание того, что они — равные среди разных.
Фото Артура ПРУПАСА, «СБ».
