Размышления после премьеры
...Вначале все было как обычно: безупречное мастерство солистов «Классик–Авангарда», гортанный щебет босоногих русалок «Госцiцы», восторженные вопли зала при каждом появлении на сцене музыкантов N.R.M., даже мое не самое комфортное зрительское место на ступенях галерки Белгосфилармонии — все, все было привычным. Настолько, что я даже успела заскучать... Пусть себе раньше каждое из этих событий вдохновенно переживала в отдельное время и в отдельном пространстве, а тут сошлось все сразу и на одной сцене. И вдруг там появился Сальери, а вскоре и Моцарт собственной персоной пожаловал. И вслед за ними — Николай Пинигин, только что из Санкт–Петербурга. Извольте любить и жаловать...
Впрочем, в том, что это будет нечто провокационное, не стоило сомневаться с самого начала. Казалось бы, идея соединить в одной постановке, посвященной (внимание!) Максиму Богдановичу, архаичный фолк, высокую классику, непричесанный рок и кислотный рэп и вдобавок пригласить на роль Богдановича женщину, ведущую актрису ведущего национального театра, — за гранью здравого смысла. Однако как раз таки смысл — или, как это модно сейчас говорить, месседж, причем весьма здравый, — имеется во всех экстремальных проектах Ларисы Симакович.
В своей новой «современной мистерии в одном действии и одном вечере» (так она сама определила жанр спектакля «День Максима Богдановича») Симакович собрала достаточно заметных представителей отнюдь не массовой белорусской культуры, чтобы взглянуть на день сегодняшний глазами Богдановича. И обнаружить, что искренних романтиков, всей душой преданных Беларуси, по–прежнему можно считать чудаками...
Собственно, спектакль, в котором самый лиричный белорусский поэт рефлексирует на тему невозможности полноценной реализации в чужой культуре, можно считать красноречивым упреком в адрес всех тех наших артистов, которые настойчиво (хотя порой совсем небезуспешно) ищут лучшей доли за пределами Беларуси. В свое время и у совсем еще юного Богдановича была возможность сделать себе имя в русской литературе (к чему, кстати, ему настойчиво советовал стремиться друг отца, Максим Горький, не сомневаясь в светлом и даже вполне материально обеспеченном будущем нашего Максима). Да и не только Горький высказывал ему свое недоумение: мол, отчего, живя в России, ты все выдумываешь себе «свой край»? Однако именно Богдановичу, как некогда Пушкину в русской литературе, предстояло доказать, что национальная поэзия с ее «мужицким диалектом» может быть не менее яркой, сложной и интеллектуальной, чем европейская со своими многовековыми традициями.
«Все шло к тому, чтобы я стал Сальери», — рассуждал он в своих дневниках. Имея в виду совсем не легенду о завистливом неудачнике, а реальную судьбу благополучного придворного композитора, лишенного оснований кому бы то ни было завидовать. Однако, как истинный поэт, Богданович предпочел судьбу Моцарта. Непопулярную, прямо скажем, судьбу...
Когда Полина Смолова или, допустим, Вадим Галыгин меняют белорусский шоу–бизнес на российский, меня это, признаюсь, не особенно волнует. В конце концов, бизнес есть бизнес. Но когда лучшие из белорусских актеров, достигшие той степени успеха, что публика идет в театр целенаправленно «на них», отправляются «в Москву! В Москву!..» и начинают активно нарабатывать сомнительную «медийность» в сомнительных российских сериалах... Когда в Интернете (а порой и на парадной дорожке нашего международного «Лiстапада») Анатолий Кот или Ольга Фадеева фигурируют под определением «российские актеры»... Когда труппы национальных театров то с надеждой, то с отчаянием мечтают о крепком альянсе с «питерским режиссером» Николаем Пинигиным... Вот это мне совсем небезразлично. Когда все чаще звучат разговоры о том, что в национальном театре напрочь отсутствует всяческая конкуренция, хочется задать встречный вопрос: а с кем соперничать–то?
«Хотелось бы вам вернуться обратно? Задумываетесь ли вы о правильности переезда в Санкт–Петербург?» — спрашивает в финале спектакля безымянный журналист у Пинигина, за которого на сцене «отдувается» неоднократно работавший с нашим знаменитым режиссером Михаил Зуй. «Что сделано, то сделано», — отвечает Николай Николаевич устами Михаила...
— В моем спектакле нет ни одной выдуманной фразы! — утверждает его автор и режиссер Лариса Симакович. — Все, что произносит Богданович, взято из его писем и дневников, интервью Пинигина также абсолютно реальны, можете удостовериться с помощью Интернета... Кстати, мы планировали пригласить Николая Николаевича на премьеру, но, как оказалось, сейчас он занят новой постановкой в Голландии.
На вопрос, почему в образе Максима Богдановича предстала Светлана Зеленковская, Лариса Ивановна отвечает не менее убедительно:
— Если вести речь о душе поэта, пол уже не имеет значения, душа ведь беспола. Главным в данном случае было то, что мы с ней единомышленницы.
Бесспорно, свою артистическую карьеру Зеленковская начинала в аутентичном фолк–театре Симакович «Госцiца» и всегда с энтузиазмом готова поддержать любые эксперименты. А что же другие?
— Кастинг (если это слово применимо в данном случае) участников проекта был простым — и Вольский со своими музыкантами, и «Классик–Авангард», и все актеры согласились работать бесплатно, за идею. Зарабатывать на Богдановиче никто не собирался...
Однако билеты на «День Максима Богдановича» разошлись почти без остатка... Несмотря на это, следующего спектакля не будет. Похоже, у Симакович это уже творческий принцип — не повторять свои нестандартные высказывания. Так было со «Свадебкой» Игоря Стравинского в ее постановке, прозвучавшей полгода назад в первый (и пока последний) раз в исполнении белорусских солистов и музыкантов. Так было с ее неожиданной версией коласовского «Сымона–музыки» в сопровождении барабанов... Собственно, и сейчас она сказала все, что хотела. И свой вопрос, почему Симакович не уезжает со своим фолк–театром в Польшу, где о них недавно сняли фильм, а довольствуется окладом в полставки в филармонии, я оставлю риторическим...
