Что сближало солдат и офицеров ограниченного контингента советских войск в Афганистане
АФГАНИСТАН. Для многих белорусов, особенно старшего поколения, — это больше, чем территория на географической карте. Это — нескончаемые воспоминания и боль утрат. К числу таких людей относится и Александр ШЧУРИН, который в свое время выполнял, как теперь принято называть, интернациональный долг в этой стране. Сегодня он — гость «БН».
– ДЛЯ меня война в Афганистане стала действительно неожиданностью. В январе 1981-го, перед выходными, я собрался навестить родственников в Борисове. Но буквально перед самой поездкой позвонил коллега и сообщил, что надо срочно явиться к начальнику управления.
Насторожило: начальник как-то необычно вел себя. По-отцовски обнял нас за плечи, потом достал телеграмму, в которой поименно значились все, кто должен был вылететь в Фергану. На сборы нам отводилось два дня. Помнится, как начальник за один день собрал нам целый комплект продуктов питания, лично договорившись с директором одного из мясокомбинатов. Несмотря на дефицит, все понимали, что мы уходим на войну, и никто не отказывал в помощи.
В Фергане наша группа две недели обучалась на полигонах. Отрабатывали разные тактические маневры, стрельбу. А после всех погрузили в военно-транспортный самолет «Антей» — прочувствовали, что такое горный мороз в минус двадцать градусов. Нас встретила группа украинского состава, на смену которой мы прибыли. Солдаты с офицерами стояли напротив и в знак приветствия молча передали нам свое оружие. Потом этот ритуал — молча сдавать пост — стал традицией.
Ночью в палатках было невыносимо холодно. Приходилось топить «буржуйки», оставленные украинской сменой. Правда, недели через две погода улучшилась, стало теплее.
…РАЗВЕДЧИКИ жили на территории расквартированного в городе стрелкового полка в палатках по двадцать человек. Тут же на случай нападения стояли автоматы с полным боекомплектом.
Основной задачей отряда было выявление мест дислокации бандформирований, сбор данных на главарей, получение информации о взаимоотношениях между бандами, нахождении складов с оружием и боеприпасами. Информацию собирали в основном, опрашивая пленных. Их захватывали в ходе боевых операций армейцы и приводили к нам.
Работать с афганцами было трудно. Непонятные, своенравные, самолюбивые и гордые люди. Казалось, их невозможно раскусить. Они были просто непредсказуемыми: в лицо сегодня убежденно говорят одно, а буквально завтра воюют в составе банды. Предательства с их стороны были на каждом шагу. Зато там очень крепки были родословные связи, которые ценились даже среди дальних родственников. Приходилось идти на хитрости, налаживать связь с теми, кто был сильно обижен своим же народом. Только в этом случае можно было рассчитывать на успех. Были, правда, и редкие исключения.
Мне очень повезло с одним информатором. Его семью бандиты вырезали всю, и он просто помешался на кровной мести. Поэтому с нами был честен, с его помощью нам даже удалось разгромить банду.
Дважды наша группа попадала в засаду. В первый раз отбились своими силами. А во второй чуть было сами не угодили в плен. Когда уходили, машина перевернулась. Спас вертолет, который вовремя пришел на подмогу. Хотя, по правде говоря, в горах опасность поджидала на каждом шагу. Окрестности были просто усеяны минами. В основном подрывались на них армейцы. Причем так наши ребята погибали чаще, чем в боях.
МЫ, советские офицеры, старались помогать местному населению. Если нужна была квалифицированная медицинская помощь, доктор не отказывал никому. Голодающих снабжали продуктами.
Еще одной особенностью афганской войны в моей памяти остался запах хлорки. Наш врач никому не позволял сесть за стол, пока человек не помыл руки в тазу с дезинфектором. Сначала мы всем составом ругали врача: казалось, даже еда воняет этой гадостью. Но доктор был неумолим. И только позже мы поняли, насколько важна и нужна эта процедура. Ни один наш боец не заболел желтухой. А с ней в госпитали попадало не меньше советских бойцов, чем с ранениями. Позже мы настолько привыкли к хлорке, что, вернувшись домой и садясь в первые дни за стол, я машинально искал на кухне тазик с хлоркой.
НА войне неприятно особенно в первые дни: чужая страна, горы… Но в таких ситуациях, в частности, на афганской войне, на которой мне пришлось побывать, формируется особый микроклимат в коллективе. Как ни парадоксально это звучит, трудности сближают. Бывает, приходишь в палатку, а к подушке булавкой приколота открытка из дома либо детский рисунок. Старались, в общем, поддерживать друг друга.
Общая опасность тоже сближает. Схема отношений «офицер — солдат» там выглядела несколько иначе. Мы получали жалованье и могли себе позволить на рынке купить продукты. Ими делились с бойцами, у которых такой возможности не было.
После семи месяцев в Афганистане, которые показались вечностью, мы не верили, что едем обратно. Домой, в Союз, туда, где не стреляют, где нет душных гор и таза с хлоркой. Приземлились в Шереметьево, оттуда в Москву на автобусе. И вроде бы уже дома, на родной земле, а въехали в лесополосу — и все по привычке сразу же наклонили головы. Любая перемена обстановки еще подсознательно воспринималась как опасность. Тогда не было Интернета и фильмов про Афганистан. На нас смотрели большими глазами. Как на тех, кто побывал там, за границей дозволенного… Мы привезли кассеты с военными песнями. А также память и крепкую, нестираемую годами дружбу. К сожалению, сегодня из нашей группы живы только два моих товарища — Сергей Кондратюк и Евгений Шелудяков. Как и я, они уже на пенсии. Остальных с нами уже нет. Но я никогда не забуду тех, кто был плечом к плечу со мной в тяжелое время.
ПОСЛЕ вывода советских войск появилось много желающих посудачить на этот счет. Мол, афганская кампания — это ошибка. Скажу от себя: у меня никогда не возникало сомнений в том, ехать или не ехать. Надо – значит, надо! А солдаты, которые даже могли отказаться, не отказывались. Некоторые и сегодня утверждают, что восемнадцатилетних мальчиков отправляли на бессмысленную войну, и все они были обмануты лживой советской пропагандой. Нет. Мы, восемнадцатилетние мальчики, осознанно выбирали свой путь.
Записала Анна ЖУКОВСКАЯ, «БН»
Фото Николая ВОЛЫНЦА, «БН», и из личного архива Александра ШЧУРИНА
