Кондрат Крапива для многих прежде всего — баснописец, автор «Дыпламаванага барана» и «Жабы ў каляiне». Для более посвященных — ученый, возглавлявший Институт языкознания АН БССР, академик, под редакцией которого выходили словари белорусского языка... Для тех, кто знаком с историей белоруской литературы, — он часть легендарной эпохи «Маладняка» и «Узвышша»... Но для близких людей он еще и просто человек, во всем многообразии привычек и поступков. Кондрат Атрахович из деревни Низок Узденского района, в которой родились еще один белорусский поэт, Павлюк Трус, и писательница Лидия Арабей, прожил долгую жизнь — с 1896 года по 1991–й. Имя его еще не раз будет упомянуто в исследованиях по истории литературы, всплывет в архивных документах эпохи. Сегодня же, к его 115–летию, о нем вспоминают внучка и правнучка.
Елена Атрахович: «Дедушке не нужны были дневники...»
Дебют Кондрата Крапивы в «Савецкай Беларусi» состоялся 23 мая 1922 года. Было напечатано его сатирическое стихотворение на злободневную тему «Сваты» (подзаголовок «К Генуэзской конференции»).
В статье, опубликованной в «Савецкай Беларусi» в 1924 году, 5 января, сам Кондрат Кондратьевич написал: «Раз iду я па вулiцы i бачу на сцяне — «Савецкая Беларусь». Стаў я чытаць — спадабалася. «Дай, думаю, i я напiшу што–небудзь». Узяў дый напiсаў. Пiсаў я так, як гутарыў дома на вёсцы, не лiчачыся нi з якiм правапiсам, бо яшчэ i не ведаў, што ў нас ёсць пэўная граматыка. Дык вы можаце здагадацца, колькi я нарабiў тады памылак...
Вось панёс я сваё пiсанне ў рэдакцыю. Сорамна было першы раз, але неяк перамог сябе. Прыйшоў назаўтра, праведаць, як i што — цi спадабалася.
«Эт, кажуць, нiчога. Прысалiўшы, можна ўжываць. Пiшыце больш, але толькi трэба вам лепей пазнаёмiцца з граматыкай».
У Кондрата Кондратьевича есть стихотворение, написанное им в том же 1924 году — он поздравлял «Савецкую Беларусь» с тысячным номером.
Пажадаю жыць газеце
Тысяч тры гадоў на свеце
I не страцiць добры гумар,
Святкаваць мiльённы нумар,
Каб i я з мiльёнам першым
Прывiтаў патомкаў вершам.
В далеком 1926 году Кондрат Крапива написал: «Канчаткова знайшоў сябе толькi тады, калi пачаў пiсаць па-беларуску i друкавацца ў газеце «Савецкая Беларусь».
«Ни дня без строчки» — так жил Крапива. Но заранее почти ничего не говорил, не любил. Так, свою замечательную комедию «Брама неўмiручасцi», которую ученые назвали «подвигом в литературе», он писал примерно 6 лет. И все 6 лет мы точно не знали, что это будет... Я думаю, что замысел написать произведение на тему бессмертия возник у деда в скором времени после смерти его жены, а моей бабушки — Елены Константиновны. Он чрезвычайно глубоко переживал ее уход. Во время работы в мыслях был все время вместе со своей Еленой. И профессор Добриян в пьесе говорит, что не претендует на бессмертие, что живет сегодняшним, а может, и вчерашним днем, при этом в мыслях он со своей женой, которая не вошла в когорту бессмертных.
Дневников Кондрат Крапива не вел. Ему это было не нужно, так как имел феноменальную память. Помнил все. Он даже не имел и записной телефонной книжки — номера всех нужных телефонов, имена, даты — все с легкостью до глубокой старости сохранял в памяти. Если, к примеру, кому–нибудь из нас был нужен тот или иной телефонный номер, мы спрашивали у деда. Что же касается его профессиональной деятельности, здесь еще более ярко проявлялись его феноменальные способности. На закате жизни Кондрат Кондратьевич плохо видел, поэтому редактировать словари, издание которых готовил Институт языкознания Академии наук, ему часто приходилось по памяти. Хорошо знаю, как он, редактируя последнее в своей жизни издание белорусских словарей, хранил в памяти все значения, синонимы, происхождение и диалектные варианты каждого белорусского слова.
Но Кондрат Кондратьевич имел много блокнотов — небольших книжечек, в которых записывал строчки из стихотворений, эпиграммы, короткие впечатления, например, из некоторых своих поездок. Книжечки были разного размера и разноцветные. Они всегда аккуратно лежали в ящичке его письменного стола. Строки на страницах были ровные, аккуратные. Он не рисовал на полях, не черкал между строк. Это потому, что слова ложились на бумагу уже оформленными.
Еще один интересный штрих. Не знаю, есть ли сейчас в писательской среде традиция, когда неопубликованное произведение, как говорили, пускается «по рукам». Но раньше такая традиция существовала. И дед ее очень любил. Написав острую эпиграмму или басню, то ли шутливо, то ли всерьез спрашивал: «Ну что, опубликовать или пустить по рукам?». Кое–что пустил–таки. Как–то дед приболел. Анализы, процедуры — это же не очень весело, но только не для Кондрата Крапивы. Он пишет смешное стихотворение «Мае пакуты». Вот небольшой из него отрывок:
Рак, iнфаркт, такiя назвы
Добра ведае народ,
А ў мяне, прабачце, язва,
I таксама мне не мёд.
Ные мой жывоцiк кволы,
Вiдавочна, справа — дрэнь.
I красунi, як анёлы,
Ставяць клiзмы кожны дзень.
Я ляжу, ўздыхаю цяжка,
Там як хочаш, так i сунь,
Ад штодзённай маннай кашкi,
Мне зусiм не да красунь.
Мяса я не ведаў смаку,
I гарэлкi — нi ў губу,
Выглядала цётка рака
Праз падзорную трубу...
Публиковать стихотворение Кондрат Кондратьевич не стал, а прямо из больницы передал родным и друзьям. Те — своим друзьям. Так и разошлось стихотворение по всей Беларуси. Его и до сих пор читают только в рукописи.
Юмор всегда был с Кондратом Кондратьевичем. Его коллеги ученые не раз рассказывали, как он, редактируя словарь, очень сомневался в слове «свiнаматка». Рассуждал: «Ну, добра, свiнаматка — жаночы род, а як жа будзе мужчынскi? Свiнататка?» Рассказывали и такой случай. Как–то к нему, вице–президенту Академии наук БССР Кондрату Атраховичу, пришли в кабинет сотрудники Института языкознания. Молодые ребята, отдавая дань моде, поотращивали бороды. Директор института шутливо попросил прощения за «богемный» вид молодежи. Мол, заросли бородами из–за науки, некогда побриться. А Кондрат Кондратьевич чуть улыбнулся и то ли с иронией, то ли всерьез сказал: «Бароды — гэта сталасць навукi».
Некогда, в начале ХХ века, еще молодой Кондрат Крапива написал стихотворение «Праробка музе». Там он, обращаясь к своей сатирической музе, пишет:
Па вулiцы за мною цягаешся,
Над усiм выскалаешся,
Не зважаеш нi на кога нi крышку,
Часамi зачэпiш i важную шышку.
А ты, — кажу, — муза–дура,
Не касiся на пуза саўбура,
Не чапляйся гэтак заўзята
Да бюракрата,
Ды згiнайся ў пашане ямчэй, —
Цi не будзе мне крышку лягчэй.
Но муза не послушалась.
Варвара Александрович: «Прадед научил меня играть в шахматы...»
...Звала я своего прадеда «дедушка». Так было и проще, и теплее. Да, мне кажется, и ему больше нравилось, так как он при этом чувствовал себя в каком–то смысле более молодым — не патриархом–прадедом, а всего лишь дедом.
Родилась я, когда Кондрату Крапиве было уже 82 года. Когда немного подросла, часто прибегала в комнату к прадеду, попросить, чтобы он мне книгу почитал в голос. Он это занятие очень любил. Мог читать долго — час, а то и два. Голос у него был негромкий, но ровный и никогда не срывался.
Особенно мне нравилось, когда он рассказывал о своем детстве. Такие беседы с ним навели меня как–то на мысль — записать его голос на магнитофон. Не было тогда еще ни диктофонов, ни компьютеров, а имелся в доме довольно качественный по тому времени магнитофон «Берестье»... И только со временем, когда подросла, осознала, какую огромную ценность имеет то интервью. Кондрату Кондратьевичу во время этой нашей с ним беседы было почти 94 года. Это был его последний в жизни подробный рассказ о детстве и юности.
А еще прадед научил меня играть в шахматы. Все знают, что было у него такое увлечение. Часы мог проводить за шахматной доской. У него был любимый набор шахмат, сделанных из какой–то редкой породы дерева. Особенно нравилась мне фигура коня, художественно вырезанная. Как раз про этого коня Кондрат Кондратьевич и написал в своих «Загадках деда Кондрата»:
...конiк–гарбунок
З галавою, ды без ног,
I не ўмее хоць брыкацца,
Каралi яго баяцца.
Хорошо помню я то время, когда не стало моего прадеда Кондрата. Мне тогда 12 исполнилось. Готовились к траурной панихиде. Она должна была состояться в торжественной обстановке в зале Академии наук. Дома было тихо. Говорили шепотом. На душе печаль, не было уже нашего дедушки в кабинете, только на столе осталась рукопись — незавершенная работа над словарем белорусских поговорок. Неужели это все, неужели больше не поговорю я со своим прадедом Кондратом? И так захотелось мне сделать для прадеда что–нибудь хорошее. Тогда взяла и сшила ему кружевную подушечку, аккуратно обшила ее лентой. Мне показалось, что так ему будет мягче. Положила в гроб, под голову. Так и похоронили его с этой подушечкой.
Очень люблю басни своего прадеда. Иногда дома, когда все собираются после работы, мы читаем их в голос. И нам так смешно делается и тепло на душе.
