Писатель Валерий Поволяев встречает 70–летие и работает над новой книгой — о Рихарде Зорге
У автора известных исторических романов о Распутине, адмирале Колчаке, блистательном поэте Серебряного века Николае Гумилеве, о белых генералах Корнилове, Каппеле, Миллере, об атаманах Семенове и Калмыкове, ряда «афганских» книг, заслуженного деятеля искусств России, лауреата множества литературных премий есть своя личная программа. Примирить красных и белых, всех русских, российских людей, которых история и коренные, поворотные, разрушительные события прошлого века развели по разные стороны баррикад.
— Я читал многие документы, сочиненные, скажем, Колчаком, с одной стороны, а с другой — Тухачевским, Каппелем и Фрунзе, Деникиным и Блюхером, — говорит мне Валерий Поволяев. — Они написаны одним и тем же языком, преследуют одни и те же цели и слова используют общие. Авторы их — люди, которым была очень дорога Россия, ее будущее. И все хотели, чтобы народ российский был богат, жил счастливо, не видел боев гражданской войны. Но в ту пору молотили друг друга так, что кровь лилась, без преувеличения, реками. Нет ничего страшнее гражданской войны. И всякая гражданская война кончается только тогда, когда воюющие стороны (очень часто родные братья либо отцы и сыновья) протягивают друг другу руки.
Если бы где–нибудь в 1919 году те же Каппель и Тухачевский, Блюхер, Колчак, Деникин и другие умные люди, вместо того чтобы воевать, сели бы за один стол и поговорили «за жизнь», наша сегодняшняя Россия была бы совсем иной.
— Но и в других странах гражданские войны случались. И кровопролитие было наподобие нашенского.
— Помню, лет 30 назад я в составе большой писательской группы приехал в Испанию — страну, для нас в ту пору во многом закрытую. Двинулись мы из Мадрида на экскурсию по окрестностям. И видим: над трассой, по которой шел наш автобус, где–то далеко–далеко в дымке начинает подниматься большой каменный крест, чем ближе — тем крест выше. И почтение, и оторопь охватили каждого из нас при виде этого креста. Оказывается, это крест примирения, точка в гражданской войне, гремевшей в конце тридцатых годов в Испании. По одну сторону креста лежат фалангисты, по другую — республиканцы. Надпись гласит: «Их примирили Бог и Испания».
— Нечто подобное появляется и у нас.
— В Новочеркасске, столице Донского казачьего войска, есть памятник казакам, красным и белым, всем, кто погиб. Их, мертвых, примирила российская земля, все они для нее — родные. Думаю, со временем таких памятников будет больше.
— В последние годы книг о бело
м движении появилось много. Я бы даже сказал, очень много. Не кажется ли вам, что крен сделан в одну сторону?. .
— Кажется. Как раньше был сделан крен в другую сторону. О красных полководцах мы знали все, о белых только то, что они — враги. Но поскольку о белых написано ныне уже очень много и читателям белые приелись, то очень скоро появятся книги о красных, вот увидите. Причем не те книги, что когда–то издавались, а совершенно новые, написанные объективно людьми незаинтересованными, не склонными занимать чью–то отдельную сторону, — прозаиками, историками, публицистами. Все должно быть уравновешено.
— А о ком из красных полководцев хотели бы написать вы?
— Ну–у... Очень интересна фигура Котовского, например. Интересен Блюхер.
— А если вернуться поближе? С Беларусью вы как–то связаны?
— Конечно. И не как–то, а очень прочно. Моя бабушка по линии матери — переселенка из Беларуси, в начале прошлого века вся ее семья переселилась на Дальний Восток. Фамилия бабушки Маши — Подголова. Мой родной дядя Сергей Сергеевич Поволяев летом 1940–го окончил бронетанковое училище, получил звание лейтенанта и был назначен командиром взвода в танковый полк. Через год в бою около белорусского местечка Лиозно в сорока километрах от Витебска он погиб. На той земле оказались окруженными 16–я, 19–я и 20–я наши армии. Бои были очень тяжелыми. Именно там, под Лиозно, был взят в плен и сын Сталина Яков Джугашвили.
Позже белорусские друзья помогли мне узнать, где похоронен мой дядя. Могила — во дворе школы в Лиозно.
— Сами вы давно были в Беларуси?
— В начале этого года, в феврале, на Международной книжной выставке в Минске. Там у меня состоялась полуторачасовая встреча с читателями. Было много вопросов, ответы приходилось давать с лету.
— И как Минск? Понравился?
— Чистый, ухоженный город. Без московских, простите, наворотов: у нас много возникло зданий, похожих на коробки из–под гигантских торгов. Так и охота, глядя на них, чаю без сахара выпить. В Беларуси к наследию прошлого относятся куда более бережно, чем у нас, а капризы разных олигархов просто не приемлют. И вообще мне показалось, что людей с растопыренными пальцами в Беларуси гораздо меньше, чем в России.
— Вот еще о чем: ответы на наши вопросы вы прислали, отпечатанными на машинке. А как же компьютер?
— Я работаю пером. Будто в пушкинские времена. Потом правлю написанное — обычно цветной ручкой, иногда прохожусь по два, по три раза, затем перепечатываю на машинке и лишь потом отдаю набирать на компьютер.
— Не слишком ли долгий процесс в наше время, где счет на секунды?
— Иначе качества не добиться. Нельзя мне сразу набирать на компьютере — и в издательство, не получается. Во–первых, неохота тратить на компьютер остатки зрения. И, во–вторых, тут кроется какая–то странная загадка... Когда набиваешь текст на компьютере, слова будто бы сами по себе возникают из ничего на мониторе, скользят легко сквозь сознание, текст получается таким легким, что даже задеть никого и ничего не может. А вот когда пишешь пером, да потом перепечатываешь на машинке, когда клавиши стучат по–пулеметному громко, а каждая буковка сопротивляется, вот тогда и «берешь в руку — маешь вещь». Такие тексты требуют затраты сил, получаются гораздо убедительнее легкого компьютерного бега.
— Но ведь многие уже и книг в руки не берут — читают романы с экрана компьютера.
— Увы. Я тут недавно был у одного хорошего фотомастера Василия Узлова, фотографировался для обложки книги, во время «фотосессии» разговорились. Жена у Василия преподает в Московском авиационном институте. Так вот в МАИ одной группе поступающих решили дать в качестве проверки сочинение — пусть напишут. Дали, и что же выяснилось? Один грамотей, любитель проводить все свое время за компьютером, в слове «отец», например, сделал три ошибки. Для того чтобы в слове «отец» сделать три ошибки, надо сильно поломать голову. Он написал «атетс». Книга так не ломает мозги, как ломает компьютер. Впрочем, есть и другое — без компьютера ныне просто немыслима современная жизнь.
— И все–таки без компьютера — теперь никак. Последний вопрос: над чем сейчас работаете?
— Начал писать большую книгу о Рихарде Зорге — великий был разведчик. На его могиле в Токио каждый день появляются свежие цветы, иногда до ста новых букетов. Наверное, такое количество цветов могло бы быть только на могиле нашего национального героя Штирлица, гениально придуманного Юлианом Семеновым и блестяще сыгранного Вячеславом Тихоновым, если бы таковая имелась. Впрочем, каждый из героев хорош по–своему — что выдуманный, что реальный, у каждого героя — свое место в истории.
Николай Долгополов
МОСКВА
