Мой оазис

Этюд с улиткой, плетнем и соседями

Коллега Елена Молочко («Мой хутор. Этюд в серебристых тонах», «СБ», 22 июля) задела за живое. Похоже, не только меня. Нечасто статья коллеги «резонирует», обсуждается в соседних редакционных кабинетах. Значит, отозвалась в душах. И я не смог удержаться. Как не удерживаетесь вы, уважаемые читатели, чьи отклики на заметные статьи газета публикует в рубрике «Обратная связь». Но тут, пожалуй, связь прямая. Не в том смысле, что мы работаем в одном коллективе. А в том, что, повествуя о хуторском быте, Е.Молочко говорила о жизни вообще. Да, повседневный уклад в деревне и столичной «панельке» разный. Но подчиняется единым законам. Некоторые открыл и я.

До хутора пока не дозрел. Или, честнее, недозаработал. Сбережения пришлось несколько лет назад вложить в двухкомнатную квартирку по улице Славинского.

То была редкая удача! Первый же адрес, который назвал нанятый риэлтер, оказался последним. Увидев сквер прямо перед окнами и речку неподалеку, паркет и погреб, быстро сойдясь в цене с хозяевами, мы иной вариант уже не искали. Быстро переехали. Эйфория (зелень, тишина, почти центр, школа и детсад во дворе) прошла, когда мы поняли, что жить придется не только с ландшафтом, но и с соседями.

Откуда–то сверху швыряли пустые бутылки, которые иногда разбивались прямо перед нашими окнами на первом этаже. Кидали бумагу, пакеты, иногда носки и, пардон, использованные презервативы. Не специально для нас, новоселов. Похоже, так было принято, привычно. Но раздражало. И если коллега дипломатично осваивала хутор с «вручением верительных грамот», то я начал со скандала. Теперь стыдно. Даже странно, что мне настолько недоставало такта.

Когда кто–то сверху вытряхнул из окна коврик, я, куривший на балконе, громко крикнул: «А теперь выверни мусорное ведро!» Добавил что–то покрепче. Началась перепалка. Скоро мне намекнули: если поставишь машину близко к дому, на нее может случайно упасть цветочный горшок... Нет, нельзя было так, с конфликтов, начинать жизнь на новом месте! Даже радея за чистоту.

Лишь потом я узнал, что женщина, у которой мы купили квартиру, занималась врачеванием (адресованные ей письма и звонки поступают до сих пор), со всеми соседями дружила. А я был чужак. Мог бы догадаться, что на чужака смотрят пристально. По большому счету, не любят нигде. Тем более что он начинает с долбежки стен, запаха краски и нитролака, что «достает» всех. Чужак не должен кичиться достоинствами, даже ими обладая: это скорее усилит отторжение. И упаси его Бог указывать новым соседям (старым жильцам!) на недостатки...

Нам, кажется, хватило ума понять это если и не сразу, то быстро.

Адаптации очень помогла жившая в семье русская борзая Мята. Которая, кажется, умела все, кроме одного: говорить человеческим голосом. Ну представьте: ужин, все семейство за столом. Мята, как и подобает царской собаке, тут же. Ее длинная морда лежит на столешнице, глаза чувственно глядят в тарелки хозяев. Трехлетняя Настя вонзает вилку прямо в чувствительный собачий нос. Бедная Мята скулит, мать шлепком наказывает дочь, та — в крик... И тут собака вновь взвизгивает, оттесняет от ребенка жену, бросается лапами ей на плечи (они почти вровень) и, вылизывая щеки, «умоляет»: «Не наказывай Настю! Что с ребенка взять. Я не в обиде». Дворянка! Не грех бы и нам у собак поучиться.

Словом, когда процессия — хозяйка, грациозная борзая на поводке у крохи (кто кого ведет!) — отправлялась на мини–рынок и по магазинам, это было зрелище. Иногда присоединялся я. Компания была не в меру шумной, но контактной и безобидной. Нас запомнили, стали дружелюбно здороваться и общаться.

А потом возникла наша Клумба. Подозреваю, что именно она примирила нас с окружением, сделала своими. Затея была жены, меня же многолетняя эпопея поначалу сильно тяготила. Клумба не просто родилась, но росла. Каждую весну жена добывала новые сорта цветов и требовала расширить границы. Ковыряться в земле не люблю, а пришлось перелопатить немалую площадь. Под слоем почвы обнаружился асфальт, когда–то окружавший дом. Я выкопал и вывез не одну кучу земли, извлек множество толстенных корней. Зато очень кстати для композиции оказался огромный замшелый пень... Участок земли, к которому прежде не питал никаких чувств (дача и даром не нужна!), стал мне ближе.

Не только мне. Стоило попросить у нашего 29–го ЖЭСа (с которым прежде, опять же, чаще конфликтовали) свежего чернозема, как тут же доставили целый кузов! А я стал думать о композиции. Привез несколько валунов. В центр посадил можжевельник. Из гибкого орешника сплел, фрагментарно, несколько мини–плетней, чисто декоративных. Два года маялся: что–то было не так. Лишь недавно в универмаге Щучина увидал удивительную конструкцию этакого «европлетня». Он стоял прямо в торговом зале, весьма оживляя интерьер. Плел два дня. Композиция была завершена.

Мимо клумбы и наших окон через сквер лежит тропинка к автобусной остановке, по ней идет множество людей. И каждый день прохожие, кто поодиночке, кто по двое и по трое, с детьми, останавливаются. Сквозь открытое окно слышны восклицания: «Боже, какая красота!» Если же курю на балконе, спрашивают: «Неужели ваше?» — «Мое!»

Конечно, заслуга не моя. Красота, возможно, небезупречна. Журналист Александр Градюшко, недавно описавший в «СБ» законы цветочной композиции, вероятно, нашел бы изъяны. Мы резко спорим с женой. Она бы, в силу менталитета и темперамента, устроила из ярких цветов пестрое лоскутное покрывало. Я предпочитаю строгий северный ландшафт: валуны, можжевельник, скромная травка... Для контраста — буйный лопух. В квартире всего три окна, а клумба простерлась на десяток. Мы расширили бы ее и дальше, но... она упирается в соседние (соседские!), возникшие недавно. Кто–то просто окружил плетнем... дерево. Здорово!

От тех, кто останавливается и «медитирует» возле нашей клумбы, исходят флюиды. Они любуются и думают (чувствую!): это сделали хорошие, добрые люди. Зная, что не во всем хорош и уж точно не всегда добр, я охотно принимаю флюиды на свой счет. Возникла даже философия. Убеждаю себя, что ошибки и поступки прошлого, за которые стыдно даже через много лет, я, возможно, частью отмолил здесь, на клумбе.

А для моих младших детей, Георгия и Насти, клумба — как воплощение рукотворной красоты — стала повседневным жизненным атрибутом. Цветы — первое, что они утром видят из окна. Надеюсь, так будет всегда. Среди полутора десятков адресов, которые я сменил в Минске, этот наиболее дорог. Пожалуй, теперь у меня больше не только профессионального, но и морального права на расследования, иногда резкие «стоп–кадры». Я украсил землю хоть в малом, а вы?..

Недавно по ТВ показали: в Сингапуре штраф за плевок на землю составляет 800 долларов, за сорванный цветок — 1.000! Сильный метод, но... не наш. Если кто–то порой и сорвет цветок (выкапывают и с корнем), мы не в обиде.

Да, что с соседями? Мусор к дому теперь заносит разве что ветер. Я уже и забыл о проблемах с соседями. Все они, независимо от возраста и положения, — исключительно душевные люди. Включая тех, с кем поначалу не ладил. А тот, с кем мы особенно не сошлись, давно обращается ко мне «братан». Одно время обижался: почему не здороваешься с моей женой? Да, представьте, и через 7 лет я не знаю всех соседей нашего 9–этажного «стояка» в лицо, тем более по именам. Не беда. Впереди — целая жизнь. Хотелось бы, конечно, иметь хутор. Но если не случится, мне будет хорошо и здесь. С моей семьей. Моим ландшафтом. Моими соседями.