Человечество пока не научилось строить свою хозяйственную деятельность без шероховатостей и противоречий. Порой они приобретают черты системного кризиса, однако проходит время,
и тяжелые дни оказываются позади. Специалисты анализируют прошлые неудачи, стремятся избегать их в будущем — и сталкиваются с новыми негативными явлениями. Однако можно ли считать экономические кризисы абсолютным злом или стоит находить в них рациональное зерно? На эту тему корреспондент “НГ” побеседовал с экономистом-международником преподавателем
Белгосуниверситета Ольгой КИРВЕЛЬ.
— Все экономические кризисы уникальны, как и сами страны. И причины экономических неурядиц в каждой свои. Поэтому опыт других стран заимствовать, конечно, можно, но весьма осторожно. Не прямо переносить какие-либо модели на белорусскую ситуацию, которая достаточно специфична. В Беларуси мы наблюдаем классический случай кризиса платежного баланса. То есть мы говорим об огромном дефиците текущего счета, который приближался накануне кризиса к 15 процентам от ВВП при критическом уровне 5 процентов. В абсолютном значении этот показатель составлял около 10 миллиардов долларов. Если бы наш дефицит платежного баланса покрывался притоком капитала — заимствований, инвестиций, то какое-то время мы могли бы еще безбедно существовать. Сегодня же мы потребляем больше, чем зарабатываем, и перекрыть дефицит платежного баланса нам нечем. Причины случившегося во многом зависят от проводимой в стране экономической и денежно-кредитной политики. На протяжении последних лет мы проводили политику стимулирования внутреннего спроса посредством расширения денежной массы. При этом в области валютной политики придерживались фиксации валютного курса. А в условиях отсутствия возможности погашать дефицит текущего баланса внешними вливаниями надо было бы ввести или плавающий курс, или постепенную девальвацию.
— Ольга Чеславовна, давайте обратимся к истории. В девяностые годы в наш обиход вошло слово “гиперинфляция”. Сегодня порой им также оперируют, говоря о прошедших и возможных девальвациях белорусского рубля. Однако нынешняя инфляция не выдерживает никаких сравнений с некоторыми месяцами 1923 года, когда уровень цен в Германии повышался в тысячи раз, доллар стоил более 4 триллионов марок, а буханка хлеба — 430 миллиардов... Что можно вынести нам сегодня из того кризиса?
— Да, опыт Германии двадцатых годов актуален и в наше время, хотя слепо применять его к белорусской ситуации конечно же нельзя. Германия была истощена Первой мировой войной, монархия была сокрушена, а зыбкая республика столкнулась с огромными экономическими и политическими трудностями. Летом 1923 года началось инфляционное безумие: до конца ноября денежная масса выросла в 132 тысячи раз, уровень цен в 850 тысяч раз, курс доллара почти в 400 тысяч раз.
Вместе с тем инфляция дала ход новому среднему слою, который не только не разорился, но зачастую очень неплохо нажился за годы инфляции. Это люди, чей капитал был вложен в реальные ценности. Пострадали кредиторы и владельцы сбережений, выиграли должники и заемщики. Обнищали работники наемного труда и в меньшей степени предприниматели. Образованные и квалифицированные потеряли больше, чем люди без того и другого. Плохо пришлось и тем, чьи доходы зависят от государства, и несколько лучше — занятым в частном секторе. Инфляция более жестока к старикам, чем к молодым. Тяжелые лишения выпали на долю городских жителей, тогда как люди, “сидящие на земле”, пострадали меньше, а во многих случаях выиграли.
— Словом, инфляция съедает все, что было “нажито непосильным трудом”, но при грамотном подходе средства можно не только спасти, но и приумножить. Стоит ли инвестировать во время кризиса?
— Из урока, который преподнес кризис в Германии 1919—1923 годов, видно, что можно инвестировать вне зависимости от того, растет рынок или падает. Просто нужно правильно выбирать инвестиционные инструменты. Известно, что большинство профессиональных инвесторов делают свои капиталовложения именно в периоды падения. Например, в 1974 году во время энергетического кризиса Уоррен Баффет сделал прекрасное капиталовложение: дождался, пока акции газеты “Вашингтон пост” подешевеют до 6,37 доллара за акцию (вчетверо меньше их стоимости еще годом ранее), и купил крупный пакет акций издания. Эта инвестиция обошлась ему в 10 миллионов долларов, причем магната привлекла даже не дешевизна ценных бумаг, а сплоченность и профессионализм сотрудников газеты. Уже в 1999 году газетные бумаги инвестора стоили 960 миллионов долларов, и это укрепило Баффета в уверенности, что во время кризиса инвестировать не только можно, но и нужно. “Плохие новости — лучший друг инвестора, поскольку позволяют очень дешево купить кусочек будущего”, — отмечал миллиардер.
— И это в определенной степени подтверждает Великая депрессия, поразившая в тридцатые годы США?
— Великая депрессия 1929—1933 годов и нынешняя белорусская ситуация имеют совершенно разную природу, последствия и пути выхода. Одной из причин американского кризиса стало резкое сокращение внутреннего спроса, что привело к банкротству предприятий, банков. Не говоря уже о ситуации на рынке акций. С целью преодоления последствий кризиса президент Рузвельт проводил монетарную экспансию, наращивание денежной массы на американском рынке и политику расширения государственных расходов, что дало свои результаты.
Вообще, следует заметить, во время крупных кризисов падает буквально все, кроме тех объектов инвестирования, в которые вкладываются “умные деньги”. Главной задачей инвестора на данном этапе становится минимизация потерь и сохранение основного капитала. Немаловажным аспектом является и постоянная оценка экономической ситуации в стране.
— С развитыми странами все становится ясно: там капиталистическая система предполагает особый экономический уклад. Давайте теперь взглянем на Восток. В частности, на Сингапур — ныне высокоразвитое и весьма примечательное государство, еще пятнадцать лет назад испытывавшее серьезные трудности и проблемы...
— В Сингапуре и до кризиса все обстояло неплохо — это была динамично развивающаяся экспортная экономика, “азиатский тигр”. Просто там накопились корпоративные и государственные задолженности, отягченные коррупцией. Вообще в странах Азии причины кризиса свои. Там другой менталитет, там нет крупных социальных расходов. И накануне обвала своих валют там проводилась политика снятия ограничений на потоки капитала. У нас же в стране движение капитала регулируется, и девальвация белорусского рубля произошла не по причине массового вывоза иностранного капитала из страны. А потому что не было достаточно источников для того, чтобы компенсировать значительную разницу между теми потоками валюты, которые мы потребляли и зарабатывали.
— Итак, кризисы уникальны и неповторимы, как и пути выхода из них. Но одно есть у них общее: после кризиса и депрессии начинается подъем...
— Это самый важный и интересный с точки зрения вложения средств в реальную экономику период времени. Очень важно определить его точно. В классическом случае выхода из экономического кризиса вслед за увеличением доходов населения начинает оживляться розничная торговля и спрос на всевозможные услуги, которые в свою очередь выступают локомотивом для оптовой торговли, и, соответственно, для производства. Да, на этом этапе начинают дорожать практически все виды товаров и услуг и увеличиваются объемы их продаж. Здесь важным моментом является определение стадии цикла того или иного вида товара или услуги и конъюнктуры данного рынка для того, чтобы выявить потенциал капиталовложения.
В середине лета финансовый аналитик Фолькер Хельмайер заявил в интервью газете Weser Kurier, что ни одна страна не извлекла из долгового кризиса в еврозоне такой выгоды, как Германия. Мол, нынешний долговой кризис в еврозоне принес Германии дополнительный доход в 20 миллиардов евро. Словом, жизнь продолжается, а выход есть из любой неблагополучной ситуации.
— И каков он, с вашей точки зрения, для Беларуси?
Стратегия перехода к единому курсу белорусского рубля в сочетании с повышением ставки рефинансирования, постепенным ростом пенсий и зарплат является оправданной в качестве временной меры для перехода к реальным экономическим преобразованиям в белорусской экономике.
Например, повышение ставки рефинансирования имеет двоякие последствия: с одной стороны, способствует снижению инфляции, стабилизации валютного рынка, с другой — одновременно дорожают кредиты для предприятий, для реального сектора экономики, что ведет к снижению их эффективности.
С моей точки зрения главным является научиться выпускать конкурентоспособные товары и услуги, которые могут успешно продаваться на внешних рынках и конкурировать с импортом. Для этих целей оправданны и внешние заимствования, и встраивание в цепочки транснациональных корпораций. Необходимо использовать свои естественные преимущества, географическое положение. Словом, развивать все то, на чем можно зарабатывать, а не тратить валюту. Необходимо понимать, что проблемы в валютной сфере являются лишь вершиной айсберга, для выхода из кризиса нужны реформы реального сектора экономики и внедрение подлинных инноваций.
