Феминно-митушная (MeToo) повестка у журналисток экстремистских медиа, если прикинуть количество жалобных публикаций, начинает подавлять любую другую.
Причин несколько. Главное: за это платят. А за пережевывание ими нашей повестки (ибо своя – ничтожна) платить перестают. Затем: прессу о том, каким должно стать общество, чтобы непрерывно удовлетворять «настоящую свободную женщину», западники финансируют из других источников. Непересыхающих, ибо они есть часть процесса атомизации человечества, что входит в саму суть глобализма.
Потому-то белоруска, «прожившая в Польше 5 лет, возвращается обратно, ибо не может себя там достойно содержать», а живя в Минске – могла. Поэтому-то другие беглые, кому свезло сидеть на грантах, переключаются на тексты про менсплейнинговый газлайтинг и репродуктивное принуждение: за это платят.
А за какашки в сторону Беларуси – уже почти нет.
Всё абьюз
Истории про «красные флаги», «он ударил меня ап стену», «подавил мою личность» стали появляться в беглых медиа регулярно. Зная авторок и не сильно отличающихся от них авторов, можно уверенно говорить, что половину они выдумали сами.
При этом мужики со стороны с ними ничем подобным не делятся, как те ни просят. Что внушает надежду: бабье прет из людей, как из квашни, но сильный пол по-прежнему не желает царапать вавки и копаться в белье. Даже беглые. Даже мужчинки.
Один такой только, помнится, начал было ныть в ответ: ах, она меня нагой у грудзи била, в первый месяц изменила, я ломал стекло, как шоколад, в руке… Но он, во-первых, рыжий, как Чубайс, а во-вторых, продажный, как шалава, впрочем, может, и во-первых.
Тот же феминно-митушный тон перенимают и материалы, которые беглые стряпают по социальной проблематике. «Рассказывая новую тему, математички в белорусских школах должны сводить цифры к памятным датам – например, 3 июля», – сочиняют недожурналистки этакое «типа интервью» с классным руководителем. Придумывая по знакомой, собирающей лайки кальке: «Пытаясь поговорить с ним, я убедилась, что его интересует только секс, он не видит во мне личность, а лишь объект удовлетворения желаний».
Почему калька знакомая? А о чем с тобой поговорить, дурища? Если ты и став взрослой полагаешь, что все школьные задачки можно свести к результату «три» и так преподавать математику? Дура и есть, иди сюда.
Вот реальная учительница (психотип – северинец), которая сбежала в Польшу, «но с мечтой быть учителем истории не рассталась». Переучивается теперь на учителя в польской школе. У нее это плохо получается, польская система образования оказывается и чужой, а если с точки зрения бюрократии, так и намного хуже, польские чиновники не собираются ничего за нее делать, а она полагает, что «этого достойна»…
Знаете, как она решает эти свои проблемы? «Буквально неделю назад рассказывала о своем опыте преподавания в Беларуси, подготовила целую презентацию, от которой поляки сказали: «А мы тут еще плачем, что у нас все плохо» и были в ужасе».
То есть девушка нащупала выигрышную стратегию: рассказывай про абьюз (да хоть бы и образовательный). Ври, плачь, играй трагедию – никто слова поперек не скажет, ибо это нынче попросту опасно. Затравят фемки. Ты – жертва, тебе все дозволено, главное – вызвать ненависть к «бывшему». А то, что на этом месте «бывшая родина», значения не имеет.
Родина – «бывшая»
Отсюда, из атомизированного желания расцарапать в кровь, растут корни всех этих фантастически невероятных будущих «трибуналов», будущих «люстраций», будущих «народных дипломатов, кадровых резервистов и протопарламентариев». Мыслишка проста, желание одно: нагадить бывшему. Отомстить народу, их недостойному.
Как это сделать, показывают англосаксы. В 34 года, будучи матерью-одиночкой с трехлетним сыном на руках, американка Стефани Ланглиц пришла к психотерапевту. Рассказала, что распутничать начала с 14 лет, с преподавателем испанского. Чеки «за нижнее белье от которого, а также билеты в кино и пленку с фотографиями» она бережно хранила все эти два десятка лет.
Вы вспоминаете «Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны!»? И я тоже. А вот суд – нет.
«Психотерапевтка тут же сказала, что юридически это считается сексуализированным насилием», – не замедлили с перепечаткой беглые медиа. В итоге был суд, и раз преподу, видимо, не с чего было «оплатить ущерб», ему дали срок.
Ровно так же ведет себя и большинство беглых активисток: убедившись, что «вернуться и предъявить» бывшей родине не получится, они переводят все в абьюз. Все – это и собственное лузерство, и неправильно сделанный выбор, и отсутствие смелости признаться в этом, и даже лишний вес с плохой кожей на фоне так надоевшей уже эмиграции.
Не случайно ж те, кто делал в Минске пресловутые женские марши (именно делал, produce, закупая платья, расписывая сценарии, собирая по соцсетям и режиссируя на месте), – всякие брошенки ментусовы или базарные насты, – сейчас из босоногих синих коз легко стали деятельницами феминно-митушного движа. Выискивают и лупят по башке абьюзеров, невзирая на «свой-чужой».
Все потому, что денег много не бывает. Их теперь приходится получать со стороны ЛГБТ+, женских прав, гендерных квот и всего вотэтоговот.
А удовольствие получать, лишь когда пусть хоть рыжего недомужика, но с «Радио Свобода» погонят. Турнут даже из этой продажной с основания конторы, понятия не имеющей об этике и совести, но реально боящейся недолюбленных по жизни фемин, шатающих неглективный мир вокруг, раз уж не вышло шатнуть рыжым.
Остальным сложнее: надо ж делать вид, что все ок, что бюджетное питание просрочкой и проживание в хостелах-кавалерках – это сбывшаяся мечта, а годы уходят, а старость страшна…
***
Бедные беглые женщины! Им и в эмиграции во сто крат труднее, чем мужчинам. Впрочем, мужчин в эмиграции почти уже и не осталось… посмотришь: одни змагары вокруг. Мизогиния с объективацией… за что, спрашивается, боролись?!
Ответ все, думаю, знают.
