«Митрополит адвокатуры»

Были ли у знаменитого Федора Плевако белорусские корни?

Были ли у знаменитого Федора Плевако, которого удостоили столь громкого эпитета, белорусские корни?

Одним из известнейших и популярнейших людей в истории российской адвокатуры называют выдающегося адвоката Федора Никифоровича Плевако (1842—1908 гг.). Его знала вся Россия, а журнал «Право» за 1908 год писал: «Плевако был гениальным русским оратором. В этой области он был то же, чем был Пушкин для русской поэзии. Как после Пушкина стало трудно быть русским поэтом, так после Плевако стало трудно быть русским оратором».

И специалисты, правовая элита, и обыватели, простонародье, ценили его выше всех адвокатов как «великого оратора», «гения слова», «старшого богатыря» и даже «митрополита адвокатуры». Сама фамилия его стала нарицательной как синоним адвоката экстра-класса: «Найду другого «Плеваку», – говорили и писали без всякой иронии. Письма же к нему адресовали так: «Москва. Новинский бульвар, собственный дом. Главному защитнику Плеваке». Или просто: «Москва. Федору Никифоровичу».

О покоряющей силе плевакинского слова писал А. Чехов: «Плевако подходит к пюпитру, полминуты в упор глядит на присяжных и начинает говорить. Речь его ровна, мягка, искренна... Образных выражений, хороших мыслей и других красот многое множество... Дикция лезет в самую душу, из глаз глядит огонь... Сколько бы Плевако ни говорил, его всегда без скуки слушать можно...»

Он имел всероссийское признание, но никогда не пользовался любовью в высших сановных кругах за дерзость и защиту неимущих, за приверженность правде и закону.

Интересен вопрос об этническом происхождении отца Ф. Плевако. Звали его не Николаем и не Никифором, как утверждается во вступительной статье к книге Ф. Плевако «Избранные речи», а Василием Ивановичем. Фамилия его была Плевак. Авторы многих публикаций обходят его стороной, ограничиваясь замечанием, что мать великого адвоката была киргизкой (калмычкой, башкиркой и т. д.), а отец — таможенником... Еще до революции появилась версия, что Василий Иванович — «литвин». Сомнения некоторых авторов отражаются в их работах. В. Смолярчук в 1989 г. писал: «Его отец происходил то ли из Литвы, то ли из Киевской губернии, из обедневшего украинского дворянского рода...» В 2000 г. он приводит свидетельство уже самого Федора Никифоровича, что «по рассказам близких, отец его происходил из обедневшего литовского дворянства». Очень популярно мнение, что отец Плевако — поляк. По В. Пикулю, Плевак — «польский революционер, был сослан в Сибирь... Ссыльные поляки стали родителями маленького Феди».

О восточно-славянских корнях Василия Ивановича Плевака «говорит» и его фамилия, явно произведенная от прозвища с помощью суффиксов -ак /-як, характерных для украинского и белорусского языков. Отчего бы Василию Ивановичу не быть белорусом, ведь в XIX в. только шло становление национального самосознания белорусов. После подавления восстания 1830—1831 гг. в западных губерниях была ликвидирована униатская церковь. С 1840 г. указом Николая I запрещалось официально употреблять термины «Белоруссия», «белорусы». Повсеместно вводился русский язык. Ограничение прав католиков вызвало переход части интеллигенции, мелкой шляхты и крестьянства в православие. Лишь в 50—60-х гг. XIX в. среди интеллигенции укрепляются представления о белорусах как о самостоятельном народе. Не отсюда ли размытость этнического самосознания потомка старого шляхетского рода? Не в белорусской ли фонетике, акценте отца кроются истоки своеобразного, «пришепетывающего голоса» великого оратора? Впрочем, ясный ответ могут дать только архивные документы.

---------------------------------------

Из воспоминаний о Ф. Плевако

Начинай!

Обратился к адвокату за помощью один богатый московский купец. Плевако потом признавался: «Я об этом купце слышал. Решил, что заломлю такой гонорар, что купец в ужас придет. А он не только не удивился, но и говорит:

— Ты только дело мне выиграй. Заплачу, сколько ты сказал, да еще удовольствие тебе доставлю.

— Какое же удовольствие?

— Выиграй дело — увидишь.

Дело я выиграл. Купец гонорар уплатил. Я напомнил ему про обещанное удовольствие. Купец и говорит:

— В воскресенье, часиков в десять утра, заеду за тобой, поедем.

— Куда в такую рань?

— Посмотришь, увидишь.

Настало воскресенье. Купец за мной заехал. Едем в Замоскворечье. Ни ресторанов здесь нет, ни цыган. Да и время для этих дел неподходящее. Поехали какими-то переулками. Кругом жилых домов нет, одни амбары и склады. Подъехали к какому-то складу. У ворот стоит мужичонка. Не то сторож, не то артельщик. Слезли.

Купчина спрашивает у мужика:

— Готово?

— Так точно, ваше степенство.

— Веди...

Идем по двору. Мужичонка открыл какую-то дверь. Вошли, смотрю и ничего не понимаю. Огромное помещение, по стенам полки, на полках посуда.

Купец выпроводил мужичка, раздел шубу и мне предложил снять. Раздеваюсь. Купец подошел в угол, взял две здоровенные дубины, одну из них дал мне и говорит:

— Начинай.

— Да что начинать?

— Как что? Посуду бить!

— Зачем бить ее?

Купец улыбнулся.

— Начинай, поймешь зачем... Купец подошел к полкам и одним ударом поломал кучу посуды. Ударил и я. Тоже поломал. Стали мы бить посуду и, представьте себе, вошел я в такой раж и стал с такой яростью разбивать дубиной посуду, что даже вспомнить стыдно. Представьте себе, что я действительно испытал какое-то дикое, но острое удовольствие и не мог угомониться, пока мы с купчиной не разбили все до последней чашки. Когда все было кончено, купец спросил меня:

— Ну что, получил удовольствие?

Пришлось сознаться, что получил».

20 минут

Очень известна защита адвокатом Ф. Плевако владелицы небольшой лавчонки, полуграмотной женщины, нарушившей правила о часах торговли и закрывшей торговлю на 20 минут позже, чем было положено, накануне какого-то религиозного праздника.

Заседание суда по ее делу было назначено на 10 часов. Суд вышел с опозданием на 10 минут. Все были налицо, кроме защитника — Плевако. Председатель суда распорядился разыскать его. Минут через 10 Плевако, не торопясь, вошел в зал, спокойно уселся на месте защиты и раскрыл портфель. Председатель суда сделал ему замечание за опоздание. Тогда Плевако вытащил часы, посмотрел на них и заявил, что на его часах только пять минут одиннадцатого. Председатель указал ему, что на стенных часах уже 20 минут одиннадцатого. Плевако спросил председателя:

— А сколько на ваших часах, ваше превосходительство?

Председатель посмотрел и ответил:

— На моих пятнадцать минут одиннадцатого.

Плевако обратился к прокурору:

— А на ваших часах, господин прокурор?

Прокурор, явно желая причинить защитнику неприятность, с ехидной улыбкой ответил:

— На моих часах уже двадцать пять минут одиннадцатого.

Он не мог знать, какую ловушку подстроил ему Плевако и как сильно он, прокурор, помог защите.

Судебное следствие закончилось очень быстро. Свидетели подтвердили, что подсудимая закрыла лавочку с опозданием на 20 минут. Прокурор просил признать подсудимую виновной. Слово было предоставлено Плевако. Речь длилась две минуты. Он заявил:

— Подсудимая действительно опоздала на 20 минут. Но, господа присяжные заседатели, она женщина старая, малограмотная, в часах плохо разбирается. Мы с вами люди грамотные, интеллигентные. А как у вас обстоит дело с часами, когда на стенных часах — 20 минут, у господина председателя — 15 минут, а на часах господина прокурора — 25 минут? Конечно, самые верные часы у господина прокурора. Значит, мои часы отставали на 20 минут, и поэтому я на 20 минут опоздал. А я всегда считал свои часы очень точными, ведь они у меня золотые, мозеровские. Так если господин председатель по часам прокурора открыл заседание с опозданием на 15 минут, а защитник явился на 20 минут позже, то как можно требовать, чтобы малограмотная торговка имела лучшие часы и лучше разбиралась во времени, чем мы с прокурором?

Присяжные совещались одну минуту и оправдали подсудимую.

Один грех

Судили как-то одного попа за какую-то провинность. У Плевако перед судом поинтересовались, велика ли его защитительная речь? На что он ответил, что вся его речь будет состоять из одной фразы. И вот, после обвинительной речи прокурора, требовавшего приличного наказания, настала очередь защиты. Адвокат встал и произнес:

— Господа! Вспомните, сколько грехов отпустил вам батюшка за свою жизнь, так неужели мы теперь не отпустим ему один единственный грех?!!

Реакция зала была соответствующей. Попа оправдали.

15 лет несправедливых упреков

Однажды к адвокату Плевако попало дело по поводу убийства одним мужиком своей бабы. На суд Плевако пришел, как обычно, спокойный и уверенный в успехе, без всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда защитнику дали слово, Плевако встал и произнес: