Провожу лето в своей родной деревне Зубревичи.
Утром меня обычно будят молодые воробьи, которые вывелись над моим окном, за наличником, — шумной дружной стайкой, как серая тучка, они слетают, нет, сваливаются, падают с наличника, шелестят в траве и так же дружно, кажется, беспричинно, снова взлетают к гнезду.
Мои Зубревичи возникли в межречье Рубона — Двины и Днепра–Борисфена, неподалеку от тех мест, где эти могучие реки почти подают друг другу руки: Двина протягивает Днепру свой приток Лучесу, а Днепр ей — руку Оршицу. Ульянка, возле которой стоит деревня и которая была когда–то большой и бурной рекой — про что свидетельствуют ее высокие берега, — пересохла и теперь сухим руслом впадает в Днепр возле Копыси, которая за десять километров от Зубревичей.
Деревня взошла, проросла и построилась между Друцком и Оршей. Про нее упоминают белорусские хроники. Ей не меньше 600 лет.
Что Зубревичи появились тут первыми, нет никакого сомнения: за речкой — Заречье, вверх по течению — Верховье, вниз — Понизовье.
Что место, которое себе выбрали Зубревичи, было когда–то зубриной вольницей, — тоже, надеюсь, ни у кого не вызовет возражений: зубры отдали ей свое имя.
Теперь это обычная деревня, каких много в Беларуси: школа, сельсовет, библиотека, магазин, физкультурно–оздоровительный комплекс. Раньше, в позапрошлом веке, тут были еще земское народное училище, корчма, винная лавка...
И всегда была в Зубревичах церковь — деревянная, солидная, уютная: в нее ходили верующие из всех окрестных деревень. В ней с юношеских лет пел в хоре на клиросе мой отец. Ее разрушили безбожники, и в ней, пустой и холодной, привязавши каким–то образом ворота под куполом, качались на Сороки.
А так — деревня как деревня. Многие зубровцы и не догадываются сегодня про то, какими крыльями над нашими Зубревичами и окрестностями взмахивали столетия.
Возле Дятлово, которое, считай, рядом с нашей деревней, находился Рогволодов камень — большой трехметровый валун, на котором в 1171 году после тяжелой, очень голодной зимы по приказу друцкого князя Рогволода была высечена 15–сантиметровыми буквами надпись. В ней князь просил — уже в мае! — нового урожая: «В лето 6679 месяца мая в 7 день доснен крест сей. Господи помози рабу своему Василию в крещении именем Рогволоду сыну Борисову». Тот голод, думаю, не обошел и Зубревичи.
А близкая к Зубревичам Барань, славная своей пулелитейной мастерской, которую в 1597 году основал князь Николай Радзивилл и которая производила ядра и пули для пушек и гаковниц и поставляла их Биржанскому и Копысскому замкам, — хочется верить, что среди «кульнiкаў» были и зубровцы.
А Копысь, пограничная крепость неукрепленного поселения кривичей! Ее в свое время захватил сын Владимира Мономаха, ее укреплял, чтобы защитить от шведов, Петр I. Она упоминается в Никоновской летописи за 1059 год. Это еще и славная копысская плинфа, керамическая плитка, это и Левки возле Копыси, где в свое время проводил лето Янка Купала.
Но любая деревня — это прежде всего люди. Можно было бы рассказать о моих дорогих зубровцах. Можно было бы упомянуть маму и папу, Ульяну Прокофьевну и Данилу Ивановича, трудолюбивых, честных тружеников, которых во время войны за связь с партизанами замучили фашисты — в бывшем доме пионеров в Орше, где свирепствовало гестапо — там сидели и мои родители, — долго не могли отмыть кровь людскую, которой были забрызганы все стены.
Можно было бы вспомнить тут и мою тетю Алесю, Александру Ивановну Сипакову, которая воспитала нас, сирот, и которая награждена уважаемой солдатской медалью «За боевые заслуги».
Можно было бы задуматься, почему же это мой дед Иван Семенович Сипаков хотел уехать из родной деревни — в 1898 году он вместе с односельчанами Захаром Шаповаловым, Василием Ласковским, Макеем Чернышевым, Олимпием, Демидом и Тарасом Сидоровичами ходатайствовал перед могилевским губернатором о переселении их с семьями в Сибирь на свободные государственные земли.
Можно было бы. Но мне хочется рассказать о другом моем односельчанине, о знаменитом зубровце, который в свое время играл очень заметную роль.
В Средневековье мои Зубревичи были, так сказать, столицей удельного княжества — в деревне стояла княжеская усадьба, и в ней жил князь Митка Секира, который на всех своих грамотах и печатях подписывался «Князь Дмитрий Зубревицкий». Митка был сыном друцкого князя Семена Дмитриевича — того Семена Дмитриевича, который единственный из четверых сыновей Миткова деда Дмитрия Семеновича вернулся живым из неудачной сечи белорусов с татарами на реке Ворскла. Семен Дмитриевич воспитывал в Друцке Софью Андреевну Гольшанскую, осиротевшую дочь своей сестры Александры. В 1422 году 17–летнюю Софью сосватал 70–летнему Ягайло его «стрыйчак», двоюродный брат Витовт. Соня, двоюродная Миткова сестра, стала королевой Польши и, родив Ягайло долгожданных сыновей Владислава и Казимира, стала основательницей династии Ягеллонов. Ягеллоны, Митковы племянники и внуки, правили в ВКЛ и в Польше около 150 лет, а также долгое время королевствовали в Венгрии и Чехии. А Казимир IV Ягеллончик по женским линиям вообще, как считают исследователи, является предком чуть ли не всех европейских королей того времени.
Митку Зубревицкого хорошо знал и Ягайло — Митка был женат на Ягайловой племяннице Софье Жедивидовне.
Владения Митки Зубревицкого были довольно большими. Ему принадлежало даже Подолье. Правда, не ему самому, а его жене Софье Жедивидовне. Из–за этих земель даже возник большой конфликт между королем Польши Ягайло и великим князем литовским Свидригайло — его братом. Эта стычка стоила Свидригайло короны, потому что он, добиваясь возврата спорных земель, схватил гостившего у него в Вильно Ягайло и посадил под замок... Этого король брату не простил. И вскоре паны–рада провозгласили великим князем литовским Жигимонта Кейстутовича.
Вот тут Свидригайло, вечный повстанец и нарушитель покоя, и взъерепенился, собрал большую силу — сорок тысяч своих и сорок тысяч русских воинов — и пошел на Жигимонта...
Князья друцкие были на стороне Свидригайло. В битве под Ошмяной осенью 1432 года в плен к Жигимонту попал и Митка Зубревицкий со своим братом Василием Красным.
На эту сечу Митка Зубревицкий отправлялся из своих (и моих!) Зубревичей и сюда же, плененный и отпущенный Жигимонтом, возвращался снова.
Когда заговорщики в Троках убили Жигимонта, паны–рада на великокняжеский престол пригласили 13–летнего сына Ягайлы и Софьи Казимира. Новый великий князь начал возвращать отобранные Жигимонтом вотчины опальным сторонникам Свидригайло. Были возращены вотчины и князьям Друцким. Митки же почему–то в это время уже нигде не слышно. Неизвестно, отбирали ли у него его владения и отдавали ли назад. Известно только, что он, еще молодой, где–то 40–летний мужчина, приблизительно в это время пишет завещание, которое сохранилось и сегодня находится в Московском архиве министерства юстиции.
Поскольку сыновей у Дмитрия Зубревицкого не было, все его наследство перешло к единственной его дочери Марине, которая вышла замуж за князя Семена Семеновича Трабского из рода князей Гольшанских. Она пережила свою дочь и ее мужа и накануне 1495 года подарила своему внуку Альбрехту Гаштольду огромное наследство Митки Зубревицкого: Быхов и Тайманов на Днепре, Добасну, что в Бобруйской волости, огромные усадьбы на Киевщине, а также, должно быть, земли, на которых Альбрехт Мартинович построит потом шкловский замок. Есть свидетельство, что именно он, потомок Митки Секиры, был инициатором создания развернутой редакции белорусско–литовских летописей, которая включала в себя и легенду о происхождении знати ВКЛ от римских патрициев.
Вот как далеко и как достойно простиралось единство с миром моих Зубревичей, моей родной деревни, которая и сегодня достойно живет и искренне трудится между Оршей и Друцком, на вековечной земле кривичей.
Этим летом мои одноклассники съехались в Зубревичи, чтобы побыть вместе, вспомнить родную школу... Саша Иванов, моряк, капитан I ранга, приехал из Калининграда, подполковник Володя Сидорович — из Минска, Валя Садовская — из Днепропетровска, Клава Кульбакова — из Городка, Витя Василенок — из Витебска, Саша Белянков и Федя Юзафатов, который и организовал эту встречу, — из Орши... А сели мы за парты в 1944 году — еще гремела война, а мы уже учились читать и писать, потому что освобожденная Беларусь сразу же сказала нам: учитесь. Они ходили в нашу школу из разных деревень, но Зубревичи и теперь считают родными.
Зубревичи после войны оказались под боком у большого военного аэродрома в Болбасово, на который присылались самые современные советские бомбардировщики. Самолеты ежедневно взлетали и шли на посадку над Зубревичами — как раз над моей хатой. Они были еще совсем низко, над самой головой, и я видел летчиков в кабинах. Мы, мальчишки, махали им руками, и они улыбались и тоже иногда махали нам.
...Начал с воробьев, хочу и закончить ими. Потому что воробьи, которые будили меня летом, — тоже мои земляки, мои зубровцы, мои односельчане. К тому же, хочется думать, что они — потомки тех далеких воробьев, которые так же старательно, не особенно боясь человека, строили гнезда и за наличниками окон Митковой усадьбы.
Янка СИПАКОВ.
Перевод с белорусского Людмилы РУБЛЕВСКОЙ.
Справка «СБ»
Янка Сипаков — белорусский писатель, поэт, родился в 1936 г. в д. Зубревичи Оршанского р–на Витебской обл. Окончил отделение журналистики БГУ, работал в журналах «Вожык», «Маладосць», «Беларусь». Автор многих книг поэзии, прозы, очерков. Лауреат Государственной премии Беларуси за книгу поэзии «Вече славянских баллад», заслуженный деятель культуры Беларуси.
Заметка краеведа
Зубревичи — деревня в Оршанском районе Витебской обл. За 19 км на юго–западе от Орши, 10 км от ж/д станции Копысь. В XV в. — владение князя Дмитрия Зубревицкого из рода князей Друцких. На 1971 г. — 91 двор. Бывший центр колхоза «Волна революции», сегодня — СПК «Зубревичи», центр Зубревичского сельсовета.
