Сегодня мы прекрасно понимаем, как важно успеть узнать, услышать, записать живые воспоминания свидетелей и участников событий одной из самых страшных войн на планете — Второй мировой. О книге «Мы помним! Миру помнить завещаем...», изданной Минским благотворительным общественным объединением «Гилф», можно благодарно сказать: успели. Здесь собраны рассказы бывших узников Минского гетто (на территории СССР по масштабам оно уступало только Львовскому), окончательно разгромленного в конце октября 1943 года, о пережитых ужасах, о том, как сумели избежать смерти, о тех, кто спасал и кто предавал. «Это была очень трудная книга, — сказала на презентации издания в музее истории Великой Отечественной войны руководитель проекта Тамара Курдадзе. — Надо было вызвать людей на те воспоминания, которые они прятали глубоко в себе и боялись доставать. В этой книге правда все — от первой до последней строчки». Каждая рассказанная история, а их в сборнике 26, — отражение трагедии не только еврейского населения Беларуси, но и всего нашего народа, всей Европы. Конечно же, таких историй намного больше, чем глав в книге. Многие так и останутся нерассказанными. Поэтому каждый прозвучавший голос говорит и за тех безмолвных и безымянных, кто ушел в вечность один на один со своей неизбывной болью. Из 80 тысяч евреев-минчан в живых остались всего 3,5 тысячи человек. На территории Беларуси в годы оккупации фашисты создали около семи десятков гетто, погибли около 800.000 евреев. Среди них 26,5 тысячи депортированных из Европы в 1941 — 1942 годах: у этих людей шансов практически не оставалось — чудом сумели спастись лишь 50 человек...
Сборник открывается словами: «Детям нашим и внукам посвящаем мы эту книгу». Да, в первую очередь книга предназначена именно молодому поколению. Да и сами рассказчики в своих воспоминаниях возвращаются в свое детство — горькое и страшное. И подробно описывают, «как это было», с названиями улиц, последовательностью событий, с деталями и уточнениями. Все эти так называемые «мелочи» — сегодня вовсе и не мелочи, а ценные свидетельства, позволяющие восстановить достоверную историческую картину времени. И хотя работа по сбору воспоминаний людей, переживших ту войну, ведется по всей стране, стоит поторопиться, активизироваться молодежным организациям. Потому как еще немного — и не успеем. Не успеем спросить о чем–то большом и важном.
Такие книги надо читать. Более того, их надо изучать в школе. Ведь когда человек станет взрослым, его если чему–то и научит, то уже только сама жизнь. Вот ее уроки порой и оказываются непосильно жестокими и трагически запоздалыми. Поэтому прислушаемся к тому, о чем говорят эти люди...
Фрида РЕЙЗМАН — председатель исполнительного совета Минского благотворительного общественного объединения «Гилф»:
«Как только в гетто стало организовываться антифашистское подполье, папа стал его участником, он был на первом заседании подпольной группы. В нее входил Гебелев. Он дружил с папой с довоенных лет. Входил в подпольную группу и Гирш Смоляр.
Папа приносил домой оружие: наганы, патроны, и клал их под матрац. Я лежала на этом месте. Вскоре кто–то приходил и уносил оружие.
Кто–то из папиной подпольной группы попал в гестапо. Он повел фашистов прямо к нам в дом. Папу предупредили буквально за несколько минут до их прихода. Вульф Лосик успел вынести оружие, которое хранилось у нас.
Немцы зашли и сразу маму ударили по лицу. Я спряталась под табуретку. Когда немцы занялись обыском, я сумела выскочить в сенцы и стала за дверь. Она была открыта, и в щель я видела, как ходит часовой. Пока он был ко мне лицом, я боялась шелохнуться, когда повернулся спиной — выскочила и спряталась в уборную, которая стояла во дворе.
Подпольщики все время следили за нашим домом. Они и спасли нашу семью. Когда меня вытащили из уборной и кто это сделал, я не знаю. Видимо, я уже замерзала и потеряла сознание, руки почернели и распухли. Очнулась на Республиканской. До войны там была кукольная фабрика. Я оказалась в огромном зале, посередине которого стоял бильярдный стол, на нем лежала женщина. Крысы ей отгрызли часть лица, я, когда увидела, очень испугалась. Меня спрятали под какими–то плетеными корзинами. Потом подпольщики передали меня маме».
Владимир ТРАХТЕНБЕРГ:
«Я помню газовые грузовики. Мама говорила мне, что как только я вижу машины, неважно где, я должен тотчас спрятаться. Эти машины назывались «душегубками». В них сажали людей и потом пускали выхлопные газы в этот герметичный отсек до тех пор, пока внутри все не задыхались.
Но мне повезло, я ни разу не был в такой машине. Припоминаю, что мы вечно обсуждали с другими детьми, где надо прятаться, кто и как долго может задержать дыхание так, чтобы выглядеть мертвым, если немцы зайдут в дом, чтобы забрать кого–то.
В гетто я был с первого до последнего дня. Мы остались живы только потому, что нам везло. Ведь на каждого, кто остался живым, погибло пять человек».
Майя КРАПИНА:
«Однажды, когда мама готовила еду, зашли немцы и полицаи. Сказали ей: «Одевайся. Пойдем». Рядом стояли я, Сарочка, Иосиф. Мама говорит: «Я возьму Майю с собой». Брат ей ответил: «Пускай Майя остается с нами. Она постарше, а что я буду делать с Сарочкой?» Мама одела мою сестричку, и они ушли.
Потом по гетто разнесся слух, что на Юбилейной площади повесили евреев. Брат взял меня, и мы вдвоем побежали туда. Увидели: повешенных было человек десять. Мама висела на виселице самая первая. У нее были длинные–длинные черные волосы. Они развевались на ветру. Это был октябрь 1942 года. Стояли холодные дни. Мы с братом каждый день прибегали, думали, разрешат снять их. Не разрешали. А через три дня в Яму сбросили. На груди у повешенных были таблички с надписями, что их казнили за связь с партизанами. Я не знала ни о какой связи мамы с партизанами. Может, нам, детям, не обо всем говорили? А где Сарочка, мы не знаем и по сегодняшний день».
Елена АНТОНОВА (Шофман):
«Бабушка погибла в первом погроме 7 ноября 1941 года. Евреям давали в руки красные флаги и гнали к заранее вырытым ямам, где их и расстреливали.
Немцы, местные предатели–полицаи не щадили ни взрослых, ни детей. На территории гетто находился детский дом, в котором содержалось более 300 детей. Это были дети в возрасте от 2 месяцев до 13 лет, родители которых погибли. Всех детей и работников детского дома фашисты расстреляли. В изоляторе детского дома находилось 68 больных детей, они были зверски убиты и порублены. Маленькие детки лежали в кроватках, фашисты раскрыли окна и двери, и малыши замерзли.
Мама погибла в марте 1943 года.
Мне удалось бежать из гетто. Беспризорная, я скиталась по городу, пока незнакомые люди не отвели меня в детский дом № 7. Заведующая детским домом Вера Леонардовна Спарнинг записала меня как Антонову Елену Ивановну. Таким образом она и инспектор по детским домам В.С.Орлов спасли в нашем детском доме 35 еврейских детей.
В.С.Орлов спасал еврейских детей не только в нашем детском доме, но и по несколько человек в 8–м, в 9–м и 45 человек — во 2–м детском доме. Директора детских домов и Орлов В.С., спасая детей, рисковали своей жизнью».
Георгий БИРГЕР:
«В городе повесили советских людей на деревьях Центрального сквера, на входе стадиона «Динамо». Дома говорили о погромах в гетто, как забрали детей маминых подруг, у которых мужья евреи. Известный в городе врач Владысик сошел с ума, когда фашисты забирали его жену–еврейку и сына 12 лет. Мальчик плакал и просил: «Папа, помоги, сделай что–нибудь...»
Эльфрида АСЛЕЗОВА (Фрида КИСЕЛЬ):
«20 ноября 1941 года был новый погром, охвативший еще часть гетто. Он начался ранним–ранним утром, еще было совершенно темно. Мы едва успели спуститься в «малину». Дедушка отказался прятаться с нами, он замаскировал лаз и лег в постель. Пришли двое карателей. Они подняли дедушку с кровати и заставили выйти на улицу, но он наотрез отказался, и они застрелили его прямо в комнате. Ценой своей жизни дедушка спас семью. Каратели ушли. Мы остались живы.
Выжившим в этом погроме евреям было приказано немедленно освободить занимаемые ими дома и переселиться на улицы, где им еще разрешалось жить. Нас приютили у себя знакомые родителей, жившие на углу Крымской и Флакса. Там мы жили еще в большей тесноте. А освободившиеся дома были снова отделены оградой и заселены евреями из Западной Европы. Мы их всех называли «гамбургскими». Очевидно, первый эшелон с ними прибыл из Гамбурга».
Майя ГУРЕВИЧ:
«28 июля 1942 года был самый большой погром. Он длился 4 дня. Рабочие колонны увели на работу, в гетто остались старики и дети. Три дня фашисты громили все дома. В нашем доме был большой чердак. Мы, дети и бабушка, спрятались там. Фашисты кинули гранату в подвал, а на чердак не заглянули. Когда на четвертый день вернулись рабочие колонны, мы услышали крики и плач. Спустились вниз мы и другие со своих «малин» — кругом кровь, убитые люди и разгромленные дома!
Бабушке стало плохо, и на руках у дочери Раи она умерла.
Брат мой Хаим все время старался найти людей, которые помогли бы нам убежать к партизанам. Многим уже удалось благополучно убежать. И вот, когда его обещали познакомить с человеком, который появлялся в гетто и многим помогал, все оборвалось. Хаим с другом проходил мимо пьяного полицая, тот в них и выстрелил — просто так. У меня не стало единственного брата».
Феликс ГЕРБОВИЦКИЙ:
«Я, наконец, решился и перебрался под проволокой в «русский район». Несколько дней находился в районе, называвшемся «Выставка», — это окраина Минска. Здесь познакомился с парнишкой лет шестнадцати, который работал на железной дороге проводником. Ему, по–видимому, я обязан жизнью. Он дал мне ключ от тамбура товарного вагона и узнал время, когда он отправится в сторону Молодечно. Я хорошо понимаю, что парень рисковал жизнью. Так я оказался в Молодечно, а затем в Лиде, где добрые люди приютили меня.
Мои хозяева, по–видимому, догадывались, что я еврей, но соседям об этом не говорили. Я пробыл у Вершило Станислава Ивановича до осени 1945 года, помогая по хозяйству, а затем вернулся в Минск.
Я безгранично благодарен семье, которая приютила меня в тот критический момент и спасла от верной смерти, рискуя жизнью. Ведь укрывательство еврея каралось смертью.
Сейчас, задумываясь над тем, что со мной произошло во время войны, я прихожу к выводу, что сделал все возможное, чтобы выжить, и до сих пор не устаю удивляться этому».
Советская Белоруссия №96 (24233). Среда, 29 мая 2013 года.
