О любви, о белой вишне, мимо которой парень бравый проходил. В голосе одной из них, явно главенствующей в дуэте, слышалось столько боли и тоски, что безошибочно можно было определить, что поет она о своем, о чем-то личном, сокровенном.
Любовь Ивановна не заставила себя упрашивать. Глубоко вздохнув, сказала, что поет только года четыре, а 16 лет молчала, несмотря на то, что слыла в округе лучшей певуньей.
Первый Любашин муж умер рано, оставив ее с сынишкой на руках. Своя беда всегда больнее жалит, но молодой женщине и поплакаться было некому — в деревне успели уже состариться вдовы, не дождавшиеся мужей с войны и поднявшие в одиночку ребятишек. Молча несла свой крест Люба, отдавая всю любовь, нежность и ласку подрастающему сыну. Ее Женька рос умным, работящим. Мать нарадоваться не могла, благодарила Бога, что за ее горькие годы одиночества он наградил ее таким прекрасным ребенком. Но быстро растут не только чужие дети. И собственные тоже, словно птенцы, едва оперившись, вылетают из родного гнезда, выбирая в жизни свои пути-дороги. Ее сын с первого раза поступил в престижный московский вуз. Гордость за него переполняла материнское сердце.
И осталась одна совсем еще молодая женщина (Женьку родила в неполных 19 лет). В деревне занимала должность заметную — работала секретарем сельского совета. Многие мужики с нее глаз не сводили. Она волю чувствам и эмоциям не давала, с чужими мужьями не зналась. Виктор к ней, считай, прибился. Его жена и двое детей — сын с дочерью — жили в небольшом сибирском городке. А он, брошенный муж, вернулся на свою малую родину. Приходил в сельский совет всегда в конце рабочего дня и молча ждал, пока Люба управится со всеми делами. А ей особо спешить было некуда. Так и коротали вечера. Вряд ли они сошлись по любви, скорее по необходимости. Два одиночества. Да и жить одной женщине в деревне, держа хозяйство, трудно без мужских рук. Сын благословил мать.
Жили они с Виктором спокойно, мирно почти целый год. А потом Люба стала замечать за мужем что-то неладное. Стал он угрюмым, раздражительным, ночами часто не спал. А ей стала сниться покойная мать. Суть тех снов она не помнит, а вот слова, которые мать произносила, забыть не могла: “Знак тебе божий, Любаша.” Мысль вроде бы и незаконченная, понять нельзя, да и Люба, воспитанная атеисткой, не верила ни в какие сны.
Однажды муж, не выдержав, раскрыл перед Любой душу. Мол, дети ему мерещатся днем и ночью. Даже кажется, что голоса их слышит, смех чистый, родниковый.
— Как же быть, Люба?
Она сразу ничего не ответила. А поздно вечером, выйдя во двор, прижалась горячей щекой к холодной и скользкой коре вишни, словно прося совета. Это деревце посадила еще в пору своего отрочества. Любовалась его пышным цветом, с радостью собирала крупные сочные ягоды. Здесь впервые ее поцеловал будущий муж. Возле этой вишни и сын ее делал первые шаги.
Решение приняла, словно топором отрубила. Назначила вечер проводов. Всю родню созвала, друзей. Иные только диву давались — кто же такие праздники устраивает, провожая мужа к другой! Сама и сани-розвальни запрягла, и на станцию сама мужа отвезла. От всей души счастья на прощание пожелала. Вернувшись в деревню, долго плакала у вишни, боясь зайти в пустой дом. Надо было снова привыкать к одиночеству.
Через месяца два от Виктора пришла телеграмма. Мол, жена не хочет с ним жить, и можно ли возвратиться назад. Люба долго колебалась, но все же ответила одним словом — приезжай. В деревне посудачили, да и успокоились. А ей снова мать-покойница стала сниться, снова о каком-то знаке напоминала.
Вскоре Люба поняла, что ждет ребенка. Было ей уже под 40. Еще могла родить, да и рожали другие деревенские женщины в таком возрасте. Она же испугалась. Начала все минусы подсчитывать. Работу хорошую может потерять — раз, сын женится, и его ребенок, возможно, будет ровесником ее ребенку — два, вроде бы как-то и неловко. Но обманывала себя Люба. Ей не хотелось признаваться самой себе, что не верила она в надежность мужа. Боялась, что снова может к первой жене засобираться. И однажды, никому ничего не сказав, поехала в райцентр в больницу. После аборта начался длительный воспалительный процесс, и она провалялась на больничной койке целый месяц. Вернулась домой в начале мая, как раз вишня у крыльца зацвела, словно молоком облитая стояла. На душе полегчало, хотя смутная тревога так и не покинула душу.
Беда пришла нежданно. До сих пор не знает, кто звонил из Москвы. Два коротеньких слова — Женя погиб — лишили чувств.
Нелепо оборвалась жизнь молодого талантливого парня, будущего ученого. Целое подразделение НИИ, где работал сын, отправили на картошку. Со смехом все грузились в автобус, а Женька отскочил купить на дорогу мороженого. Только что прошел короткий, но сильный дождь, и парень с разгону поскользнулся в небольшой лужице. Смерть была мгновенной.
Ей хватило мужества и сил самой поехать в Москву, самой везти мертвого сына. А потом...
Потом потекли долгие годы. Она вроде жила и не жила. Скорее напоминала заведенный механизм, который просто выполняет заданную программу. Мать сниться перестала. Значение ее слов Люба разгадала слишком поздно. Ничего уже нельзя было исправить.
Много лет она отмечала три даты — день рождения сына, день его смерти и день смерти своего нерожденного ребенка. Певунья, заводила всех деревенских дел, замолчала, поникла и никого в свой мир не пускала.
Ее возвращение к жизни произошло, как считают близкие, внезапно. Сама же Любовь Ивановна говорит, что однажды остро почувствовала, что жизнь продолжается и что она очень короткая и хрупкая. Тогда как раз цвела старая вишня у крыльца. Женщина, словно впервые за много лет, увидела, как хороши эти цветы, какое необычайно голубое небо над головой. И с грустью подумала, что там, в вечности, ничего этого не будет. Ни дурманящего запаха садов, ни чистого прозрачного воздуха. И тогда Люба тихонько запела. Свою любимую. О вишне, о том парне, который шел когда-то мимо и остановился возле нее, молодой, красивой.
Любовь Ивановна сейчас на пенсии. Она спасла то, что еще можно было спасти. Пересмотрела свое отношение к мужу. Открыла в нем черты характера, ранее не замечаемые: терпение, доброту, хозяйственность. Подружилась с детьми мужа, особенно с дочерью. Каждое лето с нетерпением ждет в гости Аннушку с мужем и ее двоих деток, как самых дорогих гостей. По сути, так оно и есть. Они стали для нее родными. А внучата еще маленькие, не могут никак понять, почему у них два дедушки, а бабушки — три.
