Малолетние Вика и Костик переехали из Минска в небольшой городок. Теперь они живут не с мамой в грязной квартире, где постоянно появляются незнакомые пьяные дяденьки и тетеньки, а с бабушкой в тепле и сытости. Они почти не вспоминают те времена, когда частенько оставались дома одни, когда постоянно хотелось есть, а холодильник всегда был пуст. Из прошлой жизни им не хватает лишь мамы...
Муки тела
...Если б кто увидел сейчас Таню Москалеву, не узнал бы. На сине–багровом распухшем лице не было живого места: один глаз совсем заплыл, второй кое–как открывался. Все ее тело превратилось в один сплошной синяк и невыносимо болело. Она проснулась от собственных стонов в луже крови. Кое–как сползла с грязного матраца, безуспешно пытаясь встать. Но все, на что хватило сил, это проползти несколько метров по полу. Каждый миллиметр давался с адской болью:
— Никогда не прощу этого гада, — вспомнила она события вчерашнего вечера. И сознание выключилось.
В таком ужасном положении ранним утром нашел Таню Юрий Иванович, отец того самого «гада». И очень пожалел, что вчера вечером, когда молодежь стала ссориться, ушел из дому. Хозяйка квартиры Татьяна впервые за несколько месяцев явилась домой пьяной, пришла поздно. Сын Дима тоже много выпил с приятелями. Сначала они громко ругались на кухне. Всего, что там происходило, он не видел. Когда зашел, она плюнула в лицо сыну, а тот, разъярившись, набросился на нее с кулаками и стал нещадно колотить. Юрий Иванович попытался оттащить Диму, но тот оттолкнул его так, что оторвал карман на куртке, велел не вмешиваться.
— Не надо было мне злиться и хлопать дверью, надо было в тысячный раз учить уму–разуму, — корил он себя. — Что же Димка натворил? Что теперь делать?
А Димка Терещук в этот час безмятежно спал в соседней комнате.
Его пробуждение было тяжелым, голова гудела, а когда отец показал полуживую Татьяну, сделалось намного хуже.
— У меня вчера просто крышу сорвало, — оправдывался младший Терещук. — Я спросил, получила ли она зарплату. Сказала, что дали мало и все уже потрачено. Стала говорить, что мы с тобой не мужики, не можем даже хлеба в дом купить, велела выметаться. Я ответил, что мы уйдем, а она будет спать с первым встречным за бутылку водки и валяться под забором. Тут Танька схватилась за нож. Нож из ее руки выбил и дал раз в ухо. Потом, понимаешь, она стала что–то нести про заговор тебе на смерть, про то, что меня она заразила гепатитом, про то, что сдаст нас в милицию за вымогательство. Я чуть сдерживался. А потом плюнула мне в лицо, тогда уж меня понесло. Злости было столько, что не помню, куда бил. Остановился, когда она уже хрипела на полу, вся в крови. Потом повел ее мыться и уложил на кровать.
Татьяна, лежащая на полу, вдруг застонала. Похоже, она слышала их разговор, только сил у нее не было ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова. Жизнь еле теплилась в ее теле.
Терзания души
О чем она думала, приходя в сознание, можно лишь гадать. Возможно, вспоминала своих двоих деток, маму, которая забрала их к себе, когда ее четыре месяца назад лишили родительских прав. Было жаль и их, и себя.
Несколько последних лет она пила чуть ли не каждый день. А однажды приятельница познакомила ее с Димой и его отцом Юрием Ивановичем. Попросила приютить их на время. Старший из новых жильцов много рассказывал про другую жизнь, в которой царят любовь и добро. Про Париж, в котором все, дескать, устроено совсем иначе. И в какой–то момент она наконец решилась все изменить: бросила пить, устроилась на работу. У нее появилась цель, которую, в первую очередь для себя самой, она выразила маркером на стене. Большими буквами в убогой комнатушке значилось: «2010 год мы встретим в Париже». Туда она хотела поехать с детьми. Сейчас эта мечта казалась недостижимой. Неужели ей никогда не выбраться из этой грязи и вони? Неужели все вот так и закончится?
В голове же у Юрия Ивановича мыслей было не меньше. С одной стороны, как человек верующий он понимал, что должен помочь несчастной, которая испытывала ужасные мучения. Помоги ближнему, подай руку в беде, поступай правильно и т.д. Именно этому он сам учил всех вокруг.
С другой стороны, осознавал, что совершено преступление, в котором косвенно замешан и он. И самое главное, как любящий отец не представлял, как сможет собственными руками сдать в милицию сына, зная, что тому светит большой срок. На одной чаше весов была жизнь пусть не плохого, но малознакомого человека — хозяйки квартиры, а на другой — судьба родного сына. Терзания души и совести Юрия Ивановича оказались вполне предсказуемы и недолги: зов крови оказался сильнее чувства милосердия. Скорую помощь он решил не вызывать.
Не собирался этого делать и Дима. Он думал лишь о том, что возвращаться за решетку, где недавно провел четыре года, совсем не хочется. А с его богатым криминальным прошлым — судимостями за побои, кражу, разбой — очередной срок будет очень долгим. Значит, никто не должен узнать о том, что произошло.
Поразмыслив, отец с сыном решили... помолиться за Танино здоровье. А потом потащили ее в ванную, испугавшись, что она может захлебнуться собственной кровью. Пока сын приводил несчастную в чувство, поливая холодным душем, отец замывал пятна крови во всей квартире. После водных процедур Таня совсем ожила. Опираясь на спутников, даже дошла до спальни.
Крах надежд
— Оклемается, — уверял Терещук–младший. — Полежит да отойдет.
— Отойдет ли? — сильно сомневался Юрий Иванович.
Родственники отправились по делам в центр города, где у них была назначена встреча. А, вернувшись в обед, застали Москалеву скорчившейся на диване. Дыхание ее было прерывистым, она не шевелилась. С каждым часом, с каждой минутой надежд на то, что Татьяна выживет, оставалось все меньше. К вечеру она совсем затихла. Навсегда.
Через час отец с сыном были уже далеко от места преступления.
В обед следующего дня в Таниной квартире было полно людей: следователь, эксперты, сыщики, понятые.
— Хозяйку квартиры нашли мертвой в кресле на кухне, сквозь открытую конфорку газовой плиты воздух в квартире наполнялся газом, на столе стоял огарок свечи, — уточняет детали следователь по важнейшим делам прокуратуры Минска Андрей Борисик. — Собственно, этот запах утром и привлек внимание соседей, которые тут же вызвали службу газа. Газовщики расценили увиденное как самоубийство. А вот следствию сразу же эта версия показалась неубедительной. Погибшая была в крови, а на полу в квартире — ни пятна. Как она умудрилась дойти до кухни, не наследив?
Раны ужасали. Эксперты насчитали более 100 травм! Почти все ребра сломаны. Кроме того, у нее были ожоги на ногах. Походило на то, что кто–то перенес тело на кухню, уничтожил улики и инсценировал самоубийство.
Соседи в подробностях рассказывали о квартирантах погибшей, которых видели еще накануне. Знали их хорошо и в местном РУВД. У Татьяны они прожили больше полугода и уже не раз попадали в поле зрения милиции. Так что поиски беглецов длились меньше недели.
Вскоре Дмитрий Терещук сознался и в убийстве, и в инсценировке самоубийства:
— Сколько раз ударил, не помню. Был пьян и разъярен. Перед тем как отнести тело на кухню, колол ее ноги иголкой и поджигал зажигалкой. Хотел убедиться, что она действительно мертва.
Той боли Татьяна уже не чувствовала...
P.S. Вика и Костя еще долго будут привыкать к мысли, что мамы больше нет. Возможно, когда–нибудь, став взрослыми, они побывают в Париже, о котором мечтала она. Неизвестно, что будет к тому времени с Дмитрием Терещуком, которому за убийство предстоит провести в тюрьме 16 лет. Отец убийцы, вероятно, еще долго будет замаливать грехи сына да свои собственные, пытаться исправить непоправимую ошибку. Которой могло бы не быть, набери он номер «скорой»...
Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".
