Ошиблись скептики, предрекавшие, что уже ко второму десятилетию XXI века Земля превратится в выжженную пустыню. Впрочем, и с радужными прогнозами ООН поторопилась: планировалось, что к прошлому году натиск человека на природу удастся поумерить, недаром в международном календаре 2010-й значился как Год биоразнообразия. Увы. Биоразнообразие и поныне "вымывается" со скоростью, которой не знала история. Судите сами. Принято считать, что срок жизни любого вида - около 4 млн. лет, и теоретически за год с лица Земли должны исчезать лишь 4 из них. В реальности ежегодно природа теряет в 5 тысяч раз больше - до 20 тысяч видов флоры и фауны! Такими темпами через полвека прогнозы скептиков сбудутся на все сто.
Очередная попытка переломить ситуацию - принятый в прошлом октябре так называемый Нагойский протокол, где во главу угла ставится уже не просто биоразнообразие, а разнообразие генетическое. Значит, задача мирового сообщества еще больше усложняется. Для нашей страны в том числе, хотя она только собирается присоединиться к соглашению. "Это показатель зрелости нации, - уверен заведующий лабораторией моделирования генетических процессов Института генетики и цитологии НАН, руководитель Национального координационного центра биобезопасности, доктор биологических наук Сергей Дромашко. - Знак того, что мы доросли до понимания: надо не только брать у природы, не ожидая ее милости, но и налаживать с ней партнерские отношения".
Список потерь
В мировых масштабах он огромен. Ученые всерьез опасаются за судьбу каждого пятого млекопитающего и каждого третьего земноводного. Амазонских лесов вырублено уже по площади, как две Испании, а ведь один квадратный их метр - целый мир, каждый гектар - среда обитания для 200 видов древесных растений, не считая тысяч видов беспозвоночных и другой живности. И дело ведь не только в потерянных безвозвратно представителях флоры и фауны!
"Сейчас много говорится о сохранениии биоразнообразия и мало о том, что все живые существа объединяются в генофонд, - замечает Сергей Дромашко. - В принципе, хорошее правило: вырубил дерево - посади новое. Но по логике надо, вырубив дерево определенного генотипа, высадить точно такое же. Иначе вполне может статься, что это был последний представитель уникальной комбинации генов!" У нас биоразнообразие пытаются сохранить преимущественно in situ - в местах естественного обитания. Отсюда множество резерватов, заповедников, заказников. А вот генетическую составляющую, по мнению Сергея Евгеньевича, как следует пока не изучают. По-хорошему же надо как минимум составить генетический паспорт на каждый вид и создать национальную криоколлекцию генов.
Фрагментарно такие работы, можно сказать, начались. Одними из первых "паспортизации" подверглись зубры. В свое время в Украине погибла половина их популяции, около 2 тысяч особей, - выродилась из-за проблем с мочеполовой системой у самцов. Наверняка до этого бы не дошло, скажи генетика вовремя свое веское слово. Как говорит она сейчас уже по поводу зубров белорусских - близких родичей, у которых тоже есть риск выродиться, если не подобрать каждому пару для продолжения рода... Но это, считает Сергей Дромашко, - крохи из того, что следовало бы сделать в масштабе всей страны. Многие развитые государства уже вовсю пополняют такие свои криоколлекции, в том числе соседка Россия.
Дорого, но нужно
Круг работы никто не возьмется очертить. 2 млн. видов флоры и фауны, фигурирующих сегодня в мировых картотеках, по некоторым оценкам, - лишь пятая часть от имеющихся в природе. В бассейне Амазонки, допустим, по одному неизвестному доселе виду обнаруживают... каждые три дня. То феноменальную анаконду выищут, то "пламенеющую" лягушку, то попугая-экзота. У нас, может, и не стоит ждать столь чудных открытий, но новых обитателей тоже хватает: вслед за потеплением климата начали переселяться с более южных широт и насекомые, и птицы. Прибавьте сюда проблему непрошеных "гостей". Рыб-хищников, попавших к нам с балластными водами, да хоть пресловутого борщевика, превратившегося в целое бедствие! Поэтому цена вопроса будет, по-видимому, солидной. Если любой вид состоит из нескольких популяций, если из каждого района нужно взять хотя бы по 10 особей, если анализ одного гена стоит около 100 тысяч рублей, а исследовать нужно с десяток...
"Да, это дорогое удовольствие! - признает Сергей Дромашко. - Но давайте подумаем о будущем. В первую очередь о видах, входящих в Красную книгу, потому что завтра их может уже и не быть. Если же мы сохраним их клетки, то потом наука сможет вид воссоздать. Это по меркам сегодняшнего дня - дело техники. Более того, на криоколлекции можно будет и неплохо заработать, продавая редкий генетический материал другим заинтересованным государствам. Недаром в Нагойском протоколе едва ли не в каждой главе речь о маленьких странах, где могут обитать уникальные растения или животные". Другим государствам они будут еще как интересны. Помните, в какой восторг пришли немцы, обнаружив на наших болотах вертлявую камышевку?
***
Кто-нибудь спросит: да кому это надо? Генетическая "инвентаризация" всех хищников, вредителей, паразитов? Одним больше - одним меньше, не жалко. У природы между тем своя логика: чем больше видов, чем больше разнообразие, тем устойчивее внешняя среда. Здесь никаких "лишних звеньев" нет. Вы знаете, например, что на одном живом дереве кормится примерно 20 видов различных живых существ, а на мертвом - порой и в 25 раз больше? В ООН так и говорят: природа - длинная цепочка, и исчезновение красного тунца или бабочки-монарх ставит под угрозу всю планету. Слишком уж велик список потерь...
