Хочу поведать читателям не байку, которыми полнятся воспоминания рыбаков о неудачах либо подвигах, постигших их на воде. История эта носит характер скорее драматичный в плане постижения человеческой психологии и в определенной мере отвечает на вопрос: меняемся ли мы на протяжении жизни, сполна ли извлекаем уроки из всякого рода передряг, что неминуемо преследуют каждого на ветрах времени.
Свежим майским утром я не доехал до своей дачи. Очень уж приглянулось одно местечко на берегу озера. Снасти, как всегда, лежали в машине. Вообще-то, до конца месяца еще действовал запрет на ловлю рыбы. Но я вспомнил, что на удочку с одним крючком либо спиннинг, но только с берега, рыбачить разрешалось. Практически я ничего не нарушал.
На свежий батон неплохо стала клевать плотва. Раз десять бросил спиннинг и, наконец, выудил небольшую щучку. Вообще-то, тех, что до килограмма, обычно отпускал. Но то ли потому, что она была первенцем в этом сезоне, то ли какая-то рыбацкая жадность взяла верх, ее тоже опустил в садок.
Вскоре клев резко прекратился. Какое-то время я еще сидел на кладке, сравнивая себя с героем моего любимого рассказа Хемингуэя «Старик и море». С тех пор как вышел на пенсию и ударился в рыбалку, тоже мечтал поймать свою какую-то большую и самую желанную добычу.
Размышления прервал резкий звук тормозов. Оглянулся и увидел, что из уазика ко мне стремительно направляются трое мужчин в форме инспекции по охране водных ресурсов и природных богатств. Запахло прозой жизни. «Ну что ж, пусть проверяют, я ничего не нарушил», — подумал про себя. Заметил только, что старший из них резко развернулся и отошел к машине. Эти же двое уже были рядом.
— Браконьерничаем, значит, — ухмыляясь, произнес худощавый.
— Да вроде нет, — спокойно отвечал я.
— Да глянь ты, — радостно удивился толстячок, поднимая из воды мой садок, — он уже и щуку успел хапнуть…
— Вот-вот, — довольно растягивая слова, заговорил худощавый. – Сейчас и посчитаем, на сколько тянет.
— У меня на удочке только один крючок, спиннинг лежит рядом, на траве, — унимая постепенно неприятное волнение, ответил, обращаясь к обоим. – Разве так не разрешено…
Я надел очки и наконец-то хорошо рассмотрел старшего инспектора. Он курил, облокотившись на капот уазика. Лицо его показалось знакомым. Точно, я не мог ошибиться…
Лет десять назад, когда я еще был директором крупнейшего в городе предприятия, на работе произошел неприятный инцидент. Хватало и других, похлеще, но этот почему-то запомнился хорошо. После обеда ко мне в кабинет ворвался, запыхавшийся, один из моих замов и, закатывая глаза, бросил:
— Идемте, я вам такое покажу…
Зам едва ли не за руку тянул меня в самый конец коридора нашего административного здания, где находилась библиотека. Дверь была не закрыта. Мы вошли.
— Полюбуйтесь… — донеслось до меня.
Удивиться было чему. На столе стояла недопитая бутылка, закуска. Библиотекарша Аня уже успела опустить юбку и сейчас, отвернувшись к окну, застегивала лифчик. Сергей Дмитриевич возился с ширинкой. Зам явно сожалел, что я не узрел более пикантный момент, который наверняка минутой назад предстал его взору.
Наверное, все бы тогда прошло гладко, окажись дверь запертой. Но так случается…
Меня называли руководителем строгим, но справедливым. Когда обстоятельства требовали крутых решений, не раздумывал. Если же ситуация позволяла не рубить сплеча, то и мечом не махал. Старался взвесить, как говорится, все «акалiчнасцi».
Теперь выбора не было. Не отреагируй директор должным образом, завтра о случившемся узнает весь коллектив. Я знал своего зама… К тому же только что вышла соответствующая таким эксцессам директива. Покрывая провинившихся, мог сам завтра вылететь из директорского кресла. Да и самого, если честно, злость распирала. Так обнаглеть! Только утром распекал всех на планерке, говоря о дисциплине и порядке, о той самой директиве.
Словом, уволил тогда нашего начальника отдела сбыта по статье. Библиотекаршу пожалел. Одна воспитывала ребенка. Отправил восвояси по собственному желанию. Зама попросил не выносить сор из избы. Не совсем это удалось, но вскоре за другими событиями этот инцидент оказался исчерпанным.
Однако Колесов Сергей Дмитриевич наверняка не забыл случай, так изменивший его судьбу и карьеру. Теперь вот, на берегу живописного озера, майским утром, облокотившись на капот уазика, курил и размышлял о том, как ему поступить. Пока же его подопечные продолжали унижать меня.
— Слушай, тут по всем подсчетам, как минимум, на полмиллиона тянет, — не унимался толстый.
— Подожди, — перебил его худощавый. – Машина его тоже стоит ближе к воде, чем положено. Может, замерить?
Человек я дисциплинированный и предусмотрительный. Машина стояла на должном расстоянии от воды. Ловил я на один крючок. Сразу спиннингом и удочкой ловить не будешь… Правда вроде была на моей стороне. Но и иллюзий особых я не питал. Дело приобретало нешуточный оборот. О работе местной инспекции был немало наслышан. По новым законам десять плотвичек и щука, плюс все остальное, что могли присобачить, и вправду тянуло почти на миллион рублей…
Это раньше, когда был директором, мог бы сплюнуть на воду и сказать: «Пишите ваш протокол». Но сейчас, когда два года назад меня «ушли» под благовидным предлогом на пенсию, ситуация глядится совсем иной. Такая сумма – почти три мои пенсии…
Ждать помощи было неоткуда. Сергей Дмитриевич Колесов, ныне старший инспектор, закурил вторую сигарету. Я понимал, какая борьба идет у него в душе. Глянул на воспаленные, скорее всего от ночной пьянки, а не от работы, глаза двух его подопечных. Самое время взять деньги и похмелиться.
Но я тоже не хотел сдаваться. Размышлял. Предложи я деньги, Сергей Дмитриевич мог приписать мне и попытку дать взятку, и тогда… И я принял решение.
– Вот что, орлы. Вы и так испортили мне настроение и это утро. Поезжайте своей дорогой.
— Ты понял, — обращаясь к худощавому, взвизгнул толстый. – Он еще и борзой, оказывается. Пиши протокол. Да мы…
Худощавый открыл папку с бумагами.
— Как фамилия?
— А может, его вообще искупать в водичке? Скажем: спасали бедолагу…
— Вольному — воля… — насмешливо глянул я на толстяка.
Только сейчас старший инспектор бросил сигарету на землю и затоптал ее. Мы коротко обменялись взглядами.
— Поехали, — быстро сказал он напарникам.
— Дмитрич, ты что? – изумился толстый.
— Я непонятно сказал? – грозно рявкнул на него начальник.
Худощавый демонстративно хлопнул папкой. Через минуту инспекторский уазик уже скрылся за поворотом в лесную глубь.
Достал из воды садок. Пойманная рыба тотчас устремилась на свободу. Успел заметить, как щука сразу же бросилась вдогонку за небольшой плотвичкой. «Хищник всегда хищник», — улыбнулся я, довольный, что инцидент исчерпан.
Вскоре я позабыл об утреннем происшествии. Весь день возился с газонокосилкой, топил баню. С удовольствием сходил на первый парок. Теперь сидел в беседке и пил заваренный на женьшене чай. К вечеру ждал гостей, и потому хотелось выглядеть бодрым.
И только сейчас, когда солнце все ближе стало подкрадываться к горизонту и от скошенной травы повеяло свежестью, загрустил, вспомнив неудавшееся утро.
Не простил меня Сергей Дмитриевич. Встреча спустя добрый десяток лет могла ведь быть и другой…
— Ну как клев, директор?.. Неужто на пенсию вышел, в будний день рыбку ловишь…
— Все так, времени у меня сейчас много… А как тебе эта работа?..
Я выстроил еще несколько сценариев, по которым могла протекать наша неожиданная встреча. Могла она быть и совсем мирной, даже дружеской. Столько не виделись, столько всего накатилось на обоих после того случая в заводской библиотеке. Могли бы даже посмеяться…
Но не простил меня Колесов. Обида продолжала полыхать в нем. И отпустил меня восвояси только по одной причине. Вновь убедился, что я прав. Что сильнее его. На другом не преминул бы отыграться. Возможно, растаптывая сапогом сигарету, даже думал: «Подожди, мы еще воротимся…» Скорее всего, так.
— Ну и напрасно, — произнес я вслух. – Местью сыт не будешь. Слабый всегда остается слабым…
И я, отгоняя грусть, налил в чашку крепкого чаю.
