Мертвый сезон

В гостях у актера Донатаса Баниониса

Ищу дом, в котором живет Донатас Банионис, но таксист никак не возьмет в толк, кто мне нужен. "Не знаю, кто это такой, ваш артист", - раздраженно говорит водитель.

Донатас Банионис, услышав о моих приключениях, нисколько не удивился

: - Это у вас в Минске меня помнят и любят, до сих пор здороваются, на улице подходят, просят автограф, а дома - нет, не узнают, даже не замечают.

Тут волей-неволей возникает вопрос: а как с ролями? Банионис оживляется

: - Видите, я при щетине, готовлюсь к новой роли. Только что закончились съемки в сериале про американского сыщика 1930-х годов Ниро Вульфа, в России сериал в августе вышел на экраны...

Впервые у режиссера Евгения Татарского Банионис снялся в "Приключениях принца Флоризеля", затем в "Пьющих кровь" с Мариной Влади. И вот третья картина - "Ниро Вульф и Арчи Гудвин". Этот герой Баниониса сыщик Ниро Вульф -неподвижный и толстый. Актера, слава Богу, режиссер толстеть не заставлял и пивом не отпаивал.

- Вы начинали в кино с ролей советских разведчиков, а заканчиваете американскими сыщиками...

- Получается, что так, - в ответ смеется Банионис. - Есть, правда, еще одна работа - готовлюсь к съемкам в "Бегущей по волнам". В нашем Литовском народном театре занят в спектакле "Встреча" - играю Баха... С этой постановкой мы были в Петербурге, два раза в Москве и даже в Тюмени.

Адреса, как видим, российские. А еще Банионис рассказывает, что его приглашали на Сочинский фестиваль.

- Не смог поехать... Отсюда ничем теперь до Сочи не добраться. Ходит какой-то поезд через день, двое суток им надо трястись. Это уж слишком...

Донатас Банионис живет в центре Вильнюса в новом доме европейского образца, переехал год назад. В этом же доме обитают его дети. Сын - режиссер на Литовском телевидении. Впрочем, Донатас Банионис не очень любит говорить о детях и семье.

- Для меня вся жизнь в искусстве, я в жизни не знал, что такое отдых. Для меня роли - это и работа, и отдых. Лучше спросите у меня, каким должно быть искусство и как должны строиться отношения в театре. Что должно быть - диктатура или демократия? Диктатура, конечно! А сейчас везде демократия. И это каша, не искусство. Что мы называем диктатурой? Мильтинис, Товстоногов, Любимов - они диктаторы или нет? Или это просто художника твердая рука? Нет, в обществе должна быть демократия, а вот в искусстве - диктатура.

Что сегодня творится? Кто-то приезжает, уезжает, чего-то там ставит. Приедут - не знают ни актеров, ни материала, но решают: вот он будет играть Гамлета. Меня Мильтинис знал с детства, знал, на что я способен. И долго, кропотливо делал лучшую мою роль... А сейчас Гамлет попрыгал и ушел, никого не задевая. Дым пустят, огонь, дождь, гроза - все как настоящее, а актерской игры нет. И человека на сцене нет. В зале сидишь и только слышишь: о, как они сделали дождь! А на кой черт мне этот дождь? По-моему, очень много сделано, чтобы испортить вкус. Посмотрите любое телешоу. Я не могу, выключаю, а кто-то это смотрит и кому-то это нужно, а кто-то на этом деньги делает.

Вот недавно показывают Чехова без слов. Чехов - и без слов! Молодые белорусские ребята привезли чеховский спектакль. Только танцы и западная музыка. И я так и не понял, "Чайка" это или что-то другое. Я видел в 1949 году постановку МХАТа - вот это Чехов, это для меня идеал. Там все есть - настоящее настроение, динамика, ритм, есть живые люди. И без всяких фокусов. Или смотрел недавно "Три сестры" - действие там происходит в концлагере, три сестры лежат на нарах и разговаривают. Это вам как?

От театральной сцены наш разговор кое-как дрейфует в сторону "Мертвого сезона" - фильма, который принес Банионису огромную славу. И Банионис тут же вспоминает

: - Каким был образ советского разведчика? Высокий голубоглазый блондин. И мне говорили: ну какой ты разведчик, посмотри на себя. А режиссер Савва Кулиш почему-то заметил во мне то, что другие не видели. Один сценарист даже свою фамилию снял в знак протеста... А консультантом фильма был разведчик Константин Панфилов, он-то и заступился за меня. Так я и стал Ладейниковым. Предрекали этому фильму провал, дескать, ничего там героического, все какие-то усталые, замученные. А получилось, фильм до сих пор смотрят и герою моему верят. И никакая политика этому не мешает.

К слову, политику как таковую Донатас Банионис совсем не жалует.

- Я не вмешиваюсь в политику.

- А членом КПСС были?

- Был. Ведь как раньше... В театре должна быть партийная организация, не менее трех членов. У нас в Паневежисе в театре не было ни одного. Прислали директора, потом с завода какого-то рабочего. Дошла очередь и до меня: "Донатас, ты уже известный актер, а все еще не член партии..." Вот так было у нас в театре.

Сейчас, когда Донатас Банионис переехал из Паневежиса в Вильнюс, он связан с родным театром договором, два спектакля в месяц. Когда приезжает в родной город, живет в своей прежней квартире и пока ее продавать не собирается.

- На что приобрел квартиру в Вильнюсе? На гонорары.

И начинает сердиться. Банионису искренне не нравятся мои житейские вопросы. И все же старается ответить

: - Актер в Литве хорошо зарабатывает, так что дети мне строить квартиру не помогали. Я получал 700 - 800 литов, это большие деньги...

Я не стала возражать, что 800 литов - это меньше 300 долларов и на такие деньги, даже если обречь себя на пожизненную голодовку, в литовской деревне сарай не купишь. В конце концов, не хочет Банионис рассказывать, значит, не хочет.

Но Донатас Банионис уже и сам отключился от неприятной темы. С удовольствием вспоминает случай из своей жизни. В родном Паневежисе, почетным гражданином которого он является, в автобусе кондуктор потребовала билет. Банионис предъявил удостоверение почетного гражданина, дающее право на бесплатный проезд. Ретивую тетку корочки не убедили: мало ли какой документ сегодня можно сделать, а известных актеров она всех знает... Долго убеждать ее пришлось, что Банионис действительно актер и гражданин весьма почетный.

- В Москве либо Минске такого никогда не может быть, там меня все узнают, даже кондукторы, - повторяет грустно знаменитый литовский актер. И добавляет: - Хотя в Москве все чужое.