Роль Маргарет Тэтчер в фильме «Железная леди» принесла 62-летней Мерил третью премию «Оскар». Обе женщины вошли в историю благодаря блистательной карьере. Но, в отличие от звезды мировой политики, звезда мирового кино считает, что в жизни нет ничего важнее семьи.
Мэри Луиза Стрип
Родилась: 22 июня 1949 года
в г. Саммит (штат Нью-Джерси, США)
Семья: муж — Дон Гаммер (65 лет), скульптор; дети — Генри Вулф (32 года), музыкант, Мейми (28 лет), актриса, Грейс (25 лет), актриса, Луиза (20 лет), студентка
Образование: окончила Йельскую школу драматического искусства
Карьера: снялась более чем в 60 фильмах и сериалах, в том числе: «Женщина французского лейтенанта», «Смерть ей к лицу», «Часы», «Дьявол носит Prada», «Мамма Миа!», «Сомнение», «Джули и Джулия», «Простые сложности» и др. Номинировалась 17 раз на «Оскар» и 26 — на «Золотой глобус». Лауреат премии «Оскар» за фильмы «Крамер против Крамера», «Выбор Софи» и «Железная леди»
Ее деньги
Доходы
$45 млн — во столько оценивается общее состояние Мерил
$5 млн — гонорар актрисы, который ей выплачивали за каждую роль
с 1994 по 2006 год
$1 млн — получила Мерил за фильм «Железная леди» (2011)
Расходы
$3 млн — стоимость дома с четырьмя спальнями в Лос-Анджелесе, который Мерил
приобрела в 1990 году
$2,13 млн — пожертвовала актриса на нужды бездомных в 2010 году
$1 млн — примерно столько Мерил Стрип и Дон Гаммер ежегодно выделяют на поддержку общеобразовательных и художественных школ
Март 2012 года. Солсбери, Коннектикут
— Знаешь, дорогая, «Оскар» — это чрезвычайно лестно, но очень хлопотно, — нарушил молчание Дон Гаммер, постукивая изящными пальцами скульптора по рулю автомобиля. — Каждый раз, когда тебя номинируют, мы возвращаемся домой только через неделю, а в этот раз задержались почти на полто¬ра месяца. Весь распорядок насмарку!
— Совершенно с тобой согласна, дорогой, — промурлыкала Мерил, не отрывая глаз от пейзажа за окном автомобиля. — Ты и представить себе не можешь, как я соскучилась по нашей деревне!
Рекламная кампания «Железной леди» измотала актрису — у нее давно не было таких масштабных проектов. Мерил в буквальном смысле совершила виток вокруг земного шара, продолжая представлять фильм даже после церемонии вручения премии «Оскар». Дон же терпеливо ждал жену в нью-йоркской квартире их старшей дочери Мейми и отчаянно скучал вдали от своей мастерской и обожаемых полей для гольфа. Но ехать домой без Мерил ему и в голову не приходило. Мысль о том, чтобы хозяйничать в их уединенном лесном убежище одному и спать в пустой спальне, казалась Дону странной и противоестественной.
Мимо проносились предвесенние, пока еще полуголые леса штата Коннектикут — километры и километры деревьев на ковре из красно-зеленого мха всего в двух часах езды от небоскребов Нью-Йорка. Вдали уже можно было разглядеть блики холодного солнца на глади озера, на берегу которого стояло их скромное семейное гнездо.
Когда-то, на заре карьеры, Мерил часто предупреждали, что спрятаться от славы невозможно. Успешной актрисе суждено торчать у всех на виду в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, беспрестанно жалуясь на вторжение в частную жизнь. «А я спрячусь, — отвечала актриса. — Вот увидите». Они с Доном — тогда еще молодые супруги в ожидании первого ребенка — влезли в ипотечный кредит «на миллион лет» и купили домик в окружении «пяти тысяч новогодних елок». План сработал. Оказалось, проселочные дороги и густые леса защищают личное пространство звезды куда эффективнее телохранителей и судов. За тридцать с лишним лет, что Мерил, Дон и их дети прожили в деревушке Таконик под городком Солсбери, до них не добрался ни один репортер. Для папарацци — порождений больших городов — это такая неописуемая, населенная диким зверьем глушь, куда и соваться-то страшно.
— А мне показалось, в этот раз тебе понравилось быть в центре большого шума. Я боялся, еще немного — и ты так пригреешься в лучах собственной славы и заслушаешься комплиментами, что не захочешь возвращаться, — поддел жену Дон.
— Хорошо же ты обо мне думаешь, — засмеялась Мерил. — Послушать немного лести женщине в моем возрасте не повредит. Разве ты забыл, что актер обязательно должен быть тщеславным? Иначе его дисквалифицируют.
Было время, когда Мерил стыдилась удовольствия, которое получала от восторженных отзывов о своем таланте. Актерское ремесло представлялось ей детской забавой, недостойной стать делом жизни серьезного человека. «Меня спрашивали, кем я работаю, а я стеснялась ответить, — вспоминала Мерил. — Все думала, что перерасту актерство, буду заниматься чем-то другим, настоящим. Все мы в детстве читали гостям стихи с табуретки, но делать это до старости и за деньги мне казалось неприличным. И понадобилось много времени, чтобы признать: да, я актриса, и с этим уже ничего не поделаешь».
Мерил до сих пор с изрядной долей иронии относится и к своей профессии, и к славе, и к полуофициальному статусу величайшей из ныне живущих актрис. Совсем недавно, выступая на конференции «Женщины мира» в Нью-Йорке, она выставила свой третий «Оскар» на трибуну со словами: «Я получила его только за то, что притворялась политическим лидером. Но вы пришли сюда, чтобы послушать настоящего политика. Поэтому я уступаю место Хиллари Клинтон!»
— В свое оправдание могу сказать, что не рассчитывала выиграть, — продолжила Мерил. — Я была уверена, что «Оскар» получит Виола.
Голливудские эксперты тоже не сомневались в успехе Виолы Дэвис, темнокожей звезды фильма «Прислуга». Для Мерил, которая номинировалась семнадцать раз (голливудский рекорд!), но не выигрывала с 1983 года, победа действительно стала сюрпризом. И ей почему-то было страшно неудобно перед подругой-конкуренткой Виолой, словно она присвоила чужую награду. Мерил мучило подозрение, что Киноакадемия дала ей «Оскара» только потому, что ее бесконечные «пустые» номинации уже начали восприниматься как анекдот, повод для не всегда безобидных шуток. Она даже намекнула на «почетный» характер премии со сцены: «Я знаю, что стою здесь в последний раз…»
Чтобы как-то угомонить свою некстати разгулявшуюся совесть, Мерил пожертвовала $10 тыс. в благотворительный фонд Виолы — на спасение обнищавшей школы в родном городе актрисы. Но осадок вины все равно остался…
— Тебя действительно наградили по заслугам, — уверенно сказал Дон. — Но я счастлив, что все закончилось и мне больше не придется жить с Маргарет Тэтчер.
Мерил прикрыла глаза рукой, демонстрируя раскаяние. Раньше, пока дети не разъехались, их бурные протесты по поводу творческих экспериментов матери спасали Дона. Например, когда она готовилась к роли в мюзикле «Мамма Миа!», дочери категорически запретили ей петь дома. Актриса пряталась в шкафу и репетировала шепотом. Но выносить «Маргарет» отцу семейства пришлось уже в одиночку. На Дона изливались пламенные политические манифесты, произносимые напористо, на одном дыхании, с характерными визгливыми нотками.
— Я поражаюсь твоему терпению, дорогой. — Она ласково потрепала мужа по плечу.
Дон улыбнулся. Он знал, что при малейшем намеке на недовольство с его стороны Мерил, ничуть не обидевшись, ушла бы митинговать в лес. Интересы родных всегда были для нее превыше всего — и уж точно превыше карьеры. Отчасти поэтому ее так интриговала Маргарет Тэтчер, женщина, жена и мать, которая фактически провела на работе одиннадцать с половиной лет. Сама Мерил брала по году отпуска на каждого из четырех детей, а потом, пока они не выросли, старалась не проводить вдали от дома больше пяти месяцев в году. И ей было наплевать на выгодные предложения, которые она при этом упускала. «Еще девочкой я мечтала о муже, доме и детях, — говорила актриса. — Я была рождена для семьи, как другие люди рождаются для религии или политики. Я даже теоретически никогда не решалась представить себя одинокой».
Только однажды, очень давно, Мерил сделала выбор в пользу карьеры. Отправилась сниматься в Европу, оставив любимого человека наедине с его бедой. Пусть она и не смогла бы изменить печальный исход, но сожаления о необратимо потерянных днях любви и заботы, которые она могла бы ему дать, мучают до сих пор…
ЛЮБОВЬ ПРОТИВ СМЕРТИ
Зима 1978 года. Нью-Йорк
Не замечая тяжести чемодана, Мерил преодолела последний лестничный пролет бегом. Ей очень хотелось наконец снова обнять Джона. Никто не мог предположить, что Мерил придется уехать так надолго. Когда актриса подписывала контракт на съемки в мини-сериале «Холокост» в Австрии, речь шла совсем о других сроках.
Сначала они оба надеялись, что Джон сможет поехать с ней. Поняв, что он слишком слаб для путешествия, актриса едва не отказалась от проекта, но Джон уговорил ее не разбрасываться ролями в начале карьеры. Мерил уезжала с тяжелым сердцем, но утешала себя тем, что скоро вернется. Уже стоя на пороге, надавала ему — взрослому, умному мужчине на четырнадцать лет старше — кучу рекомендаций, которые взбесили бы и младенца. Но Джон лишь улыбался и кивал, утешал и успокаивал ее. «Не беспокойся обо мне, — говорил он. — Ты безумно талантлива, но Господь отбирает талант у тех, кто его не использует. Ты должна играть. Я не прощу себе, если чем-то тебе помешаю».
Но режиссер вышел из графика, и съемки неприлично затянулись. Драгоценное время утекало сквозь пальцы. Мерил возненавидела Австрию, где сходила с ума от бессилия и тревоги за Джона. Конечно, молодая женщина не позволяла себе думать, что он умрет, но и забыть о том, как близко подобралась к нему смерть, было невозможно.
Роман восходящей кинозвезды Мерил Стрип и театрального актера Джона Казале, известного широкой публике разве что по роли Фредо Корлеоне в двух частях «Крестного отца», удивил многих. Он не был выдающимся красавцем, героем-любовником или гением, но Мерил любила его — отчаянной, обреченной любовью. Она не хотела верить врачам, говорившим, что запущенный рак почти не оставляет Джону шансов. Пусть она не могла вылечить его, но ее любовь заставляла Джона бороться. Мерил жила иллюзией, что ему становится лучше, а он сжигал последние силы, поддерживая эту иллюзию. В фильме «Охотник на оленей», где они снимались вместе, Джон работал только на колоссальном усилии воли, между дублями теряя сознание от слабости и боли. Разумеется, ни о какой поездке в Европу после этого не могло быть и речи. Джон уполз отлеживаться в их нью-йоркскую квартиру и был рад возможности отправить Мерил подальше, чтобы она не видела своего мужчину жалким и беспомощным. Он не мог позволить сверходаренной актрисе превратиться в сиделку.
Мерил едва не закричала, увидев Джона в полутьме коридора. За время ее отсутствия болезнь пошла на последний штурм. Жгучий, смуглый итальянец словно бы выцвел в желтоватую бледность, кожа облепила кости, он с трудом держался на ногах. Мерил прижималась к его груди, гладила угловатый щетинистый подбородок, торопливо шептала, что теперь все хорошо, она рядом, больше и шагу от него в сторону не ступит, а в мыслях ругала себя самыми страшными словами. Как она, полная дура, посмела бросить его — живого, родного, любимого — на растерзание боли и страху?! И ради чего — придуманных переживаний никогда не существовавших людей?!
Вскоре стало понятно, что Джону нужно ложиться в больницу. Он до последнего отказывался от госпитализации и дорогих лекарств, понимая, что ему нечем оплачивать огромные медицинские счета. Теперь Мерил взяла все расходы на себя. Она жила у него в палате — каждое утро читала Джону спортивные сводки из газет, смешила его, пародируя телекомментаторов, кормила, мыла, давала бесполезные уже лекарства… «Может, это прозвучит странно, но я вспоминаю больницу с благодарностью, — говорила она потом. — Мы с Джоном прожили вместе почти три года, но никогда не были так близки, не общались так открыто и искренне, не принадлежали друг другу так безраздельно. Из-за нашей близости я не замечала его угасания и оказалась не готова к его смерти».
42-летний Джон Казале умер 12 марта 1978 года — со дня возвращения Мерил не прошло и трех месяцев. К ней в опустевшую квартиру на время переехал брат Гарри, который не решался оставить убитую горем сестру одну. А еще три недели спустя из ниоткуда на пороге возникла бывшая подруга Джона — оказалось, что когда-то они купили эту квартиру напополам. Мерил пришлось спешно паковать чемоданы и прощаться с Джоном уже во второй раз…
Приятель брата, скульптор Дон Гаммер, предложил подержать у себя часть ее вещей, а сама актриса отправилась в Балтимор на съемки фильма «Соблазнение Джо Тайнэна». «Я снималась на автопилоте, — вспоминала Мерил. — Но работа оказалась хорошим лекарством, потому что не оставляла сил горевать. Вечером я приходила в отель совершенно измотанной, падала в постель и отключалась». Через два месяца она приехала к Дону за вещами, все еще не зная, где будет жить. Неожиданно Дон сказал, что собирается в кругосветное путешествие и может оставить ей ключи от дома. Мерил потерянно стояла перед почти незнакомым парнем и не знала, как отблагодарить его за щедрость.
— Хочешь, я буду писать тебе письма? — наконец спросила она.
ПЛАТЬЕ ИЗ БУТЫЛОК
Март 2012 года. Таконик, Солсбери, Коннектикут
Пока Дон выгружал вещи, Мерил села на скамейку перед домом и с наслаждением вытянула ноги, продолжая думать о том, до чего же ей повезло с мужем. Иногда знакомство с Доном кажется ей последним подарком Джона. Словно умерший возлюбленный вытолкнул ее из душевных сумерек обратно в жизнь — прямо в объятия достойного, правильного мужчины, которого Мерил смогла полюбить.
Они с Доном тихо поженились через полгода после смерти Джона Казале. Репортеры не без ехидцы спрашивали Мерил, как ей удалось так быстро оправиться от горя и что заставило принять предложение мужчины, которого она знала только по письмам. «Не нужно много времени, чтобы понять, какой Дон прекрасный человек, — спокойно отвечала актриса. — Он теплый, сильный, добрый, понимающий. У него отличное чувство юмора, и он никогда не говорит пустых слов. Важно и то, что Дон — творческий человек, который понимает все издержки артистического образа жизни и мыслей. Я бы не смогла жить с другим. А боль от потери Джона никуда не делась, она всегда со мной, в тайниках души, она откладывает отпечаток на все мои мысли и поступки. И я не хочу с ней расставаться. Я беру пример с детей, которые находят способ встроить любое горе в картину жизни, не забывая его, но и не позволяя ему превратиться в навязчивую идею».
— Как ты смотришь на очень поздний завтрак? — спросила она мужа, поднимаясь. — Боюсь, на приготовление обеда меня сейчас не хватит.
— Может быть, яблочный пирог? — невинным тоном отозвался Дон, и оба расхохотались.
Мерил испекла яблочный пирог, готовясь к их первому настоящему свиданию, которого ждала и боялась. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы прикосновение другого мужчины стерло воспоминания тела о ласках Джона. А в следующий момент уже беспокоилась, что, сблизившись духовно за четыре месяца романа в письмах, они с Доном не подойдут друг другу физически. За всеми этими размышлениями Мерил готовила машинально, как Бог на душу положит. «Утром Дон сказал, что в жизни не ел ничего вкуснее моего пирога, — лукаво ухмыляется актриса, рассказывая семейное предание. — Вот уже тридцать с лишним лет он просит меня испечь такой же. Я пеку и пеку эти чертовы пироги, они выходят вполне съедобными, но такой у меня больше не получался!»
.jpg "В этом году на церемонию вручения премии «Оскар» актриса пришла в платье из переработанных пластиковых бутылок (Лос-Анджелес, 26 февраля 2012)")
Мерил постояла на пороге кухни, с гордостью оглядела свое маленькое хозяйственное царство. Она никогда не стыдилась признавать, что кулинарка из нее неважная. Раньше бывало так, что она пробовала блюдо и тут же отправляла его в мусорное ведро. К счастью, Дон оказался столь же неприхотлив в еде, как и она сама. Оба супруга всегда считали, что человечество достигло пика своего гастрономического развития, когда научилось жарить курицу и резать овощи для салата. Однако, взявшись за роль автора кулинарных книг в фильме «Джули и Джулия», Мерил с удивлением узнала, что всю жизнь делала и то и другое неправильно! «На съемках в моем распоряжении оказалась профессиональная кухня и кипа кулинарных книг, — вспоминает актриса. — Раз так, я подумала, что учиться никогда не поздно, стала приходить пораньше и практиковаться. Сделала несколько открытий, например, что еде совсем не безразлично, на какой плите ее готовят и какими ножами режут. Я купила домой новую плиту с контролем температуры, специальную посуду, наточила ножи. После чего мне пришлось переучиваться резать овощи, иначе я осталась бы без пальцев, к которым очень привязана. Я поняла, что надо делать, чтобы жареная курица получалась сочной и вкусной всегда, а не через раз, как у меня. Я действительно перешла с кулинарией на ты. Но для того чтобы стать отличным поваром, надо готовить все время, а мне лень».
Зато Мерил всегда очень живо интересовалась тем, насколько экологически чистые продукты едят ее дети. Открытие, что даже яблоки для детского питания обрабатывают химикатами, чтобы они не падали раньше времени, переполнило чашу ее терпения. Мерил сколотила из соседских мамочек «экологический дозор» — маленькое общес¬твенное движение, которое терроризировало окрестные супермаркеты. «Мы хотели точно знать, откуда на прилавки поступают фрукты и овощи, — рассказывала актриса. — И иметь возможность остановить закупки сельскохозяйственных продуктов за рубежом, где их поливают неизвестно чем для перевозки и длительного хранения. И поскольку я знаменита, о нас услышали, нам начали помогать. Теперь в сфере деятельности фонда — и контроль над использованием пестицидов, и поддержка фермерских хозяйств. Он так разросся, что у меня уже не хватает ни сил, ни времени участвовать в его делах столь же активно, как раньше!»
Впрочем, Мерил до сих пор неравнодушна к экологическим проектам. На победной церемонии вручения премии «Оскар» в феврале 2012 года на ней было платье, пошитое в ателье Lanvin из… переработанных платиковых бутылок. Этот золотистый наряд актрисе предложила Ливия, супруга актера Колина Ферта, организатор акции «Мода против свалок». Поначалу «мусорное» платье вызвало у Мерил сомнение, она склонялась к более традиционному туалету, но сдалась под натиском старших дочерей Мейми и Грейс.
«Мое видение мира изменилось с рождением первого ребенка, — говорит Мерил. — Когда ты один, то планируешь жизнь на двадцать минут вперед, а когда у тебя появляется семья, начинаешь думать в масштабах десятилетий. Мои дети уже испытывают на себе последствия глобальных проблем, о которых наше поколение в их возрасте знать не знало, а внукам, скорее всего, будет еще сложнее. Мне бы не хотелось, чтобы им достался мир без окружающей среды и природных ресурсов».
СЧАСТЬЕ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ
Март 2012 года. Таконик
Мерил принесла поднос с кофе и бутербродами в гостиную, где Дон разбирался с поступившей в его отсутствие бумажной почтой — буклетами новых выставок, приглашениями, газетами.
— Что-нибудь интересное?
— Посмотри и выбери, — улыбнулся Дон. — Мы с тобой давно никуда не ходили.
— Я не виновата, что ты не любишь театр.
Дон Гаммер равнодушен к искусству, которому столько лет и с таким успехом служит его жена. Мерил на него за это не обижается и свои вкусы не навязывает. Если им хочется совместной культурной программы, они выбираются в музеи и художественные галереи. «Одно время мы перестали ходить на выставки, потому что моя популярность превращала в экспонаты нас самих, — вспоминает Мерил. — Трудно сосредоточиться на экспозиции, когда кто-то все время пытается заглянуть тебе в лицо или шепчет твое имя за спиной. Но поскольку Дона не затащишь в театр или кино, а я нахожу скучным гольф, нам пришлось приспособиться к оставшимся формам семейного досуга — выставкам и концертам симфонической музыки. Правда, куда бы мы ни ходили, Дону за меня всегда стыдно, потому что я страшно любопытна и люблю подслушивать чужие разговоры».
«За годы брака мы многое переняли друг у друга, — говорит Дон. — Я научил жену смотреть на произведения искусства, а она научила меня видеть людей. Но у каждого из нас были и остаются свои интересы, поэтому даже теперь, когда дети живут отдельно, нам никогда не бывает скучно».
— Мы могли бы прогуляться, — предложила Мерил. — Дойдем лесом до магазина, купим какую-нибудь мелочь.
— Лампочка на чердаке перегорела, — согласился Дон. — Мы можем купить лампочку.
Их совершенно не смущает, что поход за лампочкой по размокшим лесным тропинкам растянется почти на два часа. После тридцати с лишним лет совместной жизни Дону и Мерил все еще нравится просто идти куда-то вдвоем, делать что-то вместе. «У американцев завышенные требования к жизни, — считает Мерил. — Мы думаем, что быть некрасивым — преступление, мы воспринимаем болезни, смерть, трудности и горе как величайшую несправедливость, словно все это не имеет права происходить с нами. Мой жизненный опыт научил меня чувствовать себя счастливой каждый раз, когда у меня хоть
что-то получается. Я счастлива, что не живу в регионе военных действий, счастлива, что мои дети здоровы. Я в экстазе, потому что у меня есть крыша над головой, вкусная еда на столе и любимый человек рядом. Я могу не думать о том, чем буду оплачивать счета за следующий месяц, и это тоже счастье. А все остальное — слава, почести, влияние — только мишура, которая отвлекает нас от того, без чего человек действительно жить не может».
Екатерина Живова, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), фото Fotobank, Getty Images, Legion Media, Итар-Тасс, Splash News/All Over Press, Global Look Press
