Экзамен с правом пересдачи
Начну, Дима, с самого очевидного. Роль мамы — это навсегда. Мы для своих матерей остаемся детьми чуть не до пенсии. Чем, кстати, объясняется такое уродливое явление, как паразитирование алкоголиков и наркоманов на родительской шее. Иные бабушки на еде будут экономить, но дадут великовозрастным пропащим деткам деньги и на талоны, и на сигареты, и вообще «на жизнь». Это своего рода инстинкт, рефлекс — во что бы то ни стало защищать своего ребенка. Как сказала во время ток–шоу на тему «Слепые мулы» (читай: жертвы наркоторговцев, отправленные в страны Юго–Восточной Азии якобы за эксклюзивными украшениями, магнитолами, одеждой и пойманные на таможне с припрятанным кокаином) одна участница: «Когда твое дитя летит в пропасть, ты же не думаешь: почему, кто виноват? Ты бросаешься на помощь!» Вот и верят каждому слову, надеются на чудо, пеняют на внешние происки, за соломинку готовы схватиться. Даже наблюдать за этим горько. А представить себя на месте мамы, скажем, Марии Допирки?
Кстати, об этом ток–шоу. Героев там было не один и не два. Историй — большое разнообразие. И знаешь, кое–кому мне хотелось поверить: да, здесь жертва обстоятельств (безумной влюбленности, ложно понятой дружбы, беспечности, страсти к халяве, наконец). А кому–то — нет. Уж слишком белыми нитками шита была их история. Хотя доказательств вины и там, и там в избытке, контрдоводы на любителя. Но это я могу руководствоваться субъективным ощущением, а суд, тем более в странах, настроенных против наркотиков самым воинственным образом? Ужас в том, что в этих житейских сюжетах — грань тончайшая. Как отделить агнцев от волков в овечьей шкуре? Вот в чем вопрос.
Передачу про «слепых мулов» смотрела и моя 14–летняя дочка. И знаешь, для нее стало просто откровением, что человека можно вот так цинично подставить. Более того, когда я начала ей объяснять, что и у нас не надо браться передавать кому–то свертки, сумки и даже нечто напоминающее коробку конфет, у нее глаза сделались как два новогодних елочных шара. А ведь в свое время со спайсами излишняя доверчивость тоже могла выйти боком. «Люди — зачастую студенты, выходцы из благополучных семей — уверены, что действуют «по–товарищески», не желая выделяться из окружения и наивно полагая, что им это «ничего не будет стоить». И попадаются. Идут под суд. Самое печальное в таких историях — курьерами признаются друзья и приятели распространителя, тогда как ему удается уйти от ответственности, а его реальной клиентуре — остаться в тени», — предупреждала на страницах «СБ» адвокат Юлия Панкова еще в декабре 2014–го. Если помнишь, на борьбу против лавинообразного распространения спайсов в тот год поднялись экстренно — пакет общегосударственных мер был выработан менее чем за месяц. Законодательство резко ужесточилось. И хотя об этом многажды предупреждали, есть сила инерции. А вдруг просто кто–то недопонял, недоучел? Или осознал поздно? Вглядись внимательно в ролик с гомельской акции — о чем говорят большинство этих несчастных женщин? О том, чтобы дали шанс. И их осужденным родным, которые могли бы создать семьи, воспитывать своих детей, заботиться о родителях. И их женам и матерям, которые лишились опоры. Главный посыл: многое ли понимают подростки в 17 — 18 лет?
У меня, например, такое ощущение, что поменьше, чем мы с тобой в их возрасте. Да и социологи говорят: период взросления отодвинулся лет на 5 — 6. Компьютерные задачки нынешние выпускники школ, конечно, могут щелкать как орешки, но по жизни весьма и весьма инфантильны. В том числе из–за нас, родителей, воспитателей аховых. Задающих вопрос «что ты поел?» или «что купить?» чаще, чем «о чем ты думаешь?». Потому что нет времени, сил и умения пускаться в долгие доверительные разговоры. Да, фраза на все времена: «Ребенок — это экзамен, который человек сдает перед Богом». Но отличников, согласись, всегда по определению меньше троечников. И если экзамен в вузе всегда можно пересдать, иногда за несколько попыток, то почему в жизни все так жестко, сразу и без права на снисхождение?
Не знаю, Дим, как тебя, а меня жизнь постоянно учит: нельзя быть категоричным! Правда у каждого своя, до ее нюансов со стороны не докопаешься, особенно наскоком. В очередной раз убедилась в этом, когда пришла весть о смерти от лейкоза российской актрисы Стеллы Барановской. Известна она была прежде всего тем, что стала в соцсетях объектом травли. Ее обвиняли, что диагноз — вымышленный, а объявленный сбор средств на лечение — классический развод, мол, деньги девушка тратит на фешенебельные курорты и вообще красивую жизнь. В качестве доказательств выступали выложенные самой же Стеллой фото, на которых она совсем не выглядела раковой больной. И вот умерла... Сын Стеллы остался круглым сиротой. Интересно, что чувствуют люди, которые ее яростно топтали? Уж, наверное, не такую боль, как те немногие, кто знал правду. А я почему–то не уверена, что в каждой истории с наркотиками она — как на ладони.
gabasova@sb.by
Черту — кочергаНет, Людмила, я совсем не намерен поднимать на штыки слепую материнскую любовь. С точки зрения эмоциональной я готов понять порыв участниц молебна. Понять, но не принять. Тем более что некоторые моменты видеозаписи не просто злят, но и вгоняют в бешенство.
Прежде всего авторской позицией так называемого блогера. Пожалуй, это самый мерзкий момент ролика, имеющий целью накосить «лайков» для канала на чужой беде. Как он представляет собравшихся? Родственники пострадавших от 328–й статьи! Каково? То есть пострадавшие — это не севшие на иглу, не умершие от передозировки, а те, кто им вручил смертельное «зелье» и теперь несет заслуженное наказание. Почему бы тогда не собирать митинги «пострадавших» от статей 139, 207, 166 — убийство, разбой и изнасилование соответственно. При этом иметь в виду не жертв преступлений, а лиц их совершивших. Разве не такой логикой навыворот руководствуется ушлый блогер?
Я слушал выступления участниц молебна и от одного к другому укреплялся в мысли, что тезисы им писал кто–то со стороны. Вот одна мать называет ужесточение наказаний за распространение наркотиков геноцидом против молодежи. Мол, за ничтожную дозу за решеткой томятся чуть ли не лучшие представители юного поколения. То есть само распространение отравы, убивающей и отупляющей, превращающей еще вчера нормальных парней и девчонок в подобие животных, — это не геноцид? А удар по рукам, тянущимся к легкой наживе на покалеченных судьбах, — это подрыв генофонда нации? В тон современному сленгу так и подмывает воскликнуть: что курил автор такого витиеватого умозаключения?
Еще один участник мероприятия призывает обратиться к опыту стран, где легализованы растительные наркотики. Смотрите, таких государств немало! Вот она истинная цивилизация, а у нас каменный век! Но если вы смотрите на «многие страны» с одной стороны, взгляните на не такие уж малочисленные и с другой. Где, долго не цацкаясь, за распространение «зелья» лишают жизни. Вот они два полюса, между которыми нашли точку равновесия наши законодатели. Жестко, больно, но несмертельно и с шансом пусть и не скорого, но все же возвращения в социум.
И совсем уж чувствительно кольнуло объяснение еще одной матери сути акции. Люди идут молиться за здоровье чиновников, от решения которых может зависеть дальнейшая судьба их родных. Ну и за здоровье самих осужденных, разумеется. О тех, кто пытается бороться с зависимостью, кто уже ушел в мир иной, так ее и не победив, никто не вспомнил. А ведь свечка за спасение этих заблудших душ была бы тоже очень к месту. И мамы их страдают не меньше, чем родительницы «сидельцев» по 328–й. Пожалуй, даже больше. Вот перед кем стоило бы повиниться, прежде чем молить о снисхождении или прощении.
Знаешь, Люда, есть несколько любимых тезисов демагогов. Мол, жесткими методами проблемы не решить. Есть вероятность ошибки (она в любом деле есть, если что). А коль чадо село на иглу или заделалось дилером — вина школы, родителей и всего общества. Поэтому и те и другие «страдальцы». Это алогичные такие ломы, против которых сложно найти контраргументы. Я, воспитывая сына–подростка, одинаково до холода под ложечкой боюсь, что он может вдруг попасть в одну из этих категорий. И не потому, что уделяю ему мало внимания. Просто в таком возрасте крайне редко случается, что чужой пример становится себе наукой. И если какой–то доброхот втихую предложит лизнуть «марочку» или передать ее кому–то и принести деньги, от соблазна удержится далеко не каждая неокрепшая юная личность. Однако обнадеживает вот что: таких доброхотов стало заметно меньше.
Знакомый доктор, которого уважаю и в силу этого доверяю его мнению, как–то поделился наблюдением. После ужесточения наказания за распространение наркотиков реаниматологи перевели дух. Пациентов с передозировкой, которые еще не так давно поступали чуть ли не каждый день, стало гораздо меньше. Не потому ли, что многие потенциальные поставщики дури расселились по камерам? А вспомни, Люда, какая истерия еще два–три года назад творилась в школах. Учителя советовали буквально за руку водить на занятия даже старшеклассников. Торговцы «зельем», не стесняясь и не боясь, почти в открытую «окучивали» учебные заведения. Сегодня здесь стало не в пример спокойнее. А когда ты, Людмила, в последний раз читала приводящие в трепет новости о том, что друзья под кайфом вырезали товарищу глаза или юная красавица в наркотическом бреду выбросилась из окна? Подобными сюжетами СМИ пестрели еще буквально вчера. Получается, сработала жесткость. Да, на 100 процентов зло не изжито, как и вся преступность в принципе. Но обложено флажками и уже не лезет нагло на свет. Уже это большое дело.
Матерей юных наркоторговцев по–человечески, конечно, жалко. Но сколько таких же мам они бы сделали несчастными, оставшись на свободе и почуяв безнаказанность? Десятки? Сотни? Тысячи? Не тот путь выбрали родные преступников, ища лучшей доли для своих непутевых чад. Выложите в открытый доступ материалы их дел без купюр. Хотя бы приговоры с мотивировочной частью. Пусть широкая общественность и рассудит, насколько они виноваты без вины.
kryat@sb.by
