Меня похоронили дважды

Летом 1941-го, в самом начале войны, я был военным комиссаром артиллерийской батареи 76-миллиметровых орудий стрелкового полка.

Летом 1941-го, в самом начале войны, я был военным комиссаром артиллерийской батареи 76-миллиметровых орудий стрелкового полка. Бои мы вели на Украине, на левом берегу Днепра, между Кременчугом и Днепропетровском. Горячо было на позициях нашей батареи! Ею командовал старший лейтенант Сень - призванный из запаса скромный и душевный человек. Его познания в области военной подготовки были куда скромнее моих - недавнего выпускника артшколы. Потому я, по обоюдному согласию, руководил ведением огня. Преимущества были на стороне противника, потому нам ничего не оставалось, как выкатывать орудия на прямую наводку. Это практически стрельба в упор. А такую дуэль выдержать непросто.

Когда немцы все-таки зацепились за левый берег Днепра, меня ранило. Прямо здесь, у орудия, под грохот выстрелов и взрывов, под свист осколков и пуль миловидная юная девушка, фронтовая медсестра, перевязала меня. Обстановка на фронтах в ту пору была сложной, люди гибли тысячами, в тыл шли похоронки. Уже после войны, когда я в наградах вернулся домой, сестры долго не могли глазам поверить. Даже на ощупь проверяли - я ли? Дело в том, что дважды они получали на меня похоронки: после боя на берегу Днепра и во время боев за Москву.

На разбитых зимних дорогах часто образовывались пробки, и этим умело пользовался противник, нанося удары с воздуха. Наши атаки встречали яростное сопротивление гитлеровских частей, боевые порядки атакующих накрывались прицельным огнем артиллерии. По ночам бывали часы, когда свист и красновато-огненные пунктиры трассирующих пуль не давали нашим бойцам передвигаться даже внутри боевых порядков. Это очень подавляло боевой дух. Да и ночи были холодные, бойцы простужались, случалось, что и обмораживались.

Тяготы войны - это не только обстрелы. В ходе наступления наши боевые порядки шли через леса, разбитые и сожженные населенные пункты. В течение многих дней негде было ни отдохнуть, ни поесть. Из-за постоянных пробок на дорогах и бомбежек провиант частенько запаздывал. Бойцы ели мясо только что убитых немцами лошадей, найденную в погребах сгоревших домов квашеную капусту.

Много военных воспоминаний у каждого фронтовика. Мне особенно врезалась в память беседа с пленным немцем. На вопрос: "За какие идеи воюете?", молодой офицер ответил: "Вы, русские, и мы, немцы, - за социализм. Только вы хотите построить его для всех народов, а мы - только для немцев. Это цель достижимая. Другие народы давно отстали в развитии от немецкой нации. Мы имеем право и даже обязаны ими руководить, чтобы навести порядок в мире". Меня тогда до глубины души поразило, что пленный, нисколько не смущаясь, говорит о праве (!) и обязанности порабощать другие народы, убивать миллионы безвинных.

После завершения боев в Пруссии нашу пятую армию 3-го Белорусского перебросили на Дальний Восток. В пути мы встретили Победу.

Но для нас война еще не закончилась. У дальневосточных границ стояла отборная армия Японии. Боевые действия здесь отличались от западных фронтов. Однажды днем колонна наших войск проходила изгиб дороги. Вдруг из какой-то ямы выскочил японский солдат и с криком ринулся в середину колонны. Мы слишком поздно поняли, что он специально вызывал огонь на себя: от встречного поспешного огня полегло много наших солдат. Это был один из смертников-самураев.

В Манчжурии мы встретили немало наших соотечественников, потомков тех, кто после революции покинул Родину. Все они искренне восхищались мощью советской армии, жадно расспрашивали о жизни в СССР, проявляли неподдельный интерес ко всему, что имело отношение к родине предков.

 

Николай ГАЛАШЕВ.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter