Некоторые впечатления от прогулки в сумеркахОгиньский снова в Залесье! — такая новость всколыхнула недавно скромную деревню на Сморгонщине. О приезде потомка самого знаменитого здешнего обитателя — Михала Клеофаса Огиньского говорили долго. В один из первых дней лета многие, замирая, слушали аккорды фортепиано, расплывавшиеся в лучах заката по одичавшему залесскому парку. «Так было здесь когда–то», — говорили одни. «Так будет здесь когда–нибудь», — добавляли другие.
Наследник Иво
Это всего лишь поэтическая метафора: он не Огиньский. Гостя зовут Иво, фамилию он носит другую — Залуский. И род Огиньского считает всего лишь одной из ветвей в своем большом родословном древе. Тем не менее 67–летний английский пианист и композитор Иво Залуский и его брат Анджей являются официальными правообладателями музыкального наследия прапрадеда Михала Клеофаса Огиньского.
— Как начались отношения с Огиньским? — рассказывает по дороге в Залесье председатель Национальной комиссии по делам ЮНЕСКО Владимир Счастный. — Думаю, эти отношения есть у каждого из нас. Разве не так? Кажется, в нашей семье всегда любили эту прекрасную музыку. Когда я работал в Англии (послом Беларуси в Великобритании. — Авт.), я не мог не воспользоваться возможностью и не познакомиться с наследниками Огиньского Анджеем и Иво Залускими.
Тогда же Владимир Григорьевич пригласил их в Беларусь. Это второй приезд Иво в нашу страну. Впервые он был здесь в 1997 году. С тех пор много воды утекло: выпущен музыкальный диск, на котором впервые в мире собраны все полонезы Михала Клеофаса, изданы книги «Музыка династии Огиньского» и «Ген Огиньского». Последнюю, кстати, Иво и презентовал в нынешний свой приезд. Поляк, живущий в Англии, он очень рад тому, что книга о его знаменитых предках впервые увидела свет именно в нашей стране. Доходы от ее продажи он попросил направить на реставрацию усадьбы в Залесье.
Сюда, в Залесье, Иво, бесспорно, стремился. Улыбчивый англичанин стоически переносит невзгоды путешествия. Да и с чувством юмора у него все в порядке. Водитель «микрика» так резво припустил в сторону Молодечно, что позже Иво признался: «Это был второй кошмар в моей жизни!» Первым, наверное, была Вторая мировая.
...В Залесье в тот день было сыро и серо. Иво, улыбаясь, поеживается. Он неплохо говорит по–польски. Хотя и утверждает, что практически забыл язык предков.
Вместе с научным сотрудником будущего музея Сергеем Веремейчиком Иво бродит по заросшему парку. Сергей разговаривает с ним на смеси польского и белорусского языков.
— Вот здесь у нас проходит праздник «Бельведер», — показывает Веремейчик на площадку у старого пруда. Аккурат возле мельницы.
— Бель–ве–дер? — непонимающе повторяет Залуский. Он вообще очень доброжелателен. Ходит по усадьбе и улыбается. Себе и мыслям, всякому проходящему мимо. «Сразу видно: не наш», — судачат залесские женщины, глядя на заезжего Паганеля.
— Так это же наследник вашего Огиньско
го, — удивляю бабулек. Справившись с желанием подойти и пощупать это диво, местные жительницы наперебой соглашаются, что да, действительно, похож на того, что на портрете.
— Так что — он у нас будет жить?
— Да нет, в Сморгонь на музыкальный конкурс приехал, он же композитор.
— А, ну и ладно, а то что бы он тут у нас делал, — комментируют местные жительницы. — Даже рояля ни одного нет. Это ж не то что тогда!
Урок истории в сельской школе
Говоря о «тогда», все подразумевают период славы Залесья, период Северных Афин, период, когда в нем жил сам Михал Клеофас Огиньский, повстанец, собравший отряд для Костюшко, сенатор, политик, но для всех нас в первую очередь — композитор, сочинивший один из самых пронзительных полонезов в мире.
— А вот это дерево помнит Огиньского, его детей и внуков, — Веремейчик подводит гостя к огороженной забором липе. Иво заходит за ограду, прикасается к коре.
Хотя усадьба и хранит молчание, но по виртуальным Северным Афинам экскурсию может провести сегодня каждый школьник. В Залесской школе–саде оборудован информационный центр. Средства на его создание выделило ЮНЕСКО. Теперь это и кабинет информатики для сельских детей, и центр, где турист может узнать все самое интересное об истории Залесья. Директором Залесского филиала Музея театральной и музыкальной культуры Владимиром Лихотой и директором школы Зеноном Гришкевичем разработано это виртуальное путешествие в Северные Афины. Весьма образный, доложу вам, прием. Хотя бы с точки зрения пищи для фантазии. Сотрудники усадьбы, конечно, стараются. Но представьте себе эту экскурсию: заколоченные здания с обваливающейся штукатуркой последней реставрации, а экскурсовод показывает ксерокопии портретов Огиньского с чадами и домочадцами. От частого копирования силуэты на них едва читаются. И кажется, что эта страничка истории, с таким трудом отвоеванная у вечности сначала Адамом Мальдисом (ученому долго не верили, что усадьба принадлежала Огиньскому), а после и другими исследователями, снова исчезает. Теперь все портреты и образы эпохи можно увидеть в хороших репродукциях, в цифровом качестве. А экскурсоводом смело приглашайте любого пробегающего мимо мальчишку. Он ведь в местной школе учится. А значит, уроки информатики не прогуливает.
Энергетика старого дома
— Я очень люблю старые дома, — говорит Иво, подходя к усадьбе. — У них такая хорошая энергетика. Во всяком случае, у этого дома. Здесь чувствуешь что–то особенное, не во всех такое бывает.
Прежде Иво был всецело поглощен музыкой. Причем в юности он отдавал предпочтение отнюдь не классике, экспериментировал в разных жанрах. Рассказывает, играл как–то в одном лондонском пабе. В тот вечер и сам Иво, и его группа были в ударе. Да и публика подобралась отзывчивая. А один человек вышел и стал танцевать. Все сразу поняли, кто перед ними. Рудольф Нуреев. С тех пор Иво шутит: «Я тот, кто заставил танцевать великого Нуреева!»
С возрастом пришла классика. И литература. Вместе с супругой Памелой (к сожалению, ее уже нет в живых) они написали книги о Моцарте, потом о Шопене, а после начался период Огиньских.
— Династия Огиньских прекратила свое существование, — говорит Иво. — Ее потомки — Залуские, Высоцкие, Осташевские живут во многих странах Европы. Я не отождествляю Залесье с родовым гнездом. Усадьба нашего рода — это, скорее, Ивонич, в Карпатах, в Польше. Там я родился, в честь ее меня, кстати, и назвали. Но к Залесью все же отношусь с огромным трепетом. И я очень тронут вниманием и любовью, какими окружено имя моего предка в Беларуси. Как человек, хорошо знающий историю, я не разделяю наши страны. Все мы выходцы из одного государства, и музыка Огиньского — наше общее наследие.
— Видите, с той стороны пруда — пара лебедей, — продолжает прогулку Веремейчик. — Яны маюць пшезвиско (клички. — Авт.) Ля и Минор.
Залуский, напевая какую–то мелодию, понимающе кивает.
В ожидании перемен
Окна усадьбы наглухо заколочены. Иногда в пустующее здание приходят на занятия сельские ребятишки из студии «Альтанка», которой руководит Сергей Веремейчик. Художник, уехавший когда–то из столицы, в правильности своего решения он не раз уже усомнился. Если бы не дети, говорит, вернулся бы. До него такими же энтузиастами в Залесье жили Евгения Лис и Алесь Лось. О них много и с любовью писала пресса, представляя их опыт как «хождение творческой интеллигенции в народ». Увы, нет их здесь теперь. Лишь фотографии в школьном музее напоминают о тех романтических временах.
Но времена имеют обыкновение меняться. Предпосылки есть: научный руководитель реставрации Людмила Иванова завершает корректировку архитектурного проекта. Дело в том, что предыдущий был сделан так давно, что предназначение здания несколько изменилась (тогда он еще не был филиалом Музея театральной и музыкальной культуры). Одной музейной составляющей уже мало. Сегодня усадьба должна нести в себе функции культурно–просветительного центра. Средства на корректировку проекта (25 тысяч долларов) недавно выделило ЮНЕСКО. А там, глядишь, и государственная помощь подоспеет — усадьба ведь включена в перечень приоритетных объектов реставрации.
...А вечером Иво играл для приехавших из Сморгони музыкантов. Волшебные звуки, кажется, умилостивили этот серый день. Сквозь старые липы, посаженные еще при Михале Клеофасе, пробивались лучи заката. Смутная улыбка на прощание.
Улыбка грусти и улыбка надежды: так было когда–то. Так будет когда–нибудь...
