Эту жгучую смесь Павел Пряжко предлагает зрителюБелорусские драматурги на российской сцене появляются нечасто. Прорывы если и случаются, то за всей пиар–шелухой, являющейся уже неотъемлемой частью современного культурного продукта, трудно определить конечную художественную ценность пьесы, выяснить в ней соотношение конъюнктуры, рыночного расчета и новаторства, если таковое имеется.
Время покажет, являются ли пьесы молодого белорусского драматурга Павла Пряжко чем–то знаковым и ярким. Но то, что его произведение «Трусы» (в авторском варианте ударение на последний слог) в Санкт–Петербургском театре на Литейном поставил режиссер Иван Вырыпаев, уже факт. А это, как известно, самая упрямая на свете вещь.
Хотя для многих имя самого Вырыпаева не является авторитетным. Тем не менее напомню, что его фильм «Эйфория» в минувшем году объездил всю Европу, успел побывать и на Венецианском фестивале, и на нашем «Лiстападзе» и собрать богатый урожай наград, похвал и упреков. Так что в некотором смысле для молодой белорусской драматургии постановка нашей пьесы Вырыпаевым — заметное событие. Учитывая то, что произведение самого Вырыпаева «Бытие № 2» будет показано на предстоящем Авиньонском фестивале, все это хочется как–то структурировать и протянуть от Авиньона до Минска ниточку...
— Павел Николаевич, пьесу «Трусы» Иван Вырыпаев в Санкт–Петербургском театре на Литейном поставил за шесть дней. Такого срока, на ваш взгляд, достаточно для постановки современной пьесы, или все–таки это больше игра в форму, некое пижонство?
— Иван Вырыпаев профессиональный режиссер, к тому же он отличный драматург. Если он посчитал, что шести дней достаточно, это его решение. Для современной пьесы не может быть установлено никаких сроков постановки. Если я написал этот текст за семь дней, не понимаю, почему кто–то не может поставить его за шесть.
— Смотрели ли вы фильм Вырыпаева «Эйфория»? Почему, на ваш взгляд, он все–таки не получил главные призы на минувшем Венецианском кинофестивале?
— Да, фильм я смотрел. Но я не критик, чтобы его как–то оценивать. Это работа искусствоведов. А насчет призов — фильм получил Гран–при на XXII международном кинофестивале в Варшаве, независимое молодежное жюри кинофестиваля в Венеции наградило его малым «Золотым львом», на «Кинотавре» он получил специальный диплом жюри... Для первого фильма просто отлично.
Нужно понимать, что «Эйфория» это произведение искусства. Не иллюстрация, не пересказ истории с ходульными персонажами и формальными ходами. Это — живопись, произведение, рассказанное кинематографическим языком. По поводу конъюнктурной подачи картины жизни современной России скажу, что я не очень пристально за ней слежу. В своей бы разобраться.
— Почему в подобных антигламурных проектах, как постановка пьесы «Трусы», участвуют такие актрисы, как Оксана Фандера — звезда фильмов «В движении» и «Статский советник». Московскому бомонду хочется чего–то необычного?
— Я не совсем понимаю смысл слова «гламурный» и уж тем более не знаю, чего хочет московский бомонд. Вообще, эти слова «бомонд», «гламурный» меня смущают.
— А кто вам ближе среди московских режиссеров: Кирилл Серебренников, Петр Фоменко или кто–то другой?
— Мне все равно, кто будет ставить мои тексты. Я несу ответственность только за то, что написал. Моя работа заканчивается на бумаге. Дальше — не мое дело. Но я не считаю, если спектакль провалился, это вина драматурга. Это вина режиссера, как и успех — полностью его заслуга. Конечно, у меня есть свои симпатии. Я бы хотел, чтобы Иван Вырыпаев помог мне снять фильм. Я уже написал сценарий. Я бы хотел поработать с очень талантливым актером, художником и режиссером Филиппом Григорьяном, с Николаем Хомерики — режиссером фильма «977». Это отличный фильм. В кинематографе видение этого режиссера мне ближе всего. Вообще, из русских фильмов, снятых за последнее время, на меня произвели впечатление три: «Эйфория», «977» и «Пыль».
— Что вы сами читаете? Видите ли чье–то влияние в своем стиле письма?
— Когда бывает возможность, читаю философов–постмодернистов. Эту сухую теорию можно читать как роман.
— Мне показалось, что ваши пьесы во многом — это синтез драматургии и прозы. Например, «Болливуд» — едкая и сатирическая, читается больше как повесть, нежели как пьеса. Это ваш принципиальный подход?
— Нет, не принципиальный. Сказалось влияние спектакля Алвиса Херманиса «Лед». Потом, мне кажется, этот синтез — самая оптимальная форма для того, что я хотел сказать этим текстом.
— Появилась информация, что скоро две ваши пьесы будут изданы во Франции. Как продвигается этот проект?
— Да, это будет коллективный сборник текстов, и я там не один. В нем есть пьесы набирающих популярность моих коллег Константина Стешика, Павла Рассолько и других. Проект продвигается, и это главное. Подписан контракт. Перевод уже практически готов.
— Вы начали писать пьесы в 2004 году. Чем занимались до этого?
— Много чем, это читателям неинтересно.
— Павел, а смогли бы «наступить на горло собственной песне» и написать сценарий телесериала или коммерческого фильма? Ведь даже эстет Вырыпаев принял участие в качестве сценариста фильма «Бумер–2».
— Не вижу в этом ничего зазорного. И телесериал можно написать качественно. К тому же сериал — это источник не только финансирования, но и постоянного тренинга. Только лентяи могут считать, что, работая, «наступают на горло своей песне».
Фото Виктора ЗАЙКОВСКОГО.
