На улице ливень. Неожиданный, с сильными порывами ветра, которые, кажется, вот-вот готовы тебя оторвать от земли. Не успевшие дойти с работы домой горожане бросаются в первое попавшееся по пути укрытие — под навес мини-рынка. Людей — как селедок в бочке. И я не сразу заметила, что на скамеечке за прилавком, во всю ее длину, разлеглась женщина неопределенного возраста. Подсунув под голову пакет с какими-то вещами, она сладко посапывала под шум дождя. И все ей нипочем — и непогода, и большое количество зрителей, и выставленные напоказ рваные мужские кроссовки. Интересно, что такому зрелищу никто особо и не удивился-то. Постояли люди рядышком, подождали, пока дождь поутихнет, и разошлись по домам. А мадам, видимо, отлежала один бочок на неудобном ложе и попыталась перевернуться на другой. Не получилось. Упала со скамейки прямо в лужу. Но и здесь не растерялась — не открывая глаз, пошарила вокруг, нащупала разломанный деревянный ящик и уложила голову прямо на него. Я зашла в соседний магазин и, когда минут через двадцать обнаружила ее на том же месте и в той же позе, испугалась: набрала «102». А вдруг человеку стало плохо? Стемнеет, и никто его здесь не увидит. Милицейский уазик подъехал быстро. Молодые омоновцы вытащили женщину из-под прилавка, и я наконец увидела ее лицо — лет 30—35, не больше. «О, так это же Марина!» — узнал старую знакомую один из сотрудников. Расшевелившаяся Марина запричитала: я, мол, вам еще за прошлый раз штраф не заплатила, разуваете-раздеваете безработную, а где мне деньги брать?! На бесплатный спектакль подтянулись пенсионерки из соседних домов. А когда молодицу уже загрузили в авто, рассказали мне о ней некоторые подробности. Живет Марина рядом с мини-рынком. Сюда, к бойкому месту, ходит вместе с кавалером — таким же безработным Пашкой — когда выпить хочется, а не за что. Пока Пашка «зарабатывает», прося у прохожих денежек якобы на проезд или на таблетки для детей, его подруга отдыхает. Вот такой «отдых» я, оказывается, и прервала. А Пашка — вон он метрах в 20 разочарованный крутится: собутыльницу забрали, а он заступиться не решился — сам еле на ногах стоит.
Признаюсь, шла домой и оглядывалась: а вдруг Пашка решит выследить да отомстить? Вот и делай добрые дела. Но ведь человека, даже если он явно оступившийся, все равно жалко. Мало ли что может случиться.
А оно случается даже чаще, чем мы думаем. Однажды, будучи в Новолукомльской больнице, затронула с тамошними врачами очень щекотливую тему. В реанимации лежала сельчанка лет пятидесяти. Вся обмотанная проводами, с массой подключенных аппаратов и датчиков. «Вторую неделю в таком состоянии, шансы — один из ста», — признались медики. Даже нейрохирурги, вызванные из области, не смогли помочь. Уж слишком бурно провела безработная свой последний сознательный день — тяжелейшие травмы получила в пьяной потасовке с таким же безработным сожителем. И подобных случаев, увы, в практике работы реанимационных отделений много. Любой врач вам скажет: очень большие суммы государственных денег тратятся на лечение вот таких пациентов — поломавших или отморозивших руки-ноги, доставленных прямо с «пикников» с проломленными черепами и внутрибрюшными ножевыми ранениями. Для реаниматологов же нет разницы, что это за человек, по своей ли вине он пострадал — пациент есть пациент. Дорогущие лекарства, сложнейшие операции и в конце концов — инвалидность. С выплатой ежемесячного денежного довольствия. За чей счет? Конечно же за счет тех, кто работает и законопослушно отчисляет налоги.
Никак не могу избавиться от удивления: насколько бурно сейчас обсуждается в обществе декрет о предупреждении социального иждивенчества. Даже не думала, что эта тема настолько болезненна для многих соотечественников. Лично мне понятно одно: тому, кто привык работать, на интернет-форумах ломать копья и критиковать законы некогда. Ссылки оппонентов на вынужденную безработицу тоже выглядят как-то неубедительно. «Бегущая строка» по местному телевидению то и дело взывает: нужны продавцы, строители, разнорабочие, сотрудники для рыбного производства. Есть чем заняться при желании и на селе. Сельхозпредприятия, например, готовы заключать договоры на выращивание молодняка, райпо предлагает заняться кроликами. Что мешает? Простое нежелание. Как там говорят: плохому танцору и круг тесен? Пока они решаются — танцевать или не танцевать, — несколько моих знакомых, чей возраст уже превысил 60-летний рубеж, сетуют: заслуженный отдых опять придется отложить — начальство попросило продлить контракты. Работать некому.
a_veresk@mail.ru
