Помните анекдот про студента, который читал учебник по высшей математике, перевернув его вверх ногами, а на замечания окружающих лишь пожимал плечами: «А какая разница?» Впрочем, к Анне Королевой эта шутка не имеет никакого отношения: она одна из немногих знакомых мне женщин, кому трехэтажные формулы не кажутся бессмысленным набором цифр, букв и алгебраических символов.
В свое время Анна окончила самый «мужской» – механико-математический факультет Белгосуниверситета и защитила кандидатскую о работах шведского ученого Миттаг-Леффлера – того самого, который увел жену у Нобеля, лишив математиков всего мира возможности получить престижную премию. В свои тридцать один моя собеседница преподает на экономическом факультете Белгосуниверситета, занимает должность заместителя декана по работе с иностранными студентами и, помимо всего, возглавляет совет молодых ученых БГУ. По случаю Дня науки, который отмечался в Бела-руси 30 января, мы поговорили с Анной о том, отчего женщин-ученых у нас на порядок меньше, чем в Европе, почему из математиков получаются хорошие поэты и на какие хитрости идут китайские студенты, чтобы сдать «вышку».
– Я слышала, что Софья Ковалевская в десятилетнем возрасте освоила двухтомник по арифметике, предназначенный для студентов Парижского университета. Анна, а ваши способности тоже проявились в столь юном возрасте?
– Еще в детстве я удивляла пассажиров общественного транспорта тем, что не соглашалась молчаливо смотреть в окно, а требовала у мамы, тоже, кстати, математика, придумывать мне задачки. Впрочем, это не помешало мне до одиннадцатого класса мечтать о карьере врача, но четверка по биологии, единственная в аттестате, сломала все мои планы: в тот год в мед-институте был такой наплыв абитуриентов, что хорошистов даже не допускали к экзаменам. А в это время мехмат БГУ проводил олимпиаду для школьников: десятерых участников, набравших наибольшее количество баллов, обещали автоматически зачислить в ряды студентов. А так как моя школа была физико-математической, мама уговорила меня попробовать. И я не-ожиданно для себя прошла первый тур, затем второй, третий – и попала в заветную десятку. К слову, несколько раз порывалась забрать документы, будучи уверенной, что математика – это не мое. Успокоилась только курсе на четвертом, наверное.
– Сегодня вузы бьют тревогу: студенты не хотят идти ни в магистратуру, ни в аспирантуру, предпочитая уже на младших курсах устраиваться на работу и переводиться на заочку. А как было в ваши студенческие годы?
– Могу вам сказать, что из 15 одногруппников чистой математикой занимаюсь я одна – остальные ребята стали бизнесменами, причем очень и очень успешными. И в этом тоже есть заслуга точных наук, ведь математика развивает логическое мышление, учит ставить перед собой задачи и искать их решение – неудивительно, что выпускники мехмата нередко достигают завидных карьерных высот. Кого бы вы ни взяли: министра образования, ректора Белгосуниверситета, первого проректора – все они доктора физико-математических наук. Из математиков часто получаются отличные экономисты, юристы и даже поэты. Помню, у нас на факультете учился студент по фамилии Иванов, который потом поступил на филфак и стал издавать стихи целыми томами.
– А вы заметили, что все, кого вы сейчас назвали, – мужчины? Как вы считаете, почему в нашей стране, особенно если речь идет о точных науках, так редко можно встретить «ученого в юбке»?
– Дело в том, что наука всегда требует времени, а в наших семьях, как ни крути, весь быт лежит на женских плечах. И если мужчины могут позволить себе сидеть над формулами и по 12, и по 14 часов в сутки, то женщине нужно приготовить ужин, проверить уроки и сделать еще тысячу больших и маленьких дел. Поэтому большинство представительниц прекрасного пола не стремятся к карьерным высотам, хорошо понимая: чем почетнее должность – тем больше работы и тем меньше времени на семью. Может, именно поэтому в Белгосуниверситете нет ни одной женщины-декана. Да и докторов наук среди мужчин тоже не в пример больше: женщины обычно довольствуются званием кандидата. К слову, в Европе девушки встречаются в науке гораздо чаще: у них другой менталитет, другое распределение семейных обязанностей, да и детей они заводят позже, до тридцати лет кочуя с одной зарубежной конференции на другую.
Дома я если и работаю, так только ночью, когда решу все дела и уложу спать восьмилетнюю Аришу. Иногда могу проверять студенческие контрольные до двух ночи и потом непременно вижу во сне, будто я что-нибудь решаю, рисую графики – видимо, мозг не успевает переключиться в режим отдыха.
– Правда, что с тех пор как в нашей жизни появились компьютеры, молодежь стала знать математику лучше?
– Свободное обращение с компьютером на знании математики никак не сказывается – более того, с каждым годом уровень студентов становится все ниже. А все потому, что первокурсники зачастую не понимают, что они делают в университете, зачем сюда поступили: «Все пошли, и я пошел», «Родители хотят, чтобы я получил образование», – вот и все объяснения. Первые два-три месяца ребята, еще не совсем отошедшие от ЦТ и занятий с репетиторами, учатся по инерции, а потом, если у студента нет мотивации и личного интереса, начинаются пропуски, незачеты. Сегодня преподавателям приходится тратить все больше сил, чтобы заинтересовать ребят своим предметом: к примеру, моя коллега, которая ведет теорию вероятности, придумывает остроумные задачки «из жизни» – вроде того, какова вероятность выйти замуж за звезду.
– Знаю, что вы читаете высшую математику и логистику не только белорусским студентам, но и целому потоку иностранцев. Скажите, случалось ли так, что наши ребята бились над какой-нибудь задачей несколько дней, тогда когда как зарубежный студент, скажем китаец, «расщелкал» ее за пять минут?
– В Китае, помимо гуманитарных школ, есть школы естественных наук, и их выпускникам точные предметы даются легко – нередко даже лучше, чем их белорусским сверстникам. А вообще китайские студенты – народ интересный. К примеру, они считают, что мы их не различаем, и могут вместо себя привести на экзамен друга или, наоборот, сдать предмет дважды – «за того парня». А еще все китайцы мечтают встретить Новый год на родине, но чтобы пропустить две-три недели занятий, нужно иметь очень весомый аргумент. Разрешение на выезд подписывала я, и у меня сложилось впечатление, что у ста человек в далеком Китае умирает бабушка, а у ста других – женится брат. Некоторые даже приноси-
ли снимки зубов, мол, еду домой, чтобы запломбировать дырки.
Туркменские студенты тоже особенные: у них очень развито чувство уважения к преподавателю. Они не ленятся после каждого занятия подойти к лектору и поблагодарить его за работу – от наших студентов редко такое услышишь.
– Ни для кого не секрет, что, пока иностранные студенты едут учиться в Беларусь, наши собственные выпускники отправляются работать за границу. Как предотвратить утечку мозгов?
– Нужно помнить о том, что за границей рабочие места распределяются по остаточному принципу: вначале их предлагают коренным жителям, затем – жителям ЕС и уже потом всем остальным. Так что, как ни крути, за рубежом мы всегда остаемся чужими, людьми третьего сорта.
Совет молодых ученых Белгосуниверситета делает многое для того, чтобы удержать ценные кадры в стране, чтобы дать им возможность постоянно совершенствовать свои знания. К примеру, в прошлом году совет организовал для молодых ученых курсы иностранного языка – целый семестр мы учили английский с лучшими вузовскими преподавателями, причем совершенно бесплатно. А еще руководство университета с радостью отправляет молодых ученых на международную конференцию: лично я уже объехала всю Европу – Италию, Англию, Польшу. Помню, было забавно, когда однажды польский пограничник заглянул в мой паспорт и спросил: «Кто из вас королева Анна?» С тех пор коллеги любят надо мной подтрунивать, называя меня именно так.
Виктория КРУПЕНЬКОВА, фото Дмитрия ЕЛИСЕЕВА, «ЗН»
