Три пары детских глаз взирали на нее с настороженностью и любопытством. А Надя остановилась посреди комнаты и молчала. Она неожиданно вспомнила детей у гроба их матери, маленьких, худых, придавленных бедой, только Зося, как и теперь, смотрела с интересом, ничего не понимая, — и у Нади перехватило дыхание.
Андрей — отец семейства — тоже молчал, накрывая на стол, суетливо стуча посудой. Она улыбнулась, сняла пальто, платок, сказала:
— Давайте ужинать, ребята.
— А мы ели, — ответил Миколка.
— Ну хоть вместе посидим, — вздохнула Надя и взяла на руки маленькую Зосю.
Чувствуя у груди легкое тельце девочки, Надя вспомнила слова Андрея о том, что жена его четыре года хворала, больше в больнице находилась, чем дома. А каково детям без материнской ласки да присмотра?.. Ему-то, видно, тоже не разорваться: и на работу, и в хозяйстве руку приложи, и жене внимание требуется.
— Теперь я вашей мамой буду, — сказала вдруг Надя и осеклась. Помолчав, добавила: — Хотите?
— Хотим... — тихо сказала девочка.
— Хотим, — проговорил Степа.
Миколка, опустив голову, промолчал...
***
После того вечера, когда в дом Андрея Надя явилась хозяйкой, дети, кроме разве что Зоси, еще долго присматривались к ней.
Некоторую разрядку в отношениях, правда, внесла работа по дому — ее делали дружно, со старанием. А успеть надо было много. За последние годы все пришло в запустение...
Однажды вечером, как и прежде, Надя рассказывала детям сказку, читала книгу. Старший Миколка сказал:
— Э-эх... и книжек толковых у нас нет. Ну таких, чтобы про бандитов или путешественников.
Надя не придала значения словам пасынка. Но вскоре заметила, что Миколка, а вслед за ним и Степа чаще и чаще стали где-то пропадать, поздно возвращаться домой. И вот сейчас, тревожась, Надя посыпала курам зерна и остановилась под рябиной, росшей во дворе, задумчиво наблюдала за тем, как петух созывает свое семейство. Подошла соседка, тощая, нескладная, с желтым ехидным лицом. Звали соседку Полиной. Надя недолюбливала ее за злой язык, болезненную тягу вникать в чужие дела.
— Ищу квоктуху. Не с твоими ли она курами? — сказала соседка.
— Вроде нет. Раз, два... четыре... семь... десять... Свои все.
— Тогда пойду. Да-а-а... А твои-то сынки в карты режутся с Пашкой Кисловым, а Пашка-то, знаешь, в тюрьме отсидел.
Надю бросило в пот, ослабли ноги. Дома, когда явились Миколка и Степа, только и проговорила:
— Что ж это такое, дети? Карты... Говорят вот...
Хлопчики потупились, ничего не ответили. Но после этого встречаться с бывшим уголовником перестали.
***
Подвижный, шумливый Степа и ласковая, беспомощная Зося быстро привыкли, почувствовали в Наде материнскую заботу. Хуже было с Миколкой: застенчивый и замкнутый, он все чуждался... Звал ее только на “вы”, отводил в сторону глаза.
В такие минуты казалось, что она здесь лишняя. Никому не нужна. Ну, может, только Андрею, Зосеньке...
Надя часто вспоминала свою жизнь. Девчонкой вышла замуж. Закружил голову длинноногий, как журавль, тракторист и комбайнер Семен. Сколько пожили, а там — беда... Поехал на заработки в северные края, да несчастье приключилось — попал в аварию... Нет, дождалась она своего Семена. Но вернулся он худющим инвалидом. Так и не оправился. Медленно и безропотно угас.
Одна радость и утеха была у нее — сынок Алеша. Только и его не стало — после взрыва оставшейся еще с военных времен мины в лесу.
Горе словно помутило рассудок...
И вот встреча с Андреем. Она и раньше его знала. Ведь в деревне каждый на виду. Но теперь все по-иному. В горе хорошо понимаешь друг друга. Вскоре они сошлись. У нее опять семья, заботы. Своей обходительностью Андрей напоминает Семена, первого мужа. Дома, каким бы ни был уставшим после работы, поможет, ласковым словом или шуткой поддержит.
Утром, пока Надя доит корову, Андрей готовит завтрак, прибирает в доме. Затем она разливает по глиняным жбанкам дымящийся сыродой, будит детей.
За столом — шумно, весело. Так же весело и шумно на улице, когда они идут все вместе. Расстаются на развилке, возле магазина: Миколка и Степа сворачивают налево, к школе; дорожка Андрея идет прямо, где лежит его лесной обход; Надина же ферма чуть правее, куда она спешит, взяв за руку Зосю, — никак не откроют в Лебедянке детский сад.
Надя работает учетчицей и приходит на ферму позже доярок. Сжимая в руке теплую ладошку Зоси, она наклоняется и спрашивает:
— Хочется спать, доченька?
— Не-е-т.
— А отчего зеваешь так сладенько?
— Это ротик хочет спать... А почему ты ночью встаешь, а?
— У-у, какая приметливая...
q
Семья есть семья. Всякое бывает. Особенно с детьми — хлопоты и хлопоты: одеть, накормить, воспитать, уследить за учебой...
Посильную ли ношу взвалила она на себя?
У колодца сегодня нос в нос столкнулась с соседкой Полиной.
Оглядела та ее и говорит:
— Ах, какая ты, Надя, ясноликая, прямо красавица! Расцвела, как сирень в моем саду. Не надоело?
— О чем вы?
— Чужим прислуживать.
— Кто это чужие? — нахмурилась Надя.
— Я просто так.
Круто повернувшись, Надя ушла. Долго не могла успокоиться. И почему некоторые любят совать нос в жизнь других? Разве понять Полине, что пережила она, Надя, когда заболела скарлатиной Зося и болезнь дала осложнение на почки? Она покоя лишилась. Не было такого дня, чтобы не наведалась в районную больницу — частенько пешком за двенадцать километров, в распутье и в дождь. А когда врачи сказали, что все обойдется — не передать ее радости...
— Мамочка, что ты такая? Ты слушаешь, как птички поют? — дернула за руку девочка.
— Да, Зосенька, слушаю. Да, умненькая, — ответила Надя, снова отдаваясь своим мыслям.
Бывало же, что даже уйти от Андрея хотела. Нервы, нервы... Пекла оладьи. Каждого наделяла по очереди. А Зося возьми да оттолкни Миколку. Отошел он, насупился. Аж губы от обиды задрожали: очередь-то была его. Надя, конечно, вмешалась. Справедливость есть справедливость. Теперь с Зосей неладное — в слезы... Андрей принял сторону любимицы-дочери. Та пуще разошлась.
— Не любишь меня! — кричит. — Тетя Поля сказала — не родная ты...
Стало тихо, очень тихо. И Андрей молчит. Надо было ему вмешаться, а он молчит. Обвяла Надя, точно оборвалось в ней что-то. Отвела с жаркого зева печи взгляд, а рядом никого. Вышла из дома, присела на крылечке. Слезы — текут, текут. Не унять.
Потом подняла голову — топчутся поблизости Андрей и Миколка.
— Завтракать, мам, пойдем.
Выскочила навстречу и Зося, озабоченно посмотрела, сказала:
— Песочек в глаза попал, мама?
— Попал, попал, глупенькая...
— А ты говорила — умненькая, — смеется Зося.
— Это я так: сама с собой заговорила, — тоже смеется Надя. Легко, счастливо становится на душе.
Начинается еще один день...
От редакции. Имена действующих лиц по их просьбе изменены. Живут герои этой истории на Могилевщине.
