Что ж, мир действительно театр, и люди, пожалуй, все актеры. Здесь Шекспир прав. Маска сродни требуемому обществом от тебя социальному качеству. Скажем, надо быть оптимистом. Вот в советские времена мы все и были оптимистами. Все демонстрировали уверенность в завтрашнем дне, крутили носом при слове «эсхатология», то есть учение о конце света, зато вполне благосклонно воспринимались слова о золотом веке. Он, этот век, прогнозировался в разные времена, но суть не менялась: при Н.С.Хрущеве мы хотели и желали жить при коммунизме, а при Л.И.Брежневе мы в нем фактически жили. Не отдавая себе в этом отчета. Но всегда носили маску оптимиста. Именно поэтому от живого социалистического родника отторгалось все пессимистическое: не любили Шопенгауэра, терпеть не могли Ницше, зато благосклонно взирали на мыслителей оптимистического, так сказать, направления. Например, на Марка Митина.Позже, при последнем партийном царе Михаиле, стала популярной маска раскрепощенного «всечеловека», принадлежащего всему миру. Стало модным выходить в люди в маске супермена, знающего, что мир априори принадлежит тебе. Традиционные маски перестали быть обязательными, и элита надевала на себя личину, напоминающую двуликого бога Януса: один из них ниспровергал кумиров, а другой смиренно возносил молитву неведомому идолу.
Национальные маски тоже имели успех. По сути, все мы пережили всплеск острого интереса к национальной истории, национальной символике, корням и традициям. Зипуны, малахаи и прочие элементы национального колорита пережили невиданный расцвет. Никто бы, наверное, не удивился, если бы на тронах появились витязи в тигровых шкурах, инаугурации стали проходить в форме национальных хороводов, а национальный плач по навеки утраченному величию превратили бы в гимн. Но затем начался период национального отрезвления, и маски вновь поменялись. С одной стороны, мы стали похожи на ранних протестантов своими непрекращающимися призывами к бережливости и доблестному труду. Но, надо признать, в ходу, помимо этих, официальных масок, больше были личины разного рода деляг, барышников, бандитов, продажных функционеров. Причем в ряде случаев маски так гармонировали со средой и личностью, что зачастую самому носителю «хари» уже было трудно понять, где заканчивается лицо и начинается маска. Или наоборот.
Нынче ситуация изменилась мало. Обществом востребованы как скромные олигархи, так и безвестные труженики полей. Причем олигарх может носить маску скромного труженика, скажем, скотофермы, а вот телятнице и в голову не придет рядиться в обличье олигарха.
Маска отражает процесс социальной мимикрии. Успешный бизнесмен «косит» под скрывающегося от налогов алиментщика, а рядовой доцент любит напускать на себя туману в части своей интеллектуальной значимости, хотя волнует его большей частью вопрос о том, как бы и чего покушать. Но особенно популярны политические маски. Здесь, как и положено, маски на все случаи.
Вот маска благоговейного восторга по поводу приезда любимого начальника на вверенную ей, маске, районную территорию. Вот маска труженика, настолько натуральная, что, похоже, от нее за версту разит чьим–то потом. Маска углубленного в думы Ильича: конечно, нынче не революция, но ведь и по другому поводу человек задуматься может. Хотя, надо признать, маски мыслителей не в ходу. Мысли всегда как–то тяжелее представить, нежели, скажем, похотливое вожделение или заботу о ближних, загибающихся в своих благоустроенных квартирах.
Вот и нынешние российско–белорусские трения показали, что масок у наших коллег по славянскому цеху предостаточно. На втором месте после политических — маски экономического, так сказать, свойства. Хотя надо признать, что на постсоветском пространстве они какие–то нехарактерные. Для западноевропейской традиции нехарактерные. Ведь если на Западе принято, что человек, входящий в мировую десятку по количеству личных денег, летает по миру в экономклассе, предпочитает здоровый образ жизни и традиционные ценности, то почитайте о российских в Куршевеле. Здесь никакого Аркадия Аверченко не хватит, чтобы живописать все непотребства. Причем что интересно: в этих случаях частенько одевается маска национального менталитета. То есть т. н. олигарх, сколотивший фантастическое и вполне неправедное состояние, спокойно заявляет: да, мы такие. Они (западники) нас не понимают и понять не могут, потому что то, что русскому хорошо, то немцу смерть. Вот и вся логика.
Вообще–то во всем этом маскараде нет ничего скверного, пока все общество не заставляют жить по закону бала, закону масок. То есть наступает какое–то время, когда ты уже просто обязан носить какую–то маску. Если же нет ее, то специально обученные люди возьмут тебя под локотки и выведут с бала. Вот как Петр Великий учил праздновать Новый год и прочие западные действа. Надевай на бороду «харю», а не хочешь — так живо обреем, так что и маска не нужна будет: никто не узнает.
Наверное, здесь важно видеть разницу между теми социальными ролями, которые мы играем и будем играть, и искусственными политическими, экономическими, религиозными масками (меня умиляют бывшие первые секретари райкомов КПБ со свечками в храмах).
Служить бы рад, прислуживаться тошно, говорил один из литературных героев. Перефразируя эту мысль, можно сказать в заключение: маску мы носить готовы, но не надо превращать жизнь в маскарад.
Фото РЕЙТЕР.
