Мама за колючей проволокой...

Есть ли будущее у ребенка, рожденного в тюрьме? И во что превращается семейная жизнь под синим небом в клеточку? Ответы на эти и другие вопросы корреспонденты “Народной газеты” искали в исправительной колонии № 4 управления департамента исполнения наказаний МВД по Гомельской области Высокая каменная стена, забор, пропускной пункт... Работники колонии буднично, поддерживая живую беседу друг с другом, входят на территорию зоны. У нас с фотокорреспондентом невольно портится настроение: что-то есть в этой обстановке гнетущее: словно переходишь в другое измерение, где на смену беззаботности и смелым планам на будущее приходит ощущение затерянности между “вчера” и “завтра”...

Нас сразу предупреждают: следовать за сопровождающим и не разделяться. Особенно это касается моего коллеги: мужчина на женской зоне, знаете ли, всякое может случиться... Хотя на лицах проходящих строем женщин — всего лишь вежливое любопытство и немного стеснительные улыбки. Их здесь около двух тысяч. Одетые в ладно скроенные пиджачки и юбки, осужденные барышни выглядят много лучше, чем можно было ожидать тем, кто (тьфу, тьфу, тьфу!) знаком с местами лишения свободы только понаслышке. Подкрашенные глаза, губы, на ногах у некоторых модниц — кокетливые колготы в сеточку. Здесь женщины живут! Знакомятся по переписке. Иногда (не чаще двух-трех раз в год) тут справляют свадьбы. Готовятся к трехдневной встрече с любимым, подобную роскошь — отдельная комната, чистая постель — позволяют только зарегистрированным в загсе супругам. И рожают детей... Последнее, правда, в большинстве случаев — привет из “свободного прошлого”: основная масса мам в колонии попали на этап уже беременными...

“Я не думала, что будет так!”


Пообщаться с журналистом “НГ”, рассказать о своей судьбе, тяготах жизни и радостях материнства согласились три осужденные женщины — Алла, Ольга и Людмила. “Только недолго! — сразу предупреждают они. — Нам еще перед рабочей сменой нужно забежать к малышам!” Две нынешние заботливые мамы попали сюда за сводничество и сутенерство, еще одна — за нанесение тяжких телесных повреждений своему бойфренду. В комнату, выделенную нам администрацией для беседы (здесь девушки обычно проходят курс психологической реабилитации), решили заходить по одной...
Первой напротив меня села Алла — обаятельная уроженка Пинска, бывшая портниха филиала Минской трикотажной фабрики “Белтрикотаж”. Ей 35, но выглядит она лет на семь моложе. Не замужем. “Пока ведь и не надо!” — шутит. Дома на попечении бабушки и дедушки у нее остался 16-летний сынок Олежек, в колонии Алла нянчится с очаровательной Дашенькой. “Меня попросили провернуть одно дельце в плане заработка, “откомандировать” девушек в Турцию... Я их отправила, а сама приехала сюда. На семь лет”. Когда суд вынес приговор, с молодой женщиной случилась истерика. “Я не думала, что будет так! — на глаза Аллы наворачиваются слезы при одном воспоминании о моральных муках первых дней в статусе осужденной. — Мне все говорили — ты одинокая мать несовершеннолетнего ребенка, много не дадут, может, отделаешься даже условным сроком... А оно вот как получилось. Я полгода приходила в себя. Знаете, как представляешь зону там, на воле, по дебильным фильмам про истязания в общей камере? Одно слово “этап” внушало такой страх... На деле все оказалось гораздо прозаичнее и гуманнее. Слава богу...”
До того, как ее жизнь разделилась на “до” и “после” заключения, Алла встречалась с мужчиной. Мечтала о ребенке, но беременность все не наступала. И тут, как оно нередко бывает в жизни, судьба срежиссировала свой сценарий по известной поговорке “не было бы счастья, да несчастье помогло”. К последнему из четырех судов у Аллы был двухмесячный срок... Поскольку со своим кавалером она так и не расписалась, папа видит дочку только на фотографиях, которые Алла присылает ему из зоны: долгосрочные свидания “один на один” с теми, кто не является близкими родственниками осужденных, в колонии запрещены. “Дашка — мой луч света в темном царстве. Хорошенький светловолосый ангелочек. Для меня сейчас все многогранное понятие “любовь” сосредоточено на детях. Ради них я живу, дышу, мечтаю о свободе. Конечно, когда я вернусь в родной Пинск, рано или поздно окружающие узнают, что моя девочка появилась на свет в тюрьме. Но я думаю, зона в качестве места рождения — не самое страшное клеймо. Главное — доказать делами, что ты — хороший, достойный человек. Я хочу воспитать дочку именно такой...”
27-летняя платиновая блондинка Люда, родом из Слуцка, в этом учреждении уже второй раз. Сначала “попалась” на грабеже с разбоем, спустя несколько лет села за избиение любовника. “Застала его с другой... Не выдержали нервы!” — смущенно усмехаясь, рассказывает она. Могу только представить себе, как выглядели эти “тяжкие телесные повреждения”, за которые хрупкой красавице дали 5 лет лишения свободы. “Как отреагировали мама, папа?” — спрашиваю. “Папа живет с другой женщиной. На свидания не приезжает, зачем это его новой семье? Мы только переписываемся. А мама... Мама умерла, когда мне было 16...” — глухо отвечает Люда и неожиданно отворачивается, чтобы скрыть набежавшие слезы. Поспешно меняю тему разговора, спрашиваю о полуторагодовалом Никитке. Чуть успокоившись, моя собеседница возвращается в воспоминаниях к событиям “доколониального” прошлого. Изменника Люда не простила. Пока рассматривали дело, повстречала заводского паренька Александра, закрутила с ним головокружительный роман и скоро поняла, что беременна. Свое первое слово “баба” серьезный не по годам розовощекий Никита произнес в местном доме ребенка... Сейчас Люда задумывается о его будущем: в какой садик отправит, когда вернется с ним домой, какие будет читать ему книжки. “Саша, когда узнал о том, что будет папой, сразу предложил мне пожениться. Но я с ужасом представляла себе свадьбу на зоне. Хотя у нас девочки, нашедшие себе любимых по переписке, запросто регистрируются в таких условиях... Может, ради возможности провести три дня “медового месяца” в законном уединении. Знаете, как здесь тоскуешь по возможности отгородиться от всех, побыть только вдвоем... Мне и Саше позволено только одно в три месяца краткосрочное свидание — переговариваемся через стекло. Но он пересылает мне деньги на Никиту, помогает чем может. Постоянно пишем друг другу письма. А как еще выразить чувства, если не на бумаге?..” — “Как думаешь, он дождется тебя?” — “Я надеюсь...”

“Спасибо мужу за верность!”


Минчанке Ольге, сексапильной блондинке с модельной внешностью — 32. Работала руководителем отдела продаж на фирме “Интергифт”, замужем. Тринадцатилетний Владислав и пятилетний Паша дожидаются маму дома, а в колонии родилась маленькая Мария, любимица всех нянечек в доме ребенка. Оля возила девиц развлекать мужчин в Смоленск и получила десять лет лишения свободы за работорговлю. Возмущается: в одном с ней отряде женщины “мотают” такой же срок за убийства...
“Я могу считать себя счастливым человеком: все мои близкие поддерживают меня в беде, муж регулярно приезжает на свидания, дети пишут письма. За время, проведенное здесь, я многое повидала — как отчаянно рыдали девочки, от которых отказались любимые, какой стресс переживали те, кому несколько месяцев или даже лет не приходили письма от родителей. Предательство близких — это самое страшное, что только может пережить очутившийся в тюрьме человек. Только здесь начинаешь по-настоящему ценить верность, преданность, дружбу и любовь, — говорит Ольга. — Встречи с Игорем (так зовут ее супруга. — Авт.) для меня — просто счастье. По-моему, я на воле так не задумывалась над тем, какой замечательный человек мне достался в мужья. Теперь все как-то виднее...”
Долго рассказывает историю рождения Маши, делится впечатлениями о “страшном роддоме Советского района в Гомеле”, который теперь закрыт на ремонт (“как мы оттуда все вышли здоровыми — не понимаю!”). Показывает фотографии сыновей. “Машу я в ближайшее время, как только перестану кормить грудью, планирую отдать папе. Не дело это, чтобы девочка росла здесь. Она ведь совсем скоро начнет многое осознавать, а первые детские впечатления остаются с нами на всю жизнь!” — “А папа-то согласится?” Ольга победоносно улыбается: “Надо знать Игоря, для него дети — смысл жизни. Он и еду может приготовить, и убрать за ребенком. Пока я кормлю Машу, могу с ней видеться пять раз в день. Потом только дважды в день по будням и четыре раза за сутки в выходные. Этого очень мало для полноценного общения со своим ребенком. Конечно, у нас замечательные нянечки, благодаря им детки ухожены, сыты, здоровы. Но разве может кто-то заменить малышке родителей? Раз уж мне суждено здесь “застрять”, пусть папа подарит дочке нормальную жизнь...”
Через час с лишним беседы девушки настойчиво просят поторопиться: если хотим успеть сфото-
графировать их с детьми, нужно не мешкая идти в дом ребенка. Скоро на швейном производстве начнется вторая смена, а там никто не посмотрит, что приехали корреспонденты, и засчитают прогул...
Быстро проходим по территории колонии. Рядом со зданиями, где живут осужденные, — клумбы с дивными розами. Их девушки высаживают сами. Чуть поодаль магазин, где можно купить все — от колготок до конфет. А вот и симпатичное строение, раскрашенное в веселые тона. Здесь живут самые маленькие обитатели зоны, разделившие судьбу своих мам и ставшие невольными “заключенными”. Алла, Люда и Оля подхватывают на руки своих ребят, начинают целовать их в пухлые щечки. Охотнее всех нашему фотокору позирует шестимесячная Маняша — в улыбчивой малютке уже нетрудно угадать будущую покорительницу сердец. Дарья, в джинсовой косыночке и красной кофточке, одаривает маму бесконечными “бусями”: соскучилась. Красавчик Никита недовольно уставился в объектив фотокамеры и ни в какую не пожелал улыбаться незнакомым дяде и тете: малыша только что подняли после дневного сна...
Глядя на трех молодых женщин, таких искренних в своей материнской любви, я вспоминаю слова, которые произнесла Ольга, когда я уже выключила диктофон: “По мнению психологов, после трех лет “отсидки” женщина уже не сможет быть полноценной женой, хозяйкой, матерью. Многие из нас осуждены на гораздо большие сроки...” Я не знаю, дождутся ли девушек их любимые, хотя от всей души желаю им этого. Не знаю, какими они будут хранительницами семейного очага на воле — да это пока и не главное. Но я не верю, что время и обстоятельства смогут похоронить самое святое, что есть в каждой из них, — любовь к своим детям. А ради этой любви они готовы начать жизнь заново — с обязательной работой над ошибками и непоколебимой верой в то, что Даша, Маша и Никита обязательно будут более счастливыми и удачливыми, чем их мамы...

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter