Маленькая княгиня белорусского балета

В балете примерно как и в политике: нет человека - нет проблемы.
В балете примерно как и в политике: нет человека - нет проблемы. Стареет плоть - исчезает искусство. Балет - это только здесь и сейчас. В прошедшем времени для танца нет места даже на музейной полке. Жестоко. Но зато те единицы, кто в неравной схватке с материей все-таки отвоевывал себе место в зрительской памяти и после ухода со сцены, превращаются почти в легенды.

Тринадцать лет назад перестала танцевать народная артистка республики Людмила Бржозовская. Но до сих пор ее место примы в нашем Большом театре не занял никто. Есть в труппе талантливые балерины, есть обещающие и многообещающие артистки, а беспрекословных звезд, какой была когда-то она, пока нет. Признаться, меня это радует. Когда за человеком слишком быстро закрываются двери, начинают одолевать сомнения в смысле жизни. Бег времени тогда напоминает суету. Но мы же все-таки не на физзарядке, где: "По порядку рассчитайсь!", и все равны, и все счастливы. Природа должна делать паузы. Очевидно, для создания избранных, неповторимых человеческих образцов природе тоже требуется передышка.

Много лет подряд я видела Людмилу Бржозовскую на сцене. В моей памяти образ балерины остался таким: очень хрупка и очень трагична. Про себя называла Бржозовскую "маленькой княгиней". Отрешенность, отреченность от земного угадывались даже сквозь грим в ее невероятно прозрачных и выразительных глазах, где словно читался немой вопрос толстовской героини: "Люди, за что же вы меня так?" Конечно, тогда ни я, ни тем более Людмила, как говорится, в расцвете сил и славы, не могли предположить, что однажды этот или примерно этот вопрос ей придется задать самой себе вслух. Почему? Потому что жизнь длиннее, чем любовь. Потому что уйти со сцены - это умереть, а возрождаешься ты уже все равно другим человеком. Потому что приходит время и судьба делится на две неравные части: в первой - почти шахтерский труд балерины и почти королевское поклонение и аплодисменты любимой артистке; во второй - опять шахтерский труд, но уже педагога, матери, главы семьи и добытчика. Труд, который, как известно, овациями не увенчивается.

И все-таки место балерины Бржозовской в театре не занято. "Придут иные времена, взойдут иные имена", - жизнь, конечно, не стоит на месте. Но, к счастью, это будет уже совсем другая история...

- Людмила, признаться, я робею перед вами... Говорят же, балерина - это не женщина. Это - балерина... Как мне вас разговорить?

- Я не молчунья. Когда нужно, то нужно.

- Тогда давайте сразу про любовь. Почти 20 лет вы танцевали вместе с Юрием Трояном. Он был вашим партнером и мужем. Бржозовская и Троян - публика произносила ваши фамилии в одно слово. Талантливый дуэт, счастливая семья... На чем держался больше ваш союз: на творческих узах или на внутренних, любовных?

- Теперь, после того как мы расстались, думаю, что на творческих. Наш роман начался на балете "Ромео и Джульетта". Мы стали разучивать партии, вливаться в образы и... действительно превратились в Ромео и Джульетту. Шекспир, Прокофьев, гениальная поэма, гениальная музыка - холодными сердцами нам, двадцатипятилетним, этого было не одолеть. Мы не смогли формально станцевать спектакль и отчаянно влюбились друг в друга. Случилось то, что должно было случиться. Но я была замужем за известным журналистом. Страшно переживала, что приношу любимому человеку такую боль. Чувство неловкости, стыда - я помню их до сих пор. Но... ушла. Свою первую любовь, выходит, я принесла в жертву (а может, в дар?) своей профессии, инстинктивно поняв, что между семьей и сценой раздваиваться не смогу. Любовь к Трояну была, видимо, частью огромной любви к балету.

- Кто был ведущим в вашей паре?

- Мы чувствовали себя на равных, единомышленниками. Юрий часто шутил, что я - честь и совесть нашего дуэта, так как строго следила за диетой, за формой и дисциплиной. Балет - это что? Сосуды, ноги, кости. Надо беречь свое тело, как дорогой инструмент.

- Знаю по рассказам, что вы отдавали себя работе неистово. И все-таки решились на рождение ребенка. Со стороны ведущей балерины театра, знаменитой солистки - это подвиг: родить сына в 39 лет.

- Да, жизнь преподносит сюрпризы... Ну, во-первых, карьера подходила к концу, а во-вторых, я была так уверена в Трояне... Вообще в рождении нашего сына столько мистических совпадений. Мне голос был: "У тебя будет мальчик". Прага, мы после репетиции выжатые как лимоны отдыхаем в гостинице и вдруг отчетливая мысль: "У тебя будет..." А когда родила, первое, что подумала: "У Плисецкой нет, у Улановой нет, а у меня есть ребенок!" Еще успела посмотреть на сына и отметить: "Похож на Трояна". И потеряла сознание.

- А через несколько месяцев снова вышли на сцену.

- Теперь думаю, что зря. Насиловала истощенный организм, а это могло печально кончиться. Но с другой стороны, зато Сашенька видел меня на сцене! Ушла на пенсию позже, через три года, когда все народные артисты подали в отставку. Шел 1988 год, новые веяния в театре: все артисты - на конкурс, на контрактную основу. Теперь это привычно, а тогда нас такое требование покоробило, чуть ли не оскорбило. Подали в отставку мы с Трояном, Саркисьян - в общем, все народные артисты. Но жизнь моя по-прежнему оставалась очень насыщенной. Во-первых, сын. Он стал главным в моей жизни после рождения. Потом учеба в институте культуры - надо ж было получать высшее образование, чтобы впоследствии заниматься педагогикой. Еще пригласили на съемки фильма "Миф" в Ленинград - художественная лента о балетной жизни. А у Юры вдруг в жизни образовалась пустота. После славы, комфорта, гастролей ему все казалось рутинным, обыденным. И сын, оказывается, не помог. Юра от нас ушел, и тут у меня появилось чувство, что я лечу в пропасть... Но однажды что-то подхватило меня и поставило на место. Чувство брошенности исчезло навсегда.

- "Цель жизни - жизнь". Тем более у вас такие примеры жизненной стойкости в семье... Ваш отец, известный художник Генрих Бржозовский, в 80 лет, кажется, обрел вторую творческую молодость, показал огромную персональную выставку новых работ. Тогда, в 1994-м, помню, все ахнули: Бржозовский, суровый реалист, - и вдруг море букетов, море вдохновения и импрессионизма.

- Прямо с выставки немцы и итальянцы купили у отца более 200 работ. Но, кстати, они предпочитали соцреализм. И все время спрашивали, может ли отец нарисовать Сталина.

- А что, у Генриха Францевича ни одного портрета вождя не нашлось?

- Представьте, нет. Ленин был, Горький, Купала (он с поэтом дружил до войны), Дзержинский. Кстати, о Феликсе. Когда в 1919 году наша бабушка осталась одна в Минске с 5 детьми (муж пропал без вести), она написала Дзержинскому в Москву, и он помог устроиться ей на работу в детский дом. Почему Дзержинскому? Она знала его мать, по своей юности - ведь мы тоже из поляков. Хотя есть в нашей родословной и настоящий индус... Где-то в конце 80-х я с Трояном, будучи в Москве, нашли внуков и правнуков Дзержинского, встретились с ними, тепло посидели. У них у всех другие фамилии, и о "железном Феликсе" лишний раз там стараются не вспоминать. Но я от политики всегда была страшно далека. Как, впрочем, и отец. После войны (он партизанил) как ушел в себя, так десятилетиями не вылезал из мастерской, много работал и много молчал. Поляк, не пролетарского происхождения, не член партии, не писал придворных тем, а все букеты и пейзажи... Время востребовало его по-настоящему лишь в 90-х. А тут уже и старость. Папе сейчас 91 год.

- Говорят, все мы родом из детской. Расскажите подробнее о вашей семье.

- Ангелом-хранителем семьи, конечно, была наша мама. Ее уже, к сожалению, несколько лет с нами нет... Только она умела так собирать букеты цветов, что отцу хотелось их писать и писать. Она же и в балет меня отвела. И... на этом почти все впечатления детства у меня кончаются. Как только я встала у станка в хореографическом училище, остальная жизнь почти перестала для меня существовать. А когда стала взрослой балериной - тем более. Что было необходимым, так это найти глазами маму, сидящую в зале, - она ходила на все мои спектакли и рецензировала их потом, как настоящий профессионал. Теперь понимаю, что семья - мама, отец, сестра Наталья - меня пестовала, оберегала. Дома была отличная духовная подпитка, среда художников, режиссеров.

- Одних ваших портретов сколько написано...

- Ох, я не любительница позировать. Однажды сломала ногу, так некуда уж было деться, все равно дома сидела...

- Зато в Национальном художественном музее есть теперь парадный портрет балерины Бржозовской кисти Александра Шестакова. А на стене в вашей гостиной чья работа?

- Бориса Заборова. Не узнали почерк мастера? Да, это очень давно, в юности. Мы жили с ним в одном доме, а теперь Заборов - мировая знаменитость, парижанин.

- Думаю, вам, великой балерине, судьба подарила много великих встреч.

- Однажды на сцене Римской оперы мы выступали на фестивале, который вела сама Джульетта Мазина. После концерта она даже пришла к нам в гримерную со своей внучкой. Франко Дзеффирелли тоже подошел, поблагодарил за выступление и подарил нам изысканные сувениры: "Это вам и вашему Адаму". Мы с Юрием танцевали адажио из "Сотворения мира". С Альберто Сорди там же познакомились. Он все шутил: "У вас действительно будут настоящие костюмы Адама и Евы?" Но и дома, в родном театре, была необыкновенная атмосфера, работали великие артисты. Какие имена в опере: Зиновий Бабий, Нинель Ткаченко, Светлана Данилюк, Тамара Нижникова. А когда Глушаков и Шимко пели знаменитый дуэт из "Манон Леско", я просто впитывала каждый их нюанс, чтобы потом перевести его в пластику тела. Эпоха! В балете тоже целая плеяда выдающихся артистов. А хореографы? Сначала Дадишкилиани, Андреев, Стуколкина, Мессерер, Захаров, потом Елизарьев - это же величины!

- Сейчас вы в Большом театре работаете педагогом. Скажите откровенно, это приносит вам удовлетворение?

- Видите ли, педагогика - это улица с двухсторонним движением. Удовлетворение - это когда тебя понимают. А то ведь бывает и другое: отдаешь душу, а все усилия уходят как в песок. Биотоки, значит, с ученицей разные. За последний сезон мне пришлось подготовить 25 главных партий с молодыми танцовщицами. Из театра по разным причинам стали уходить солистки, и в спектакли пришлось срочно вводить молодежь чуть ли не из кордебалета. Впрочем, есть несколько очень достойных артисток. Ольга Гайко - в 17 лет уже стала Одеттой-Одиллией в "Лебедином", Марина Вежновец хорошо станцевала Зарему в "Бахчисарайском фонтане". Звездочки намечаются...

- Людмила Генриховна, а какая сейчас пенсия у народной, дважды орденоносной балерины республики?

- 60 тысяч плюс 10 за звание. Так что и по этой причине не работать я не могу. Преподаю еще на театральном факультете Академии искусств. Хорошо что в свое время сдала на права. Теперь с утра за руль - и до вечера.

- Да, судя по тому, сколько раз переносилась наша встреча, образ жизни у вас по-прежнему активный. Зато вы в отличной форме!

- А мне всегда нравились полненькие...

- Будем считать, что обменялись любезностями. Спасибо за интервью.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter