Люди на болоте

Бывшие узники концлагеря Озаричи до сих пор помнят пережитое

Бывшие узники концлагеря Озаричи до сих пор помнят пережитое

Это одна из первых нацистских душегубок в Европе, о которой мир узнал за многие месяцы до Тростенца и Освенцима. Но сегодня, говорит Геннадий Баркун, главный архивист Национального архива, Озаричи оказались как бы в тени других лагерей, где жестоко расправлялись с мирным населением, расстреливали, сжигали в крематориях.

— Здесь в марте 1944 года людей согнали в лес, на болото и заразили тифом. Это был, пожалуй, беспрецедентный способ геноцида, что особо отмечалось на Нюрнбергском процессе. Из более чем 50 тысяч заключенных лагеря выжило 30 с лишним тысяч.

Кров заменяли кусты, из которых пытались строить шалаши, воду им заменял растопленный снег. Но и ее пить было невозможно: всюду была грязь — болото ведь, естественные потребности отправлялись на месте, все смешивалось...

Люди мучились в ожидании верной смерти. Женщины, старики, дети. Из десятков деревень Могилевщины и Гомельщины свозили сюда крестьян и сортировали. Крепких парней отправляли на работу в рейх или строить укрепления на линии фронта — перед приближающимися силами Красной Армии. Прочих сгоняли за колючую проволоку.

Несчастных заражали тифом по коварному замыслу: если Озаричи будут взяты, а красноармейские части стояли всего в трех километрах отсюда (само местечко Озаричи освободили еще 20 января), то освободители столкнутся с больными узниками и в регионе вспыхнет массовая эпидемия...

Леониду Каранкевичу было всего семь лет, когда вместе со всей родней его погнали из деревни Гуты Кировского района в Озаричи — за 100 километров от малой родины.

— Это было 8 марта. Я гулял по замерзшему пруду, когда услышал, как мама зовет домой. Прибегаю, а на улице грузовики и автоматчики в противогазах. Посадили на машины, потом, помню, долго ехали в товарняке. Взрослые по очереди сидели — так тесно мы были прижаты друг к другу. От станции Рудобелка пришлось идти пешком. А там все в дыму: горят подушки, вокруг валяются миски, разные вещи, попадаются обугленные человеческие тела, чьи–то руки, ноги торчат из–за кустов... Кто отставал от колонны, того расстреливали. Над нами все время стоял гул: стоны, крики...

Прибыли в лагерь мы только на третий день пути, — продолжает Леонид Платонович. — Маме удалось захватить кочку — сухой участок, сделали шалаш из веток и жили так четыре дня. Хлеб лишь однажды привозили. Подъехала машина, и с нее стали бросать буханки в толпу. Мне попала одна в спину, другая в голову. Мама их схватила. А за ней сразу другие люди ринулись, кто–то половину булки оторвал все–таки. Тогда много людей погибло в давке.

...Озаричи освободили с 18 на 19 марта. В боях за лагерь погибли две с половиной тысячи наших солдат. Первые, кто пытался вырваться на свободу, подорвались на минах... Тысячи истощенных, больных тифом узников не могли сами передвигаться — их укладывали на носилки, выносили из лагеря и на повозках развозили по соседним деревням, в шестнадцать специально организованных госпиталей.

До мая Леонид не мог ходить. И только в середине лета его семья смогла вернуться в родную Гуту, освобожденную от оккупантов.

 

БУТКО Виктор.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter