Любимцы Большой Медведицы

.
...Раков раскинулся в огромной чаше, потому природные невзгоды обходят его чаще всего стороной. Проверено на себе: в день командировки в Минске лил дождь, а в Ракове (совсем рядом) - ни дождинки. Но о времени этого, увы, не скажешь. Здесь оно здорово откорректировало действительность.

Нынче Раков - заурядная деревня. Без особых примет. Сельчане занимаются земледелием, держат коров и лелеют прочую живность. Трудоустроены в большинстве своем по окрестным оздоровительным лагерям и санаториям. Благо их по округе десятки.

В этой деревушке все на контрастах построено. Два магазинчика: частный и государственный, лоб в лоб, столовая-рюмочная напротив заколоченного кинотеатра. Впрочем, этим сегодня удивишь лишь того, кто в белорусской деревне давно не был. В типичную картинку не вписываются только старинная церковь, которой вот-вот 300 лет исполнится, и стоящий напротив нее костел начала прошлого века. Да еще слишком большое, слишком старое, слишком мемориальное для деревни кладбище. Здесь сохранились могилы тех, кто жил не в маленькой деревне, а в крепком богатом местечке. Еще 70 лет назад Раков имел большую известность. Как столица польской, да и вообще европейской контрабанды.

Колбаски пани Федоровичевой

Ни от чего так не веет флером эпохи, как от лиц на старых фотографиях. У художника Феликса Янушкевича фотографий Ракова и его жителей множество. Вообще, Янушкевич - главный хранитель прошлого, местный гид без лицензии и историк без диплома. Просто он живет параллельно в нескольких эпохах. И там, в старом Ракове, ему куда просторнее. А деревня эта вот еще чем примечательна по белорусским меркам. Здесь целых 3 музея. Один из них - музей Белорусской академии изобразительных искусств, два академика которой родились в Ракове. Сейчас Феликс Янушкевич - главный хранитель музея где собраны его и брата работы. Впрочем, художественная галерея посреди деревушки - тема особая, об этом лучше поговорим в другой раз. Пока же - небольшая экскурсия в Раков контрабандистский.

...Иная жизнь у зажиточного Ракова началась по Рижскому мирному договору 1921 года. Раков стал приграничным польским местечком.

Фото на старых картонках рассыпаны по кружевной скатерке. Работы местных фотоателье и заезжих фотомастеров. Раков любили снимать. И объект для съемки благодатный, и люди зажиточные - на карточки не скупились. Шумят на фото знаменитые местечковые ярмарки. "Привилеи" на них выдал еще король Август III. Два конских и большой базар по понедельникам - по этим "патентам" они, между прочим, до самой войны работали. Кстати, до сих пор на Раковский базар, который уж славных дней и не помнит, пол-Минска за мясом ездит.

На фотографиях вместо нынешнего сельсовета - двухэтажный торговый центр. Огромный, из красного кирпича. Старики вспоминают, какого труда стоило на послевоенных субботниках его разобрать.

- В Ракове жила пани Федоровичева, - на польский манер затягивает Янушкевич. - Ей письмо из 1914 года. Там обращение "ясновельможная пани". Такое обращение - только к князьям. А пани Федоровичева сего почтения удостоилась за свою коптильню. На нее работал целый раковский рынок. И своими колбасами и копченостями она держала Берлин, Дрезден, Варшаву. Держала их вот так, - Янушкевич трясет перед носом кулаком. - До 1939 года самая уважаемая краковская колбаса была из Ракова!

Старые виды Ракова пугают - так все непостижимо изменилось. Здесь же дома стояли, как старые прусские особняки, что еще сохранились в Калининграде. Здоровущие, с выносными балками. Центральная улица набита лавчонками и ресторанами, словно перезрелый гороховый стручок.

В 20 - 30-х годах минувшего столетия Раков гремит фокстротами. Свои оркестры играют едва ли не в каждом ресторанчике. А таких здесь ни много ни мало почти сотня. И работали они день и ночь. Клиентов всегда хватало. Как и покупателей у 134 магазинов. Даже публичные дома были. Золото ведь через границу ходило в ту пору едва ли не возами. И часть его оседала. А когда оно оседает, оно ж на карман давит...

Раков быстро снискал репутацию местечка шального. Гуляли здесь широко. Жили фартово. У каждого была заветная стежка-тропинка, что полноводным ручейком золотишко в карман намывала. Потайная, конечно, стежка.

Уже позже, после войны, раковляне часто клады находили. Здесь каждый что-либо прятал. Ведь перед самым началом войны многие и вещи упаковать успели - на август 1941 года планировалась депортация раковлян-контрабандистов в Сибирь. Негоже людей неблагонадежных у западных рубежей иметь. Но не успели. Да и еврейских скарбов здесь много было. Поначалу жители местечка о находках своих помалкивали. Тихо, по-семейному разбирались. Но после некоторых инцидентов стали все же о находках ставить в известность государство. "Совесть" в потомках контрабандистов проснулась поле того, как "прогорел" один земляк. Гулял в Минске в ресторане, напился, из кармана рассыпались золотые копейки. О том быстро сообщили куда следует. Позже уж мужик все золото отдал. Но не помогло - срок получил. А после тюрем и не оправился. Хозяйство крепкое захирело. Сгинул человек. А деньги эти бабкины еще были, из кубышки...

Заветная книжица

- Эту книгу первый раз я увидел у своего дядьки в Польше в 1972 году, - Феликс Янушкевич листает истлевшие страницы. - Но тот лишь показал ее мне - почитать не дал. Настрой в ней антисоветский, а в ту пору такая литература слишком дорогого могла стоить. А между тем - это единственное художественное произведение, где есть подробное описание довоенной местечковой жизни. Здесь есть каждая раковская тропинка, каждый дом.

Это самая знаменитая книга о Ракове, роман Сергея Песецкого "Любимец Большой Медведицы". Она немало переиздавалась за рубежом, но у Янушкевича хранится редчайший экземпляр - издания 1937 года, на аутентичном языке того времени. С предисловием польского писателя Н.Ваньковича. Это "повесть-дневник контрабандиста, приговоренного к смертной казни, написанная на 11-м году тюрьмы". Родом Песецкий был из Смиловичей. Участвовал в антисоветских формированиях. Позже осел на польской территории. В Ракове.

- Он работал на все разведки, - смеется Янушкевич. - Конечно, его деятельность закончилась естественным образом - он просто запутался. Да и по природе своей он не служака был. А вот то, что через границу контрабанда идет возами и что на этом можно разбогатеть, быстро смекнул. Чего тут только не творилось. Хлопцы-контрабандисты, которых нанимали товар через границу переводить, сами же на этот товар налеты устраивали. Инсценировали нападения.

Наш герой, шустрый малый, остановил всю контрабанду на границе Столбцы - Радошковичи. Как теперь говорят - сам стал контролировать этот участок. Банда его была самой серьезной на границе. Сокровища свои они прятали в дуплах деревьев, закапывали. За ним охотились и Советы, и поляки, за его поимку была назначена солидная сумма. На него таило обиду и местное население, которое он фактически лишил заработка. Они-то скорее всего и сдали его. Песецкого посадили в Польше в тюрьму, в которой люди гнили заживо. По всем расчетам, он просто должен был там умереть. Но он выдержал 11 лет. Потом по ходатайству Ваньковича парня перевели в Гродно, в обычную тюрьму. Освободили его немцы, когда началась война. А он сделал финт, связался с польской Армией Крайовой и возглавил отдел по уничтожению коллаборационистов. Уже после войны он принудил немецкого летчика приземлиться в Швеции. До 1964 года в английской разведке считался специалистом по Востоку. Издал множество книг. Про него сняты многосерийные фильмы в Италии и Швейцарии. Книги изданы на многих языках мира.

Впрочем, здесь это всего лишь фигура, сильно повлиявшая на ход местечковой жизни. После поимки Песецкого все стало на свои места. Все по-прежнему работали с контрабандой. Но уже спокойно. В первую очередь переводили людей. Оттуда. Белых офицеров, их семьи. Это был хороший доход. И самый дорогой бизнес. Тут работали специалисты высшего пилотажа. Пройти на козьих ножках для них - шутка. Раков был богатым городом - немалое количество вещевой контрабанды здесь оседало. Барышни местечковые в дорогих шелках щеголяли, мужчины лучший табак курили. Основными же контрабандными статьями были спирт, наркотики, мануфактура, меха и золото.

- И поныне, - Янушкевич лукаво щурится, - в душе каждого раковлянина сидит маленький контрабандист. Все старики, уже на моей детской памяти, любили с оружием поиграть. Ходили ворон стрелять на Миронову гору. У них это в крови было. Врожденное. Дед Казик тут у нас жил по соседству, без конца на ноги больные жаловался, хромал. А однажды рассказал, отчего ноги-то болят: шел с контрабандой, его засекли польские пограничники. Они "гойсали по берегу Манюньки", а он всю ночь простоял в речке. Зимой. А двух братьев его, тоже контрабандистов, застрелили.

...Музыка над Раковом давно не звучит. Разве что изредка, если свадьба какая, погрохочет да закончится голосистыми спевками. Местная инфраструктура дышит на ладан. Статус деревни, которого прежде добивались (ведь за работу в селе многие солидные надбавки получали, льготы), теперь довлеет - большое село финансируется как малюсенькая деревушка. Потомки контрабандистов присмирели. Исправно служат в окрестных здравницах, разъезжаются искать счастья в больших городах и мечтают подкопить деньжат. Увидеть Польшу. Поглядеть на страну, где жили когда-то предки.

- Да только где уж тут, - вздыхает раковлянка Мария, продающая только что собранные боровички у трассы. - Крыша прохудилась, да и старший в школу идет - столько всего купить надо...

Фото автора.

Светлана ЛИЦКЕВИЧ, "СБ".
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter