Маленькая запись большого режиссера реанимировала в соцсетях ожесточенный спор, так какую систему ценностей все–таки считать оптимальной — советскую или европейскую? В полемику втянулись и авторы нашей рубрики. Один из них считает, что СССР рухнул так давно и надежно — пора бы перестать вспоминать его по поводу и без, романтизировать, тем более возвращать к жизни. Оппонент же, вслед за Панджавидзе, усматривает в европейской цивилизации явственные признаки распада и не торопится сбрасывать социалистические идеалы со счетов. Любопытно, мнение кого из журналистов ближе нашему читателю? Ждем ваших отзывов на сайте www.sb.by.
Синдром фарфоровой собачки
Виктория ПОПОВА.
Вопрос о том, считать ли ЛГБТ нормой, вообще само понятие «норма» — это безусловно порождение советской идеологии, с большим мастерством высмеянное писателем Владимиром Сорокиным в романе под одноименным названием. На мой взгляд, советская система–то и рухнула под тяжестью своего желания всех подравнять, отсечь все лишнее и обезличить — «гвозди бы делать из этих людей». Но в природе, мой друг, мы это с тобой хорошо знаем, не бывает ничего одинакового — ни клеток, ни ракушек, ни гвоздей. О людях и говорить нечего. Так что любая система, призывающая к единообразию в чувствах, мыслях, еде и досуге, обречена. О том, что в СССР не было проституции и секс–меньшинств, все в кулачок посмеиваются до сих пор, тоньше всех, по–моему, об этом сказал умница Петр Тодоровский в «Интердевочке». В этом же фильме есть мой любимый пассаж о том, что весь мир свободно покупает и продает валюту, почему в советское время за ее конвертацию можно было загреметь в тюрьму — сейчас в голове не укладывается.
По большому счету, мне совершенно неважно, каких взглядов, сексуальных или политических, придерживается художник. Предпочитаю оценивать человека по его произведениям. Если спектакль или фильм косный, вторичный, искусственный и скучный, невозможно в этом обвинять среду — советская она, азиатская или европейская. Талант конкретного художника существует не благодаря, а скорее вопреки мнению и взглядам большинства. Приведу такой пример. На постсоветском пространстве в драматическом театре лучшими, или так скажем, самыми интересными с точки зрения искусства режиссерами выступили прибалты — Някрошюс, Туминас, Вайткус, Коршуновас. Они первыми сумели скинуть с себя намордники цензуры и проговорить на сцене о чем–то своем, человеческом.
Вспомни, как совсем недавно этим странам, быстро отринувшим СССР, предрекали голод, холод и полнейшее вымирание. Ничего похожего. Была в прошлые выходные в Вильнюсе и Риге, еще раз убедилась в том, что эти города великолепно справляются с переходными проблемами — на улицах и в пабах, к счастью, снова появилась молодежь. Да, им на несколько десятилетий пришлось вжиматься, терпеть, чуть меньше есть и больше работать, но сегодня они по самым лучшим европейским образцам отстраивают себя в самых разных сферах — от услуг до образования. Пройдет еще пару лет, и Вильнюс, и Рига определенно смогут претендовать на звание лучших городов Европы. Да и наш Минск (Витебск, Гомель) куда лучше, чем были 30 лет назад...
Я очень люблю послушать космонавта Леонова. Человек прожил большую интересную жизнь, ему есть о чем рассказать. Но у меня ухнуло сердце, когда он, зная о советских репрессиях и геноциде не понаслышке — Сергей Королев лично рассказывал, как на допросах в НКВД в 1938 году ему размозжили табуретом голову, — так вот, на вопрос, стоили ли все успехи СССР тех человеческих жертв, на которые страна обрекла себя, Алексей Леонов отвечает — да. Идея превыше всего.
Нет. Категорически не могу с этим согласиться. Пытаться откопать архаичные формы, преследовать или поддерживать ЛГБТ, давить на личность ради мифической идеи, закрываться, отгораживаться от всего мира железным занавесом вопреки здравому смыслу — это большая ошибка. Советская система доказала свою утопичность только тем фактом, что рухнула без возврата, а желание ее реанимировать меня, мягко говоря, удивляет. Больше всего поражает, когда на защиту всего советского встают молодые люди: когда, в какой момент заражаются они этой идеей — непонятно, страшно и любопытно одновременно. Боюсь, что это синдром «фарфоровой собачки», описанный Джеромом К. Джеромом в книге «Трое в лодке»: при раскопках потомки достали на свет безвкусную фарфоровую побрякушку и приписывают ей прелести, которые за «собачкой» при ее жизни совсем не водились.
Я вот абсолютно не соскучилась по тем временам, когда в телевизоре были скучнейшие съезды, в магазинах ничего нельзя было купить просто по той причине, что там ничего не было, а за поцелуй с одноклассником исключали из комсомола и ломали дальнейшую судьбу. Столько томов написано на эту тему... Порой мне кажется, Роман, что ты меня просто троллишь, защищая СССР. Прости, но никак не могу поверить в твою любовь к той эпохе. Напоследок, я уверена, что наш с тобой диалог в то время был бы совершенно невозможен: советская власть признавала только одну форму общения — монолог. Жесткий и страшный.
viki@sb.by
Желаю прозрения
Роман РУДЬ.
Кстати, искусство, в частности театральное, тогда тоже было на голову выше нынешнего, ветрами перемен занесенного к нам из Европы. Сравнивая советскую и западную сцены, великий режиссер Георгий Товстоногов четко предрек, что нас ожидает. Он сказал, что весь зарубежный театр пронизан одной идеей — шокировать зрителя, а не взволновать его настоящими человеческими страстями. И рядом с этим шокирующим искусством подлинные человеческие истории превращаются в ничто. «Я видел в Западной Германии спектакль, где Отелло не душит Дездемону. Он ее вешает в голом виде, и она весь акт крутится перед зрителем на веревке. Ужаснуть зрителя жестокостью и натурализмом — значит быть обласканным и публикой, и критикой». А разве не то же самое мы наблюдаем кое-где сейчас? Самыми популярными и талантливыми почему–то признаются те режиссеры, у которых на сцене больше голых тел и совокуплений. Неужели ради этой «свободы» разваливалась большая страна?
К слову, о свободах. Репрессии, которые ты считаешь неотъемлемым атрибутом всей советской жизни, на самом деле занимали сравнительно небольшой временной отрезок. В конце 1930–х годов на самом деле можно было отправиться в лагеря за малейшую критику власти. Но что было позже? Актер Юрий Стоянов вспоминал, как начинал пародировать Брежнева, учась... на одном курсе с дочерью генерального секретаря. Однажды это дошло до самого Брежнева, который зашел к ним на курс и попросил Стоянова показать ему какую–нибудь из пародий на себя. Конечно, студент показал наиболее безобидную, но все же это была пародия на лидера СССР, продемонстрированная самому генсеку. И Стоянова никто после этого за решетку не упрятал. Антисоветских газет не было, это правда. Но свобода слова — пусть не впрямую брошенного, пусть между строк — все–таки существовала. Для тех, кто умел и желал ею воспользоваться.
Ты, Вика, видимо, вспомнишь о пресловутом «железном занавесе». Мол, он ограничивал свободу перемещения. Но сегодня его нет, больше ли мы стали перемещаться? Думаю, наоборот. Цифра в полмиллиона человек, стабильно выезжающих на отдых за рубеж, не меняется уже много лет. Это те немногие, кто имеет возможность преодолеть гораздо более суровый «финансовый занавес». И перепрыгнуть визовые барьеры. Прочие остаются дома хотя бы просто потому, что путешествовать некогда: надо денно и нощно зарабатывать деньги, которым сейчас придан статус верховного достижения. А в СССР был здорово развит массовый туризм, и народ мог проводить отпуска в Карелии и на Байкале, в Крыму и на Кавказе. Одной шестой части суши хватало для самых разнообразных приключений. Заключу, что сегодня заграница осталась почти такой же недосягаемой, только по иным причинам. А свободы перемещения стало меньше просто потому, что, в отличие от СССР, у людей уменьшилось количество свободного времени.
Что еще сравним? Свободу выбора профессии и работы? Ты будешь возражать, что в Советском Союзе шансы бесплатного получения любого образования, равно как и профессий, были гораздо выше? Человек мог заняться любимым делом просто потому, что оно ему нравилось. А нынче он идет за деньги получать ненавистную специальность только оттого, что она более высокооплачиваемая. В теории, разумеется. Потому что на практике еще пойди найди ее, хорошую работу.
Я уж не буду напоминать про систему образования, массово выпускавшую конструкторов, инженеров, ученых — в отличие от нынешнего поточного производства юристов и экономистов. Не скажу и про здравоохранение... Скажет самый читаемый украинский писатель Валерий Смирнов, с горькой иронией написавший в своем блоге: «Тоталитарная советская власть заставляла моих родителей–пенсионеров каждую зиму садиться на теплоход и отправляться проводить почти месяц в крымских санаториях за счет профсоюза. Они боялись возражать, опасаясь вездесущего КГБ. Но если бы мои родители узнали о том, что в наши дни захворавший журналист, зарабатывающий 2400 долларов в год, должен заплатить из своего кармана всего–навсего 6375 долларов только лишь за три инъекции, они бы яростно призывали к выходу Украины из Империи Зла».
В общем, я понимаю режиссера Панджавидзе. И полностью поддерживаю его прозрение. Тебе оно, надеюсь, еще предстоит.
rud@sb.by
