Кондопога, Новоалександровск и иже с ними, даже Чечня – тоже проявления всероссийской нашей демократии. По стране «зоны конфликтов» – национальных, социальных, групповых и так далее – то слегка затухают, то вспыхивают вновь. Ведь если мы согласились с тем, что основой всего бытия, демократического в том числе, является рынок и конкуренция, то ничего другого и быть не может, любые рассуждения о недопустимости разжигания межнациональной и социальной розни вроде бы входят в противоречие с этим фундаментальным принципом «войны всех против всех». Но одиночки на этой войне проигрывают и гибнут неизбежно, любое объединение на любой основе – религиозной, этнической, социальной, профессиональной и т.п. – повышает «конкурентоспособность» всего объединения и его участников, дает им куда большие шансы спастись и выжить. Диалектика, однако…
Она-то и устанавливает допустимые границы «рыночной конкуренции» внутри государства как системы. Конечно, с обществом, разодранным социальными и национальными конфликтами, никаких шансов на развитие Россия использовать не сможет. Поэтому в целом инициативу депутатов Мосгордумы в нынешних условиях можно считать вполне оправданной: преступников судят все-таки не за национальность, а за совершенные ими преступления. И оглашавшиеся ранее цифры, что по той же Москве на долю мигрантов приходится треть всех совершаемых (читай – регистрируемых) преступлений, не обязательно свидетельствуют в пользу особой криминогенности тех или иных этнических общин.
Более того, именно общая социально-экономическая динамика столицы и обостряет в ней криминогенную ситуацию. Хорошо известно, что именно Москва на протяжении всех 90-х годов получала львиную долю прибылей от «рыночной» трансформации отечественной экономики. До 80% всех денег страны «крутилось» именно в Москве. Здесь сформировался такой рынок платежеспособного спроса, который и по объему, и по уровню стоит на уровне крупнейших столиц мира. Москва испытывает потребность в гигантском количестве рабочей силы: с учетом Московской области в этом регионе сосредоточено уже около 25 миллионов человек – практически шестая часть реального населения страны. И что, всей этой рабочей силе платить среднюю зарплату – пусть не в тысячу долларов с лишним, а хотя бы пятьсот – плюс еще соцпакеты и так далее? Не жирно ли будет?
Вот каким путем движутся рассуждения у очень многих столичных и не только работодателей, в число которых входят, несомненно, и городские власти. Стоит ли после этого удивляться, что «понаехали тут», да еще «нелегально»? Стоит ли после этого удивляться, что в столь жесткой обстановке пышным цветом расцветают разного рода «землячества» и прочие, менее формальные, объединения «понаехавших»? Вы думаете, если бы в одном месте не было так пусто, а в другом – так густо, «приезжие» и прочие мигранты продолжали бы валом валить сюда из своих депрессивных ныне стран и регионов «подрубить деньжат», да и просто выжить?
Все это в абстракции, безусловно, верно. Зато когда вы в темноте возле собственного дома наткнетесь на «группу неустановленных лиц нетитульной национальности» с ножами-кастетами в руках, да хотя бы и без ножей-кастетов, все вышеозначенные рассуждения сразу покажутся очень далекими от правды жизни, а желание «давить и не пущать» – резко усилится. Добавьте к этому, например, проблемы распространения наркотических средств, улично-рыночной торговли, да просто этнокультурной совместимости в быту и так далее – и вы увидите, как проблемы криминогенной миграции на глазах «уходят в бесконечность». А московские депутаты вместо того, чтобы сделать условия жизни для трудовых мигрантов более человеческими, предлагают, по сути, «не фокусироваться» на криминогенных последствиях собственной политики, определяемой интересами власть и деньги предержащих.
Понятно, что запретом на упоминание национальной принадлежности преступников и их жертв в средствах массовой информации проблем криминогенной миграции не решить, но, следует признать, возможности их использования и спекуляции на них в политических целях при этом значительно сужаются. Опыт с «гласностью» горбачевских времен здесь весьма показателен.
Удивляет лишь одно: а как же в случае принятия данного законопроекта будет обстоять дело с повсеместной борьбой против проявлений «русского фашизма», ксенофобии и национализма? Неужели такое действенное орудие пенитенциарной системы, как ст. 282 Уголовного кодекса РФ, отныне станет применяться исключительно в закрытом режиме: без права на оглашение в масс-медиа? Ладно, в случае, когда преступниками выступают мигранты, а жертвами – автохтонное население, это еще можно как-то понять и принять: новые Кондопоги-Новоалександровски нам не нужны. Хотя там все, по большому счету, началось без всякой помощи со стороны прессы.
Но как же тогда быть с еще имеющими место на территории Российской Федерации фактами убийств и избиений иностранных студентов, несовершеннолетних детей мигрантов и тому подобным? Как косвенное поощрение подобных противоправных действий? И как посмотрит на подобное ограничение свободы прессы мировое общественное мнение? Будут ли хранить молчание по этим вопиющим фактам иностранные медиа-концерны и государственные службы? И как поступать нашим СМИ, если, например, российских туристов снова убьют где-нибудь в Таиланде или нападут на них в Польше (прецеденты уже были) с криками «бей!» – пусть не как русских, а как россиян? Не пытаются ли тем самым наши законодатели, подобно легендарным страусам, при малейших признаках опасности спрятать голову в песок (настоящие страусы, впрочем, поступают совсем иначе)? Или какие-то исключения для подобных случаев – со специального разрешения властей – все-таки будут сделаны в тексте новой редакции закона или подзаконных актов к нему, или – что уже будет выглядеть совсем странным – в нормах правоприменительной практики?
На все эти вопросы ответов пока нет. А хотелось бы их услышать.
