Литературный миф

Крыльцо в небеса

Недавно заглянула в популярную компьютерную "Энциклопедию Кирилла и Мефодия". Какой только информации там не найдешь... Что-то она скажет о белорусском классике Винценте Дунине-Марцинкевиче?

Вот тебе на... В статьях, касающихся литературы нашей страны, есть Петрусь Бровка, есть Янка Лучина, есть Нил Гилевич... А Дунина-Марцинкевича нет! Видимо, составители посчитали - не тот масштаб.

Словно опять, уже посмертно, заклеймили "провинциалом".

А сколько он наслышался такого при жизни! Одаренный, образованный молодой человек, входящий в аристократические круги, - и вдруг пишет на "мужицком наречии", да еще о тех же мужиках.

Его талант с благодарностью принял бы любой соседний народ - Винцент Дунин-Марцинкевич, как и многие наши земляки, мог обогатить духовную сокровищницу русского либо польского народов. Ни одна нация не может быть настолько богата, чтобы пренебрегать талантами.

Он выбрал путь самый нелегкий и неблагодарный - остаться со своим народом, лишенным в то время права даже называться собственным именем.

Этот выбор повторяли и повторяют многие. Дунину-Марцинкевичу было труднее всех - ведь последователи имели перед собой его пример. Сегодня, перечитывая его произведения, легко снисходительствовать: русизмы, полонизмы, несовершенные строки... Но если учесть, что поэту пришлось самому разрабатывать литературные нормы белорусского языка, что он стал вообще первым белорусским профессиональным писателем... В отношении к этому человеку часто приходится повторять слово "первый" - автор первой белорусской оперы (сегодня спектакль "Iдылiя" можно посмотреть в Купаловском театре), автор первого перевода на белорусский язык поэмы Адама Мицкевича "Пан Тадэвуш"...

Здание в Минске, где, согласно архивным изысканиям, состоялась премьера "Iдылii" ("Сялянкi"), снесли в 80-х.

Перевод "Пана Тадэвуша" был запрещен в 1859 году цензурой, изданные экземпляры конфискованы и сожжены - чудом сохранились в библиотеках Польши и Литвы несколько изданий первых двух "былиц" поэмы.

Школа для крестьянских детей, которую Дунин-Марцинкевич, предваряя помыслы Льва Толстого, нелегально открыл в своем поместье Люцинка, была по решению властей закрыта, а самому поэту запрещалось впредь обучение кого бы то ни было... (Но из этой школы вышел белорусский писатель Ядвигин Ш.)

Человек становится мифом в ореоле загадок. Загадки есть... Где провел писатель 600 дней, с февраля 1863-го по октябрь 1864 года, как раз когда по Беларуси прокатилось национально-освободительное восстание Кастуся Калиновского? Царские следователи так и не добились ответа. Год в Минской тюрьме - и пожизненное подозрение, постоянная слежка... Дочь Камилла - отважная, талантливая девушка - в ссылке...

Наконец, сундук, по свидетельствам очевидцев, наполненный рукописями писателя, сгорает во время пожара в Люцинской усадьбе.

И все для того, чтобы в 1935 году "пролетарский критик Лука Бенде" провозгласил: "Пладавiты беларускi памешчыцкi пiсьменнiк-рэакцыянер Дунiн-Марцiнкевiч... Творчасць Дунiна-Марцiнкевiча ад першага да апошняга радка прыгоннiцкая па сваiм змесце"?

По тем временам это был безжалостный приговор. На совести Бенде, кстати, немало подобных приговоров живым, оказавшихся для них роковыми.

Но в последнем номере журнала "Беларусь" за 1945 год публикуется неизвестная ранее стихотворная повесть Дунина-Марцинкевича "Травiца брат-сястрыца", а в журнале "Полымя" на следующий год - его "Былiцы, расказы Навума". И кто же публикует эти произведения? Да все тот же Бенде - он собирал архивы своих жертв. Богатейшее собрание сочинений репрессированных авторов!

Итак, постепенно Винцента Дунина-Марцинкевича как писателя и драматурга реабилитировали и подогнали под шаблон выразителя тяжелой доли трудового крестьянства и обличителя эксплуатирующих классов. Некоторые произведения в эту схему не вписывались, посему было принято резюме о противоречиях в мировоззрении.

Ну а нынче ведутся споры о том, точно ли Дунин-Марцинкевич - автор комедии "Пiнская шляхта". Дескать, откуда он мог знать пинский диалект, на котором написана комедия?

А ведь Винцент Дунин-Марцинкевич, он же Навум Прыгаворка, был настоящим романтическим героем! Первую свою жену, 16-летнюю дочь непосредственного начальника, Юзефу Барановскую, автор "Гапона" и "Вечарнiц" выкрал - по всем канонам романтического жанра. То, что писатель принимал участие в восстании, - тоже почти не подлежит сомнению. Никогда не был этот человек и оторванным от жизни отшельником, бессильно проливающим скупую слезу о горькой судьбине своей и бедных мужичков. Был прекрасным семьянином, отцом многочисленного семейства.

В прошлом году мы были в Люцинке. Нас торжественно провели... на то место, где стояла когда-то усадьба "беларускага дудара". Обомшелые ступеньки, ведущие на поросшую травой плоскость фундамента. Вместо стен - заросли сирени. Вместо крыши - небо... "Крыльцо в утраченную память..."

Через пять лет Дунину-Марцинкевичу - 200. Вот если бы на том фундаменте возродилась усадьба! Есть местные энтузиасты, есть авторитетные исследователи - Язеп Янушкевич, Вячеслав Рагойша, Геннадий Киселев, многие другие, занимавшиеся и занимающиеся изучением жизни и творчества песняра. Объективно личность такого масштаба заслуживает не только небольшого музея - целого мемориального комплекса!

"Смяюцца з таго,

крытыкуючы смела,

Што тут адраджаецца

на родных глебах.

Чужое ж, хай кепскае,

узносяць да неба..."

Нет-нет, я все-таки верю в лучшее - как до последнего верил Винцент Дунин-Марцинкевич. Верил в то, что Беларусь перестанут воспринимать как провинцию, а язык ее народа - как мужицкий. Ведь родина - это всегда центр Вселенной.