Авария, произошедшая четверть века назад на четвертом блоке Чернобыльской атомной станции, признана самой крупной в мировой истории техногенной катастрофой. Взрыв поднял в воздух и разнес вокруг огромное количество смертоносных радиоактивных веществ. Он унес жизни сотен людей, тысячи семей заставил бросить родные дома.
Беларусь научилась жить в постчернобыльское время. Мы научились решать проблемы загрязненных территорий, оказывать помощь людям, пострадавшим от радиации. Научились справляться с бедой и строить планы на будущее.
Чтобы это самое будущее было у каждого из нас, уже в первые дни после аварии тысячи людей были брошены на борьбу с последствиями катастрофы. Многих из них уже нет в живых: не задумывавшиеся о собственной безопасности и получившие колоссальные дозы радиации люди умирали. Те, что выжили и сумели сохранить здоровье, неохотно вспоминают о тех днях, стараясь похоронить эти воспоминания в самых глубинах сознания. Накануне 25-летия со дня трагедии мы встретились с ликвидаторами, чтобы услышать их рассказы о том, как это было.
Первый отряд
В чернобыльскую зону Станислав Францевич Свентецкий попал одним из первых, меньше чем через месяц после той страшной аварии. Причем ехать вызвался сам. 31-летний лейтенант милиции, служивший тогда участковым инспектором, узнал, что из числа милиционеров области набирают сводный отряд для командирования к месту аварии. И тут же отправился к начальству с просьбой включить его в состав отряда.
– Почему решил ехать? – задумывается Станислав Францевич. – Потому что было интересно посмотреть, что там и как. Разговоров много, а толком никто ничего не знает.
На сборы дали три часа. За это время Свентецкий успел только заскочить домой собрать вещи. Жены и детей дома не было, так что они узнали о командировке уже тогда, когда повлиять на решение главы семьи уже было невозможно.
В тот первый отряд попали около двух десятков милиционеров из городского и районного отделов. Практически все были моложе Свентецкого, некоторые даже не успели обзавестись семьями и детьми. И все же никто не отказался ехать. Размышляя сегодня почему, Станислав Францевич называет несколько причин. Во-первых, воспитаны были так, что приказы не обсуждали. А кроме того, не особенно-то и понимали, что значит та самая радиация. В школе, конечно, кое-что на тему ядерной опасности учили, да только особенного значения этому не придавали.
В поселок Комарин Брагинского района, расположенный в 30 километрах от Чернобыля, они приехали поздно вечером 20 мая. Перед этим им выдали теплое белье (это в 30-градусную жару!), обмундирование, состоявшее из х/б-костюмов и пилоток. Плюс вручили респираторы со строгим приказом носить их не снимая. Забегая вперед, скажем, что носили они эти самые респираторы чаще на шее, чем на лице. «Ну как ты будешь ходить в этой маске, когда рядом местные жители в сарафанах и без защиты ходят?» – объясняет такое поведение Станислав Францевич.
Когда опасности не видно – ее нет?
Отряд расквартировали в здании школы. Здесь они и прожили больше месяца в ожидании смены.
– Мы сменяли пограничников и военнослужащих внутренних войск, – вспоминает Станислав Францевич. – Вот этих ребят да солдат из химзащиты (в основном, из прибалтийских республик) жалко по-настоящему. На них пришелся основной удар трагедии: первые выбросы из горящего четвертого блока, отселение людей из десятикилометровой зоны, очистка территории. Даже представить не могу, сколько они радиации нахватали. Представьте: вручную весь верхний слой почвы снять с сотен километров, каждую крышу залить раствором! А сами они даже жили в палатках, никаких условий не было. И защиты никакой: респираторы только, как и у нас. Не знаю, живы ли они сейчас.
Отряд, в составе которого был Свентецкий, продолжил вывозить мирное население за пределы зоны отчуждения, а саму зону огораживали колючей проволокой и охраняли от проникновений посторонних лиц. Станислав Францевич вспоминает, что люди, выезжая из родных домов, с собой не брали ничего, кроме документов, да и те, бывало, оставляли. На подворьях оставалась домашняя скотина, птица, коты и собаки. Большинство верило, что скоро вернутся домой: сейчас солдатики все приберут, радиация развеется, и можно будет жить, как раньше… Правда, на горизонте в небо угрожающе смотрели трубы Чернобыльской АЭС и со стороны горящей станции то и дело летели новые облака смертоносной пыли.
– В Гомельской области весна наступает раньше, чем у нас, – рассказывает Станислав Францевич. – Люди к началу мая уже успели засадить огороды: помидоры, лучок, картошку… Погода – отличная, все растет, как на дрожжах. И местные жители из числа отселенных все время пытались пробраться за колючую проволоку, чтобы прополоть свои посадки. По лесам шли, по болотам, как партизаны. А если мы их ловили, то они со слезами умоляли: «Сыночки, пустите, там же картошка зарастет! Мы ж зимой с голоду помрем, нам никто этой картошки не даст. Войдите в положение!»
И пускали. Строго-настрого приказав в случае появления машины начальства ложиться в борозду и не высовываться. Местные благодарили за отзывчивость и прошмыгивали за ограждение. Иной раз по нескольку дней там находились, наводя порядок в брошенных домах.
– С этим отселением такая неразбериха была вначале! – рассказывает Станислав Свентецкий. – Одну деревню, бывало, выселят принудительно, а в соседней только добровольное отселение. Еще было так: деревню отселили, военнослужащие ее «почистили» – сняли дерн, залили специальным раствором крыши домов и построек. Затем в нее провели водопровод, чтобы вода была чистой. И людей вернули в свои дома. Только жить начали, как новый приказ на отселение…
А потом контроль ужесточился, и люди перестали приезжать, понимая, что обратной дороги нет. В ближайших деревнях жители помоложе тоже перебрались к родственникам подальше от места трагедии. Остались лишь старики. Да и те помаленьку стали выезжать. Станислав Свентецкий вспоминает, как к ним подошла весьма пожилая пара с просьбой вывезти в Комарин. С собой старики прихватили из домашнего скарба две подушки да два одеяла. По сути, мины замедленного действия.
– Да никто в тот момент еще не понимал всей опасности происходящего, – говорит Станислав Францевич. – И люди, которые ходили в свои огороды, и мы. Мы ведь и воду пили местную – из Комарина, и развозили по блокпостам ее в бидончиках от доильных аппаратов, которые остались ненужными после отселения людей, да и костюмы свои хэбэшные носили по месяцу. Представьте, сколько пыли там было! А фляжки наши для воды…
Фляжки – отдельная история. Руководство, выдавая их на руки новоприбывшим, попросило к имуществу относиться бережно. Мол, фляжек всего 500, так что нужно их будет еще следующей смене передать. Берегите их. Так каждый день эти фляжки по 12 часов находились в той самой зоне отчуждения, где вещи начинали «фонить» мгновенно. А затем их передали следующим бойцам и милиционерам.
Живность оставалась в зоне отчуждения. До сих пор Станислав Францевич с болью в сердце вспоминает рев недоеных коров, вой собак. Помнит, как в сараях начали подыхать и распухать от жары свиньи, как галопом носились оставшиеся без людей лошади.
«Орден – не мой, наш общий»
…Спустя полгода после возвращения Станислав Свентецкий Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден орденом Красного Знамени. Вручение боевой награды в мирное время сам Свентецкий расценивает как признание заслуг всех ребят, бывших тогда вместе с ним в зоне. И считает награду не своей личной, а общей: ведь достойны ее были все.
К счастью, у Свентецкого от той поездки не осталось «подарков» в виде болезней. Даже со щитовидкой все в порядке. Сам он шутит, что, видимо, входит в узкий круг людей, на которых радиация не оказывает никакого влияния. Правда, та командировка все-таки дала о себе знать: Станислав Францевич мечтал, чтобы в их семье было трое детей. Двое родились еще до поездки в зону, а завести третьего после поездки не решились. Мало ли что, потом всю жизнь жалеть…
– 25 лет прошло, а все как будто вчера было, – говорит Станислав Францевич. – Жалко, что редко с ребятами встречаемся, которые вместе со мной там были. Правда, многих уже нет, кто-то – болеет. А вообще обязательно соберемся в ближайшие дни, примем по 100 грамм, как принято. Вот если бы кто помог организовать нам поездку в зону, где мы были. Так бы хотелось посмотреть, что там сейчас.
Как стирались следы цивилизации
Так случилось, что 25-летний курсант высшей школы МВД Александр Живула попал в зону вскоре после Станислава Свентецкого. Причем в то же самое место – в Комарин. Правда, за прошедший месяц там многое изменилось: стали подвозить воду, запретив пить местную, обустроили быт. Правда, в качестве обмундирования остались те же х/б и респираторы с марлевыми повязками.
К тому моменту окончательно отселили людей из окрестных деревень. Сиротливо стояли брошенные дома. Хозяева, уезжая, даже не стали запирать свои жилища. Рассуждали так: «Если злые люди захотят забраться внутрь – все равно заберутся. Так хоть двери да окна ломать не будут».
Оставшиеся без людей домашние животные, сумевшие выжить, быстро осваивались. Собаки дичали и объединялись в стаи, которые не давали проходу людям. Куры перебрались жить на деревья. Из лесу стали наведываться волки. На дорогах на солнышке грелись ползучие гады – ужи, гадюки. И никто из них не обращал внимания на венец творения – человека.
– Просто диву даешься, как быстро из зоны отселения исчезали следы цивилизации, – вспоминает Александр Живула. – Ведь прошло только два месяца, а такое ощущение создавалось, что людей здесь и не было никогда.
Часть собак прибилась к блокпостам, где были люди. Бедолаг жалели и подкармливали, как могли. Но ведь всех не прокормишь. Помогали продуктами и местным жителям, которые ни в какую не хотели переезжать. Так, пару раз в неделю отвозили хлеб и тушенку двум старушкам в опустевшей деревне.
Александр Живула и его коллеги по нынешней работе, тоже ликвидаторы Валентин Самцевич, Николай Ярошевич и Виктор Проневич вспоминают, что особенно жутко было нести службу ночью. В кромешной тьме (электричество отключили) не слышно было ни одного «человеческого» звука, лишь вой волков и собак. Пугал каждый шорох, любое неосторожное движение: люди стали чужими в этой Зоне. Оружие же было только у офицеров. Остальным служивым в качестве орудия самообороны полагались лишь резиновые дубинки, да и те выдавали не всем.
Время от времени появлялись мародеры, пытавшиеся нажиться на чужой беде. Пробраться в зону пытались под покровом ночи. В очередной раз обходя вверенную территорию, Александр Живула с напарником в предрассветном тумане увидели в поле телегу. Оказалось, «делец» из числа местных решил поживиться, чем можно: коврами да хрусталем.
Захаживали и отселенные местные жители. Они стремились попасть в брошенные впопыхах дома, чтобы забрать самое ценное: припрятанные деньги, обручальные кольца, свидетельства о рождении… Периодически наведывались те, у кого на погостах отселенных деревень остались родные и близкие. Их пускали за ограждение, но только по пропускам и в сопровождении охраны.
Ах, какие были вишни!
Сады в отселенных деревнях в тот год выдали небывалый урожай. Ветки яблонь и даже вишен под тяжестью наливных и румяных плодов и ягод гнулись до земли и обламывались.
– Мы иной раз срывали яблоки да груши и ели, – вспоминает Николай Ярошевич. – Нам врачи разрешали, говорили, чтобы только помыли хорошо. Вот мы минералкой сполоснем, да и едим. Вкусно…
Время от времени над головами пролетали самолеты или вертолеты в сторону АЭС. Они понимали: значит, либо новый выброс случился, либо очередную порцию цемента повезли. И то, и другое грозило опасностью, которая вместе с ветром летела с видневшейся вдали станции. Тогда они пытались прятаться под какое-нибудь укрытие, чтобы переждать, пока пролетит облако поднятой в воздух пыли.
Сегодня Александр Живула, Валентин Самцевич, Николай Ярошевич, Виктор Проневич на здоровье особенно не жалуются. Правда, у всех есть проблемы со щитовидной железой. Но это совсем небольшая цена за то, что пришлось пережить.
В зоне побывал дважды
Михаил Лятос, бывший в то время командиром отделения роты милиции отдела охраны, в 10-километровую зону отселения вокруг атомной станции попал в 1987 году. Их отряд базировался в деревне Бабча Брагинского района. Жили в оставшейся без детей местной школе. Все продукты для жизни были привозными. Сами охранники старались лишний раз даже не ступать на зараженную землю. Так, к школе, в которой жили, вела специальная насыпная дорожка из привезенной «чистой» почвы.
– В то время, когда я попал в зону, с момента аварии прошел год, – рассказывает Михаил Викторович. – Казалось бы, не такой уж и большой срок, а вид отселенных деревень был заброшенный: окна выбиты, все заросло высокой травой, кустарниками. Не покидало ощущение одиночества, какой-то странной жути.
Каждый из отряда постоянно носил индивидуальный накопитель, показывавший, сколько радиации успело осесть в организме человека. Показатели с накопителей снимали медики в Наровле. Они же каждую неделю проводили строгий контроль за состоянием здоровья охранников зоны. Сам Михаил Лятос вспоминает, что главной проблемой было психологическое состояние – работать в таких экстремальных условиях было очень тяжело. Еще раздражала постоянная сухость во рту, ощущение непрекращающейся жажды. А у других его товарищей проблемы случались и посерьезней. Так, командир их отряда уже через полторы недели попал в госпиталь. Вскоре его не стало…
В том году в брагинских лесах был небывалый урожай грибов. Михаил Лятос вспоминает, что местные жители, не пожелавшие уезжать, даже собирали их. Попробовали для интереса собрать парочку лесных красавцев и охранники. Когда отвезли грибочки на радиологическую проверку, то стрелку прибора в мгновение зашкалило. Вот она, невидимая смерть.
Первый раз Лятос вернулся из Брагинского района в полном здравии. Спустя два года поехал в зону еще раз.
Из той поездки, случившейся в зимнюю пору, запомнилась погода.
– Только представьте, на календаре начало февраля, а здесь солнце жарит по-весеннему, снега нет вовсе, – вспоминает Михаил Викторович. – Нам приходилось тушить пожары – горела прошлогодняя трава. Видимо, в природе сдвиг какой-то произошел в связи со всеми этими событиями.
К 1989 году людей отселили уже из 30-километровой зоны. Ее и охранял отряд сотрудников правопорядка Брестской области. На тот момент в зоне отселения остались считанные единицы: люди поняли, что жить здесь нельзя. Зато расплодились дикие звери, птицы, рыба в Припяти. Вопреки слухам, двухголовых мутантов встречать не приходилось. Внешне все выглядели крепкими и здоровыми…
http://nashkraj.by
